Леша, как раз подошедший к окну, увидел машину Миланы. Она стояла у подъезда неподалеку от его «ласточки». В отличие от назаровского «жигуля» «Мерседес» Миланы был внушителен и красив. Его черные отполированные бока матово поблескивали в свете фонаря. Белая «десятка» на его фоне казалась убогой консервной банкой. К тому же грязной, хотя Леша ее позавчера мыл.
– Хорошая у тебя машина, – сказал он. Он никогда не мечтал иметь «Мерседес», понимая, что не сможет его купить. Но если б ему деньги позволяли, Леша приобрел бы себе именно его.
– Да, хорошая, – согласилась Милана. – И если ты согласишься на мое предложение, сможешь купить такую же.
Тут Леша увидел, как дверка авто открылась и из салона выбрался Гоша Касаткин. Назаров, хоть и ненавидел его по-прежнему, во второй раз за сегодня отметил, что Псих изменился с возрастом в лучшую сторону. Он не дергался, не гримасничал, избавился от тика и производил впечатление спокойного, уравновешенного человека. И он смотрел сейчас на него, Лешу, заметив его в окне.
– А как к тебе на работу попал Касаткин? – спросил Назаров у Миланы.
– Его привел Валера, – ответила она. – Они закадычные друзья.
– Да ты что? Иванов и Касаткин? Ну надо же…
– А что тебя так удивляет?
– То, что волк и ягненок могут дружить.
– Что Валера ягненок, я знаю. Но почему Игорь – волк? Да, он сидел в тюрьме, но это не значит…
– Милана, поверь, он самый настоящий волчара. И тюрьма тут ни при чем. Пожалуй, она даже его немного очеловечила.
– То есть ты знаком с Игорем?
– О да. Мы из одного детдома. И там у него была кличка Псих.
– Леша, люди с возрастом меняются.
– Такие, как Касаткин, нет. Они просто обретают способность хорошо маскироваться под нормальных людей.
– Игорь работает у меня несколько месяцев, и я ничего плохого о нем сказать не могу. – Милана подошла к Леше, заглянула ему в глаза и спросила мягко: – Так ты подумаешь над моим предложением?
– Ты очень настойчива, да? – хмыкнул он.
– Да. И это мне в жизни весьма помогло. Если б не настойчивость, я ничего бы не добилась.
Леша улыбнулся в ответ.
– Ладно, я пойду, – сказала Милана.
Назаров кивнул. Подавив зевок, он отправился провожать ее в прихожую. Милана обулась, взяла свою сумочку, повесила ее на плечо. Можно было уходить, но она стояла и выжидательно смотрела на Назарова. Леша несколько секунд мялся, затем чмокнул Лану в щеку и бросил: «Пока». По всей видимости, она ждала от него каких-то других действий. Иначе Милана не отвернулась бы от него поспешно, как будто хотела скрыть разочарование.
Когда она ушла, Леша вернулся в кухню. Сжевал еще один кусок пиццы и с чашкой остывшего чая подошел к окну.
Милана как раз садилась в свой «мерс». Гоша придерживал перед ней дверь.
«А может, Милана права? – подумал вдруг Леша. – И Касаткин изменился? Все после тюрьмы становятся другими… Кто-то хуже, кто-то лучше, но она людей меняет. Что, если Гоша относится к немногочисленной категории последних?»
А Касаткин тем временем захлопнул за Черемушкиной дверь авто и направился к водительскому месту. Леша смотрел на него с неприязнью. Нет, не меняются такие люди, как Псих. Если только в худшую сторону…
«Мерседес» Миланы тронулся с места. Выехав из-под фонаря, он слился с темнотой. Леша отошел от окна. Помыл чашки и направился в комнату. Пора было ложиться спать. Пока разбирал кровать, думал о том, как Милане удалось добиться успеха. Настойчивость, бесспорно, ей в этом помогла, но на ней одной далеко не уедешь. Если ты детдомовец, а тем более – подкидыш, то у тебя нет родственных связей, нет чего-то, что можно продать, никто тебе не оставит наследства, и вряд ли кто за тебя поручится, если ты решишь взять кредит…
Так откуда Милана взяла деньги на то, чтобы открыть свое дело?
Милана, как ни странно, в этот момент думала о том же. Удобно расположившись на мягком сиденье, она вспоминала, как раздобыла деньги на свое дело…
Это произошло три с лишним года назад. Лана тогда работала в одной конторе. Ничем не примечательной, как и те, в которых она трудилась до нее. Как-то так повелось, что ей не везло с работой. Наверное, потому, что долго выбирать она не имела возможности – жить на что-то нужно было. Кто-то мог посидеть дома на шее родителей или мужей, а у Ланы ни родителей, ни мужа не было, зато имелись детки, которых она регулярно брала из детского дома. И пусть они ничего не требовали от нее, кроме внимания, но ей-то хотелось их и угостить, и побаловать подарками. Больше всего Лане хотелось организовать фонд помощи сиротам… Но где взять деньги? Своим трудом таких не заработаешь. Воровать – уметь надо. Как и мужиков богатых раскручивать. Лана же встречалась мало того что с бедным, так еще и странным парнем Валерой Ивановым. И на его помощь рассчитывать не приходилось. Но Милана почему-то не сомневалась, что добьется своего… Рано или поздно!
И не ошиблась.
Лана любила гулять по скверу после обеда. Даже не так! Это было необходимостью, приносящей еще и положительные эмоции. Она обедала довольно плотно, потому что на ужин позволяла себе лишь стакан кефира или яблоко. А вот днем могла съесть довольно приличный кусок вареного мяса с овощами. Или рыбу с теми же овощами. Она научилась готовить ее на пару так же вкусно, как на сковородке. Главное, купить нужные специи. Если ими приправить старый башмак, то и он будет съедобен.
Но внушительная обеденная порция требовала последующего расхода энергии. И в тот момент, когда коллеги Ланы спокойно переваривали пищу, сидя или полулежа на своих стульях, она двигалась. В плохую погоду просто поднималась по лестнице здания вверх, спускалась вниз. Когда же за окнами светило солнце, она выходила на улицу и гуляла по скверу. По аллейкам туда-сюда, туда-сюда. И вот однажды она заметила пожилую женщину. Та сидела на лавке прямо перед выходом из сквера (или входом), смотрела перед собой и что-то бормотала. Лана сразу поняла, что дама не в себе. Лана даже подумала, что старуха сбежала из дурдома, потому что она и вела себя странно, и одета была чересчур причудливо: в пальто, хотя на дворе стоял май, невероятную вязаную шляпу с огромными полями и штопаные-перештопаные колготки. Женщина не всегда сидела неподвижно. Иногда она вскакивала и кидалась к тем, кто вошел в сквер. Не ко всем, а только к молодым женщинам. Она делала в их направлении несколько порывистых шагов, но неизменно останавливалась и возвращалась на лавку.
С того дня Лана стала замечать, что старуха бывает в парке каждый день. По крайней мере, когда она гуляла, странная дама находилась там. Сидела на одной и той же лавке. И одета было все в то же пальто. А вот шляпа иной раз уступала место берету или шапочке. Все головные уборы были связаны крючком, но довольно давно: фасоны устарели лет двадцать назад, а нитки кое-где поползли.
– Не знаешь, кто это? – спросила как-то Лана у коллеги, с которой шла после работы к метро. Странная женщина уходила из сквера позже них.
– Конечно, знаю. Это Мария. Она живет неподалеку.
– Она всегда тут, почему?
– О, это очень грустная история…
– Расскажи.
– Я устроилась в нашу организацию девять лет назад. И уже тогда Мария была завсегдатаем этого сквера. Приходила утром, уходила вечером. В любую погоду она являлась, садилась на одну и ту же лавку и следила за входящими. Я, естественно, обратила на нее внимание и так же, как ты, спросила у коллеги, что это за женщина. Кстати, девять лет назад она была точно так же одета. Стоял февраль. А она сидела на лавке в осеннем пальто и шляпке. Только сверху шаль накинута была, и все. А шел снег. И ветер дул. Я смотрела на женщину и внутренне содрогалась. Хотела даже подойти к ней и спросить, не нужна ли помощь. Вдруг, думаю, ей плохо. Вот и сидит в такую непогоду. Но коллега меня остановила. Сказала, что она все равно не уйдет. Будет сидеть, пока метро не закроется.
– То есть эта Мария тут до часу ночи торчит?
– Да. С девяти до часу.
– Но зачем?
– У Марии была дочь Катя. Поздняя. Она невероятно любила ее. Девочка родилась мертвой, еле откачали. Потом она болела, и Мария билась за ее жизнь многие годы. В итоге выросла дочка умницей и красавицей. Поступила в институт. Мать, естественно, так над ней тряслась, что готова была провожать чадо до вуза. Но девушка, естественно, не позволяла Марии. Она не хотела стать посмешищем. Где это видано, чтобы девушку восемнадцати лет мать пасла? Марии ничего не оставалось, как только смириться. Но она все равно провожала дочь по утрам. До той самой лавочки. Потом девушка выходила из сквера и шла к станции метро. Мать смотрела ей вслед. Когда Катя скрывалась за дверью, Мария садилась на лавочку, чтобы немного подышать воздухом. Потом уходила домой, готовила еду, убиралась, а после обеда вновь возвращалась в сквер, чтобы встретить дочку. Она была уже пенсионеркой и всю жизнь посвятила дочке. Кстати, именно Катя любила вязать крючком. И на все праздники преподносила матери новое изделие.
