― Тебе идет светлое, — сказала она, — пусть будет этот костюмчик, у тебя хороший загар.
Пластинка оказалась старой, надтреснутой: «Жили два друга в нашем полку, пой песню, пой…»
* * *
Близился вечер. Над Никодимовым озером, всегда пустынным, загадочным, лежала медленная сонная тишина.
Это было самое хорошее время на озере: когда мягкое солнце разливает покой и какое-то удивительно легкое тепло над его черной гладью. Хочется осторожно, не взбивая волны, заплыть далеко от берега, лечь на спину и, глядя в светлое небо, представлять себя единственной живой клеткой во всем безбрежье всеянной. Или, когда тень кедров упадет на воду, — догонять кромку заката…
Лодки, как Сергей и полагал, не было. В одиночестве снимал свой мотор Антошка. Сколько помнил его Сергей, он всегда рылся в моторе, и каждый год они были у него новые — Антошка постоянно с кем-нибудь менялся, причем не всегда выгодно.
Сергей присел на траву рядом с мотором, когда Антошка пристроил его у обрывчика. Поздоровались. Антошка стал протирать свечи, деловито любуясь солнечными бликами на их эбонитовых корпусах.
Сергей сидел в брюках и свитере, а Антошка в трусах и, загорелый до черноты, с выгоревшими бровями, ресницами, казался в эту минуту совсем мальчишкой — лет десяти-одиннадцати.
― Ты хоть катаешься когда-нибудь? — нарушил молчание Сергей.
― А утром — разве не видел? — два часа гонял! ― хоть бы кашлянул! — кивнув на мотор, как на что-то одушевленное, с готовностью отозвался Антошка: Сергей сам подсел к нему, сам затеял разговор, и потому в лице его уже не было вчерашней настороженности. Я вижу всегда, что ты роешься, думал, выходить некогда, — сказал Сергей.
― А что здесь ходить? Тут все исхожено. Собираюсь будущим летом по Енисею проплыть, — сообщил Антошка как о чем-то давно решенном, коротко глянув на Сергея снизу вверх.
― Лодку при тебе забрали?
― При мне! С полчаса никак… Я подходил как раз.
― Трое? — спросил Сергей.
― Один! Мухлеватый такой, в фуражке. — Сергей узнал Павла. — Хотел я спросить, кто ему разрешил это, вижу: ружье там у него, весла, действует по-хозяйски, сказал еще: «Майна, вира, стоп и сос!» — про мотор мой, что ли? Я понял, что с разрешения. Знакомый?
― Знакомый… Седьмая вода на киселе.
Антошка успокоился.
― А я тут сегодня еще одну лодку нашел!
― Где? — Сергей почему-то насторожился, только теперь заметив корпус чьей-то лодки, припрятанной в тростнике.
― А вон там! — Антошка показал в сторону правого берега.
― Где Лешкину? — уточнил Сергей.
― Не-е! Дальше гораздо. Почти у того берега. Кирасировская, видать.
«Наяду» он нашел в углу озера, откуда удобней было выйти на Южный. От кирасировской лодки ближе была заимка… Если в ночь пожара и прошлой ночью, когда исчез труп, лодками пользовались одни и те же люди, в их действиях не было последовательности…
― Что ж не оттащишь? — спросил Сергей.
― Нужно еще! ― Антошка хмыкнул. — Они наши лодки сколько раз угоняли! Мою аж с мотором затырили раз в тальнике — едва нашел.
― Я возьму ее, ладно? — спросил Сергей. — Потом отгоню туда.
― Возьми! — согласился Антошка. — Там, правда, одно весло, да и то бросовое, но как-нибудь! Пусть молются доброте моей.
― Когда Лешка уходил перемет ставить, сколько примерно было? — спросил Сергей.
― Да уж поздненько! Темнело, считай, — отозвался Антошка, продолжая энергично протирать бархоткой и без того сияющие свечи.
Сергей прикинул, что приблизительно в это время, если верить Геннадию, исчез четвертый: между семью и десятью. А так как представление о четвертом неразрывно связывалось в сознании Сергея с трупом на пепелище, между лопаток его под теплым свитером пробежал холодок… Какую роль сыграл здесь Лешка?
― Не дружите вы с ним?.. А с кем он дружит? Ни с кем, что ли?
Антошка даже головой повел и смешливо поежился от нелепости такого вопроса.
― Что ему дружить?! У него своя компания! У него девка — модерн! Он с кем попало не будет связываться! Он и в кино если — только с ней!
― Мало ли что девка… — не совсем уверенно заметил Сергей. — Живете-то рядом, учитесь вместе.
Антошка фыркнул.
― Только и всего, что дома рядом! Я его однажды в Сосновске встретил, в машину садился как министр, так даже отвернулся от меня, сделал вид — не заметил!
― Ну, это ты мог перепутать его с кем-нибудь…
― Здравствуйте! Что я — слепой? Сначала-то он даже ухмыльнулся на меня, а как сел в легковушку — и нос на сторону!
Сергей вздохнул.
― А с отцом твоим что у него было?
― Да то же самое! Раньше из-за двоек, из-за пустяков, а тут отец стал на собрании выговаривать ему: за прогулы с девкой этой, за курево у всех на виду. Говорит: взрослым стал, женихаешься? А Лешка сразу на дыбки: «Не ваше дело, не суйте свой нос, плевал я!» В общем, полез в бутылку. Кому это понравится? Директор все-таки.
― Насчет жениховства отец все же зря… — заметил Сергей.
― Зря, конечно… — Антошка нахмурился. — Но ведь к слову пришлось, сгоряча!
― Да я не спорю, — согласился Сергей.
Антошку это явно обрадовало.
― А ты зачем гроб этот хочешь брать? — Мотнул головой в сторону кирасировской лодки. — Давай я тебя на моторе, с ветерком!
― Он же у тебя сломался.
― Мотор?! — Антошка даже глаза округлил от негодования. — Да это я его для порядка чищу! Он у меня, как часы, — не ходики какие-нибудь, а куранты! К осени думаю амфибию сделать. Хочешь, сейчас двадцать узлов дадим?!
― Нет, спасибо! — Сергей поднялся. — Я так, потихоньку… Бывай пока, ладно?
― Бывай! — весело отозвался Антошка. — А то проверим мой ломаный?
Сергей махнул ему рукой, прошел, раздвигая сначала осоку, потом камыши, к лодке. Благо в плетенках на босу ногу: что пыль, что грязь, что вода… Весел в лодке не было вовсе. На дне, под скамейками, валялась узкая дощечка, слегка округленная с одного конца. Ею пользовались на мелководье — вместо шеста, не для гребли. Но выбирать Сергею не приходилось.
Разогнав ряску на выходе из камышей, он сел на корму и, навалившись обеими руками на свое полувесло-полушест, оттолкнулся от илистого дна. Крикнул Антошке:
― Возьмешь меня на Енисей?
― Если без трепу! — отозвался Антошка и сделал рукой движение, как бы вырывая зуб.
Сергей подумал, что, когда уже имеешь друзей, мимо многих хороших людей проходишь, не заметив, а они могли бы тоже стать друзьями.
* * *
На лице тетки Валентины Макаровны были бы к месту все естественные эмоции: и удивление, и растерянность, и радость… Но Лешкина мать была сибирячкой, умела владеть собой и лишь приподняла голову, когда увидела на пороге Алену с ее спутницей.
― Проходите… Проходите, — дважды повторила она, отступая в глубину комнаты, и привычным движением обмахнула табурет у стола. — Садитесь…
Алена вошла первой. Приглашение садиться относилось определенно не к ней, и, пройдя на середину комнаты, так что слева от нее оказалась тетка Валентина Макаровна, справа, у двери, Галина, она остановилась.
― Тетя Валя, я обещала познакомить вас… Это Галя.
Галина покраснела и сделала головой, корпусом неловкий полупоклон.
― Здравствуйте…
Только тогда тетка Валентина Макаровна протянула ей руку.
― Здравствуйте. — Сказала на «вы», что со стороны тетки Валентины Макаровны в отношениях с Лешкиными друзьями было невероятно. Знай это Галина — поняла бы, что первый раунд она уже выиграла. — Садитесь.
Галина прошла и села на краешек стула. Села неуверенно, робко, как и полагается сидеть будущей невестке в присутствии будущей свекрови.
― Мне Оля сказала, что можно зайти к вам… Я бы никогда не решилась…
― Ольга предупреждала меня. Я думала — с Сережкой заговорилась… — Тетка Валентина Макаровна села напротив и после паузы неожиданно добавила: — За эти дни боялась свихнуться тут!
― Боже!.. — воскликнула Галина. — Мы все себе места не находили! Так все неожиданно, так… — Она не договорила.
Плечи тетки Валентины Макаровны сразу опустились, она прижала к лицу кончик платка, что висел рядом, на спинке стула.
― И за что нам кара такая!.. — взмолилась она сквозь слезы. — Хоть бы все образовалось нынче…
Галина вскочила на ноги.
― Да вы не убивайтесь, пожалуйста! Все должно кончиться хорошо! Иначе не может быть! — стала утешать она, и в голосе ее тоже были слезы. — Врач обещает, я ходила к нему!..
Тетка Валентина Макаровна обняла ее за талию и на секунду ткнулась головой в загорелую над овальным вырезом грудь. Потом сразу выпрямилась и мягким, почти ласковым движением отстранила Галину к табурету.
― Конечно, образуется! Как иначе? — спросила она вопреки собственным страхам. — Я до московских врачей дойду!
― Мы тоже думали в область, к знакомым ехать, — сообщила Галина, двумя кулачками, как ребенок, утирая глаза.
