это будет продолжаться? Я вас спрашиваю? До каких пор эта ведьма будет жить у нас и наживаться на людских бедах? Посмотрите на нее! Все смотрите! – Он ткнул пальцем в Гелену, сидевшую почти напротив него. – Дьявольское отродье! Раньше таких на костре сжигали.
– Опомнись, Иван Васильич, ты что несешь? – вступилась Марина. – Выпил лишку, так и скажи. Мы тебя отдыхать уложим. Дело обычное, свадьба все-таки. А про дьявола и ведьм – это ты брось.
– Не брошу! – Иван грохнул кулаком по столу, так, что морс выплеснулся на скатерть. – Пусть убирается прочь отсюда! Прямо сейчас!
– Он прав!! – раздался голос деда Михеича. – Ишь, сидит, зенки вылупила! У, бесстыжее отродье.
Комната загудела как растревоженный улей. Кто-то поддерживал Ивана, кто-то старался образумить агрессивно настроенных противников гадания. Лиза беспомощно смотрела на Тараса. Лицо того сделалось серьезным. Она первый раз видела у него такое. Гелена потихоньку встала.
– Надо уходить, – услышала Лиза ее голос. В нем отчетливо звучал страх.
– Да, надо, – подхватил Тарас и тоже встал.
Тут же кто-то схватил его за грудки. Лиза отчаянно вскрикнула. Тарас дернулся, послышался треск – это рвалась новая, купленная специально к свадьбе, рубашка. В воздухе мелькнул чей-то кулак. Лиза вскрикнула громче и зажмурилась. Вокруг гремел отборный мат. Пахло потом и перегаром. Кто-то взял ее за руку.
– Скорей, – услышала она голос Марины. – Идем отсюда! Быстро, не то будет плохо.
Лиза, преодолевая предобморочную дурноту, вылезла из-за стола и послушно пошла вслед за Мариной, то и дело оборачиваясь и глядя на бегущую позади Гелену. Вскоре их догнал Тарас. Лицо его было в крови. В спину им неслись ругань и проклятия.
– Быстрей! – Марина ускорила шаг.
Они, как были, в легкой нарядной одежде, выбежали во двор. Холодный ветер набросился на них, как голодный хищник на свою жертву. Однако Лиза не чувствовала холода. Позади слышались крики и шум.
– Вам надо уехать, – с тревогой проговорила Марина. – Не дай бог, дом подожгут или изувечат. Наши такое могут. Иван их подначивает. Неудивительно: у него мать когда-то от отца с цыганом сбежала. С тех пор он их всех ненавидит.
– Геля не цыганка, – возразила Лиза и посмотрела на Гелену. – Правда же?
Та хмуро промолчала. Они уже входили на свой двор.
– Поторопитесь, – бросила Марина. – Я попробую их успокоить. Или хотя бы задержу на худой конец.
Она скрылась в темноте. Гелена и Тарас вошли в дом. Лиза немного постояла во дворе, прислушиваясь. Из-за забора доносился голос Марины, увещевавший разбушевавшихся сельчан.
– Прекратите! Они сейчас уйдут. Вещи соберут, и все. Погодите малек.
Ей ответил Иван:
– Лады. Ждем пятнадцать минут. Если до этого не слиняют, пусть пеняют на себя.
Лиза кинулась в дом. Свет не был включен, и в темноте с мансарды слышались короткие реплики Гелены и Тараса, шум и шаги. Не успела Лиза что-то сказать, они спустились, уже одетые, с рюкзаками и сумками.
– Прощай, Лиза. – Гелена быстро обняла ее и сразу отстранилась.
Она по-прежнему была спокойна – ни слезинки. Лиза охнула и повисла у Тараса на шее.
– Господи! Нет! Как я без тебя? Я умру…
Ноги у нее подкосились, и она без сил опустилась на пол.
– Ну, ну, будет, – быстро проговорил Тарас. – Сейчас не время для романтики.
– Да, конечно… – Лизе хотелось произнести много слов: он ей дорог, она будет ждать его, надеяться, что он вернется и возьмет ее с собой, неважно куда. Но она понимала, что сейчас лучше промолчать.
– Все. – Тарас нагнулся и мимолетом поцеловал ее в щеку. – Прощай, мечта поэта.
Он проворно пошел к двери, догоняя Гелену, которая уже была в сенях. Хлопнула дверь. Лиза вздрогнула и застыла на месте. Только бы на них не напали на улице! Только бы дали уйти. Взревел мотор «жигуленка», и тут же громко залаяли собаки. Лиза вскочила и бросилась во двор. Неужели Иван решил натравить собак на беззащитных людей?! Что за зверь!
Она выбежала за калитку, но возле забора никого не было. Лиза напряженно прислушалась: собаки лаяли глуше, крики смолкли. Она немного успокоилась. Значит, Тарас и Гелена успели сесть в машину и уехать. Никто им не помешал. Завтра она позвонит им, узнает, где они, как устроились на новом месте. Потом, немного погодя, можно будет приехать к ним.
Ей стало гораздо легче. Руки и ноги перестали дрожать. Она наконец почувствовала холод. Ноги, обутые в легкие нарядные туфельки, насквозь промокли. Лиза на всякий случай прошла до Марининой калитки и обратно: никого. Вопли и ругань стихли. Пьяные мужики разошлись по избам и завалились спать. Молодые наслаждались обществом друг друга. О Лизе все позабыли. В конце концов, это же не она гадала на картах, какой с нее спрос…
Лиза вернулась в дом. Ее трясло от холода. Она скинула мокрую обувь, надела теплый свитер, затопила печь, вскипятила чаю. Не выдержав, набрала номер Тараса.
– Абонент временно недоступен, – ответила трубка.
Значит, едут по лесу. Интересно куда? Деньги у них есть, Гелена, в отличие от Лизы, откладывала приличные суммы с гадания. Можно, наверное, снять квартиру где-нибудь в райцентре или поблизости к нему. Лиза не удержалась и заплакала. Как это возможно – в одночасье лишиться всего? Потерять счастье, купленное такой ценой! Она ненавидела Ивана. Если бы не он, никто бы не стал преследовать Гелену и Тараса. И что ему не жилось спокойно?
Лиза поколебалась, а затем решительно направилась к буфету. Она отыскала в глубине на полке остатки самогона, купленного Тарасом у Михеича, налила четверть стакана и залпом выпила, не закусывая. Горло обожгло. Ноги сразу стали ватными, в голове сгустился туман. Пошатываясь и опираясь на мебель, Лиза кое-как доковыляла до спальни и рухнулась на кровать. Реальность тут же провалилась во мрак, а с ней тоска и боль. Наступила желанное забвение.
24
…Ольга в очередной раз оглядела продукты, лежащие на столе: банка кильки, горбушка черного хлеба, мешочек серой муки и два соленых огурца. Негусто. Но даже это еженедельное приношение являлось для Зарины и ее детей неоценимым подспорьем. Из кильки варили суп со щепоткой муки. Хлеб делили на ломтики и ели с огурцом. Иногда Ольге удавалось выпросить у Михайловны несколько картофелин, которые она давала с неохотой, ворча, что не нанималась кормить «цыганское отродье».
Теперь они ходили в дом Зарины на пару со Светкой или по очереди. Ее отец так и не признал Ольгу: едва та переступала порог, он начинал бурчать из своей комнаты и требовать, чтобы «чужачка» ушла. Интересно, что на Светку его неприязнь не распространялась. Она ему нравилась, он с удовольствием сюсюкался с ней, называя красотулькой и ангелочком.
Ольга помогала Зарине нянчиться с малышами. Сама она до войны пыталась забеременеть еще, но у нее ничего не получалось. Теперь, держа на руках смуглого, запеленутого в ветошь младенца, она испытывала блаженство. От ребенка одновременно шел сладкий запах молока и кисловатый – какашек, и то, и другое приводило Ольгу в восторг. Другой пацаненок, Стефан, сразу привязался к ней, по-хозяйски забирался на колени, строил смешные рожицы и особенно любил перебирать роскошные Ольгины волосы. Иногда он с силой дергал за них, она вскрикивала от боли, и тогда Зарина грозила малышу пальцем либо давала звучного шлепка по голому заду. Стефан заливался плачем, впрочем, очень быстро переходящим в хныканье, а затем и вовсе стихавшим. И он начинал свое баловство по новой.
Ольга так привыкла проводить с Зариной все свободное время, что та стала ей как сестра. Она всегда мечтала о сестре. В семье Ольга была одна, растили ее в чопорной строгости, как истинно дворянскую барышню. Она
