А для скандала нужны герои. Известно, главные герои - Томас и Эрих. Однако американцы постараются оставить Томаса в тени, а один Эрих - очень мелкий герой. Кто стоит за Эрихом - такой будет первый вопрос.
"Разыскивают бельгийца". Таинственный бельгиец - вот что могло бы подогреть интерес публики и дать повод для всяких комментариев: представитель левых или правых экстремистов, орудие мафии, коммунистический агент. Короче говоря, нет ничего удивительного, если вскоре ты увидишь свой портрет на первых страницах газет.
Конечно, не исключено, что американцы с самого начала закрыли двери перед носом любознательных: не вмешивайтесь в наши внутренние дела! Возможно, никто и не разыскивает бельгийца. Возможно, все это прятанье на вилле, закрытые ставни, голодание лишь фрагмент очередной инсценировки Сеймура. Держит тебя тут, мол, надо пересидеть, а на самом деле обдумывает какой-то новый ход. Это в его духе. Ради этого он может даже поголодать. Если он тайком не жует за стеной заранее припасенные сандвичи. Это предположение так возмущает меня, что проходит какое-то время, пока я снова собираюсь с мыслями.
"Разыскивают какого-то бельгийца, Майкл". - "Но я же не бельгиец, Уильям. Я - австриец". - "Австриец или бельгиец, они ищут вас. Можете иметь сто разных паспортов, но физиономия у вас одна, как вы справедливо заметили".
Вполне вероятно, что меня все-таки разыскивают. Собственноручно толкнув меня в болото, Сеймур теперь прикидывается моим спасителем. Мол, я столкнул, но не хотел, чтобы вы утонули, мне жаль вас. К сожалению, роль спасителя не перечеркивает его обычного амплуа: если Уильям говорит, что кого-то спасает, можно поставить на том человеке крест. Крест - на Грейс, а теперь, возможно, и на тебе.
Вероятней всего, что ты до сих пор нужен ему. И это не так уж и плохо, ибо в этом случае он будет стараться сберечь тебя еще какое-то время. А потом... Потом - прощайте, Майкл, думаю, вы и сами как-нибудь найдете дорогу, имея два паспорта. Прощайте или пусть земля будет вам пухом - какая разница?
Темнеет. Это наталкивает меня на мысль, что можно шире приоткрыть ставни, чтоб отогнать сон и глотнуть вместо ужина немного вечерней прохлады. Только я высовываю голову в окно, как слышу за спиной знакомый, немного хриплый голос:
- Я уже говорил вам, дорогой мой, что лишняя реклама нам ни к чему.
- Какая реклама? На улице почти темно.
- Да, "почти", но не совсем.
Отхожу от окна и устраиваюсь в кресле.
- Я только что установил, что в холодильнике снова образовался лед. Как вы смотрите на маленький аперитив перед ужином?
- Я считал бы лучше сразу приступить к ужину, - отвечаю я.
- Вы ничего не выиграете, - качает головой американец. - На ужин та же самая жидкость. Не забывайте, что наше виски изготовлено из кукурузы, а если для вас даже кукуруза не еда...
Легко вздохнув, я поднимаюсь с кресла:
- Хорошо, Уильям. Выпьем, только не напоминайте мне про еду.
Приносим из кухни все необходимое и устраиваемся за низеньким столиком. Глотнув ледяного напитка, я чувствую что-то похожее на удар в сведенный от голода желудок и дурман в голове. Поэтому решаю глотнуть еще с чисто профилактической целью. Чем больше у тебя задурманена голова, тем меньше думаешь, что ты голоден.
- Я не намерен интересоваться вашими тайнами, но не можете ли вы что-нибудь сказать по поводу связи? - спрашиваю я.
- Противоположная сторона до сих пор молчит, - коротко сообщает американец. Он щелкает зажигалкой, закрыв огонь ладонью, и на мгновение из темноты проступает его лицо, освещенное желтым пламенем.
- О какой связи вы мне рассказываете, если ни одного раза не воспользовались радио!
- Наоборот, воспользовался. Один-единственный раз. Вчера. Узнал, что документы наших с вами наблюдений переданы куда надо. Речь идет о совсем примитивной радиосвязи в радиусе восьмисот метров...
- ...при помощи которой вы поддерживали контакт с Мод во время позавчерашней операции.
- Именно так. Откуда мне было знать, что после операции возникнут осложнения? Поэтому теперь у меня единственная аппаратура для связи - этот маломощный транзистор. Восемьсот метров - я же вам сказал. Молчание означает, что для Мод нежелательно приближаться на такое расстояние, поскольку дороги контролируются, или же она не отваживается отозваться, зная, что сообщения могут перехватить.
- Не исключено, что Мод просто заболела.
- Мод не может заболеть, - категорически возражает Сеймур.
- Или разбилась в автомобиле.
- Оставьте, Майкл. Легче месяц сбить с его орбиты, чем Мод - с шоссе. Тем более что Мод знает: она не имеет права попадать в аварию в такой момент.
- Учитывая вашу болезненную подозрительность, такое доверие к Мод мне кажется просто странным.
- Я знаю, с кем имею дело.
- А если ее задержали военные?
- Даже если они и сделают это под каким-то предлогом, все равно ничего не добьются. На Мод нитка оборвется, Майкл.
- Вам это лучше знать.
- Знаю. Ибо если нитка не оборвется на Мод, она дойдет до меня. А если дойдет до меня, то может дотянуться и до высокого начальства. Такого никакое начальство не допустит. Нитка всегда обрывается хоть за один виток до высокого начальства.
- Но в этом случае Мод сгорит.
- Грубо говоря, да. Ведь ей за то и платят, чтоб она играла роль электрического предохранителя.
- Точно так же, как и я. С той лишь разницей, что мне никто не платит.
- Ну, ваш случай особый, - признает Сеймур, и снова звенит стакан. Вы даже не представляете себе, как облегчили бы мое положение, если бы вдруг исчезли где-то в неизвестном направлении.
Кажется, он говорит это искренне, и я молчу. Ночной ветер усилился. Постукивают ставни, нарушая тишину, которая наступила в темной комнате.
- Вы вынуждаете меня чувствовать себя виноватым в том, что вы до сих пор не учинили надо мной расправы, - замечаю я, ибо пауза слишком затянулась.
- Я уже думал и об этом. Но, наверное, и вы хорошо знаете: намного труднее спрятать труп, чем живого человека. Живой человек может незаметно пройти мимо полицейского, а на труп он почему-то обязательно обратит внимание. Чей это труп, почему он очутился именно тут, а не в другом месте, кто его оставил... И потом, этот противный запах... Нет, Майкл, вы все же мне друг! И я не хочу видеть вас трупом.
Как-то проходит и эта ночь.
Ночью хоть и с перерывами, но спишь, тебе что-то снится, преимущественно кошмары. А днем намного хуже. Кажется, ты проснулся невесть когда, а на улице все еще утро, мы сидим в кухне после того, как уже давно выпили горький невкусный кофе, последний кофе на этой проклятой вилле.
За свою жизнь я испытал достаточно всяких неприятностей, но я никогда не думал, что так трудно вытерпеть трое голодных суток. Лишь теперь начинаю понимать, что голод такое великое зло. Лишь теперь, когда время словно остановилось, когда даже Сеймур замолчал, а я собираюсь с силами, чтоб снова переместиться на диван и неподвижно замереть там.
- Просыпайтесь, Майкл, - слышу хрипловатый голос.
Голос доносится издали, потому что как раз в этот миг я потонул в бездонной глубине, из которой я не хочу выныривать на поверхность для пустой болтовни.
- Просыпайтесь, Майкл, быстрей! - снова раздается голос.
- А? Что случилось? - бормочу я, стараясь стряхнуть с себя сон.
- Тот тип... Наверное, он ищет вас... Его сюда нельзя впускать, объясняет американец, трогая меня за плечо.
Сделав усилие, поднимаюсь и припадаю к щели в ставне.
На поляне перед виллой остановился черный "опель" - странно, как я не услыхал! - а в "опеле", если мне не изменяет зрение, сидит так называемый шеф Мод - мистер Фрэнк или Франк.
Когда я выхожу наружу, он делает мне энергичный знак подойти.
- Здравствуйте, Каре... Возьмите сумку на заднем сиденье... Это вам передала Мод.
Едва я успел взять сумку, выслушав его невразумительный монолог, как Франк махнул на прощанье рукой, и машина скрылась.
- А тип очень напуган, - замечает Сеймур, когда я возвращаюсь в комнату. - Это плохо.
Он нетерпеливо достает из емкой базарной сумки колбасу, брынзу, консервы, хлебцы - чего там только нет! Наконец вынимает маленький заклеенный конверт:
- Это вам...
- Еще чего! - возражаю я.
- Вскрывайте, это вам, - настаивает американец.
Действительно, на конверте скромно обозначено мое имя. Внутри записка с лаконичным текстом: "Много не ешьте" - и второй конверт - уже без надписи.
- А это мне, - говорит Сеймур.
Он вскрывает конверт, быстро пробегает глазами коротенькое письмо, потом глядит на меня и снова перечитывает. Его всегда угрюмое лицо, кажется, стало еще угрюмей.
- Наверное, плохие новости?
Он задумчиво смотрит на меня, словно все еще обдумывает то, о чем речь идет в письме, потом спокойно говорит:
- Наоборот, новости хорошие, в частности, те, что касаются вас. Контроль на дорогах сегодня днем снят, завтра, наверное, приедет Мод и заберет вас.
