— Тебя послушать — так она милейшая девушка.
— Так и есть.
Встав с постели, Сакакибара до предела отодвинул скользящую створку окна. Снаружи на расстоянии вытянутой руки нависала серая стена соседнего дома.
Ветер сюда почти не проникал — вместо него только захлёстывали брызги дождя. Прищёлкнув языком, Сакакибара снова закрыл окно.
— Да, милая девушка. Работает вроде бы на износ, а такая весёлая, жизнерадостная. Иногда может ляпнуть что-нибудь такое, но душа-то у неё чистая — сущее дитя.
— В твоём описании — прямо ангел какой-то, — с лёгкой иронией заметил Тагути.
Сакакибара в ответ хмуро бросил:
— Вы ничего не понимаете! Вы о человеке только по анкетам судите. Видите, что речь идёт о министре или главе крупной компании, — значит, всё: такой человек к преступлениям отношения не имеет. А если это какая-нибудь девушка из бара или бродяга, сразу чуете, что тут преступлением попахивает. Таким, как вы, никогда не понять, какая это чудесная девушка.
— А ты, значит, понял?
— Да. Потому что во мне живёт свободный дух. Только те безвестные поэты и художники на Монпарнасе могли разглядеть в продажных девицах ангельскую душу! — запальчиво воскликнул Сакакибара, перечислив для примера неизвестные Тагути имена французских художников и поэтов.
— Ну, мне об искусстве судить трудно, — усмехнулся Тагути. — Скажи-ка лучше, не припомнишь ли, где ты был вчера между двумя и тремя часами ночи?
— Это в смысле алиби? — пожал плечами Сакакибара. — Я по ночам работаю. Так что ответить могу только, что в это время сидел здесь один и писал стихи. Стихи сочиняют в одиночестве — ну и, конечно, свидетелей у меня нет. Если воспользоваться вашей терминологией, то алиби нет.
— Скажем, алиби слабое, — желая подбодрить юношу, поправил Тагути и огляделся по сторонам.
Комната была крошечная. Брошенный на пол тюфяк и отсутствие перспективы за окном придавали ей ещё более убогий вид. Н-да, малюсенькая убогая каморка. У стены табуретка, а на ней мимеограф. Всюду беспорядочно разбросаны журналы. Исписанные листы бумаги. На верёвке, протянутой под потолком, висит влажное нижнее бельё. Всё говорило о крайней нужде, которая никак не вязалась с претенциозной вывеской «Научное общество изучения современной поэзии».
— Ты вроде бы говорил, что печатаешь на мимеографе сборник своих стихов?
— Уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь его купить?
— Если найдётся экземпляр, купил бы.
— Вот уж не ожидал, что в полиции найдётся такой сыщик — любитель современной поэзии! — язвительно заметил Сакакибара и, достав с книжной полки книжонку, положил её перед Тагути.
На обложке тоненькой книжицы, отпечатанной на мимеографе, значилось:
«Сборник стихотворений Тэцуя Сакакибары. Издание Научного общества изучения современной поэзии». Заглянув на обратную сторону обложки, где была обозначена цена 50 йен, Тагути достал из кармана монету и положил рядом с пепельницей.
На последней странице книжечки была напечатана краткая биография Сакакибары. Увидев, что автор родился в 1942 г., Тагути подумал, что Сакакибаре столько же, сколько инспектору Судзуки, — двадцать семь лет. В этот момент пришёл управляющий и сказал, что Тагути зовут к телефону.
Звонил инспектор Судзуки, который отправился проверять алиби Ёсимуты. Взяв трубку, Тагути услышал взволнованный голос инспектора:
— Ёсимута бросился под машину!
— Погиб? — От неожиданности Тагути почти закричал.
— Доставили в ближайшую больницу, но врач говорит, что состояние тяжёлое.
Судзуки сообщил название больницы.
Тагути непроизвольно потёр шею.
— Что же там всё-таки произошло?
— Сам не могу понять. Я встретился с Ёсимутой, стал снимать показания. Тут он вдруг изменился в лице, выскочил из дома, ринулся прямо к проезжей улице…
— И сам бросился под машину?
— Ну да! Прямо нырнул. И сделать уже ничего нельзя было.
— Ладно, сейчас приеду, — сказал Тагути и положил трубку.
Когда он оглянулся, за спиной у него стоял подоспевший откуда-то Сакакибара.
— Что случилось?
— А что, волнуешься? — язвительно переспросил Тагути.
— Да нет, так… — скривил губы Сакакибара и повернулся к нему спиной.
Видя, как молодой человек поднимается по лестнице, Тагути поинтересовался:
— У тебя что, с ногами не в порядке?
Лицо его помрачнело. До сих пор он не обращал внимания, что Сакакибара приволакивает левую ногу.
Когда Тагути добрался до больницы, владелец надомной бумажной мастерской Ёсимута уже был мёртв.
— Простите, шеф! — обратился к нему бледный как смерть инспектор Судзуки с таким видом, будто он сам был во всём виноват.
— Что тут поделаешь?! — похлопал его по плечу Тагути. — Ты лучше вспомни: может, он что-нибудь дельное сказал перед смертью?
— В машине скорой помощи по дороге твердил только одно: мол, я не виновен. Это и были его последние слова.
— Ну, а тебе как показалось?
— Когда он бросился бежать, я уже решил, что точно преступник найден, но сейчас думаю, что преступник не он.
— Потому что это были его последние слова? Вообще-то бывают такие люди, что и перед смертью могут соврать…
— Конечно, только по этим словам мы не можем заключить, что он не виновен. Но есть и другая причина.
— Какая же?
— Я выяснил, что Ёсимута был на пороге банкротства. И мастерская его уже была заложена, и ещё на нём висел долг почти в миллион йен. То есть ему позарез были нужны те полтора миллиона, которые ему обещала потерпевшая.
— Ёсимута прекрасно понимал, что если он женится на девице, то получит свои полтора миллиона, а если её убьёт, то ни полушки с этого иметь не будет.
— В том-то и дело. Ведь потерпевшая с самого начала обещала, что отдаст ему полтора миллиона на развитие бизнеса. Так что в этом смысле, полагаю, у Ёсимуты не было никакой необходимости её убивать. Даже если предположить, что ему нужны были только деньги, то он мог бы её убить после женитьбы, получив свои полтора миллиона.
— Пожалуй, — согласился Тагути.
Ему припомнилось лицо Ёсимуты, которого он повстречал вчера в маленькой, как коробок спичек, бумажной мастерской. Когда ему сообщили о смерти Кадзуко Ватанабэ, здоровенный мужик, уже в летах, заплакал как ребёнок. Тогда, видя в глазах Ёсимуты неподдельные слёзы, Тагути решил, что он так убивается из-за гибели девушки, а может, на него просто накатило отчаяние оттого, что полтора миллиона были безвозвратно потеряны и банкротство становилось неизбежным. Если бы не это, едва ли пожилой мужчина стал бы лить слёзы из-за внезапной смерти вероятного брачного партнёра. Ёсимута всю свою жизнь поставил на этот брак.
— Тогда становится понятно, почему Ёсимута бросился под машину. Самое натуральное самоубийство. Никакой твоей ответственности тут нет.
— Так-то оно так… — пробормотал Судзуки, видимо, всё ещё ощущая некоторое бремя ответственности за случившееся. Для молодого человека, у которого перед глазами кто-то покончил с собой, вероятно, не так-то легко оправиться от шока. Надо подумать, что ему лучше поможет оправиться от потрясения: отстранить парня совсем от этого дела и дать немного отдохнуть или же, наоборот, нагрузить работой по горло…
Приняв во внимание, что инспектор Судзуки ещё очень молод, Тагути выбрал второй вариант. Молодой борзой всё же лучше гоняться за дичью.
— В общем, о Ёсимуте и его самоубийстве тебе больше думать не надо, — авторитетно заявил Тагути. — Сейчас, когда Ёсимуты больше нет, самое время подумать о другой крысе, которую нам предстоит поймать.
— Сакакибара?
— Вот именно. Поскольку линии Ёсимуты больше не существует, у нас остаётся только один подозреваемый: некому больше быть убийцей, кроме Сакакибары. Он-то сам уверен, что его никогда не поймают. Но мы ему хвост прижмём. Отправляйся туда и установи за его квартирой неусыпное наблюдение.
Похлопав Судзуки по плечу, Тагути отправил инспектора на задание, а сам опять вышел на улицу под дождь и зашагал к месту преступления. По дороге он вспоминал лицо Сакакибары и мысленно разговаривал с ним: «Теперь ты, брат, остался один в подозреваемых. Больше тебе не удастся использовать пожилого добряка Ёсимуту в качестве прикрытия. Скоро мы тебя выкурим из норы».
Улица была вся мокрая от дождя. По-прежнему над кварталом витали запахи алкоголя и жареного мяса. Из баров и всевозможных закусочных доносились раздражённые голоса посетителей и заискивающее воркование девиц. Какой-то пьяница прошлёпал под дождём навстречу, распевая во всё горло солдатскую песню. Казалось просто невероятным, что вчера на этом самом месте лежало тело убитой девушки. А преступник ещё преспокойно бродит где-то неподалёку…
