Только придя домой к Бороде и ознакомившись с протоколом опознания себя по фотографии старухой, он
убедился, что зря боялся за свою жизнь.
— Ты понял теперь, от чего мы тебя спасли? — торжествующе спросил Борода. — Тебя опознал по
фотографии и начальник холодильника, — он посмотрел в протокол опознания и продолжал: — Белозерский.
Почему к старухе не в гриме появился? — сыпал вопросы он.
— У Белозерского побывал в кабинете, чтобы проверить, не прячет ли он там свои ценности, — начал
оправдываться Диспетчер.
— Нашел дурака, будет он там их хранить, — скептически заметил Борода.
— А вот старуху я недооценил, — согласился с замечанием Бороды Диспетчер. — Интересно, почему в таком
случае нет моего опознания женой Белозерского? — просматривая дело, удивился Диспетчер.
— Ничего, когда-нибудь увидишь, — обнадежил ехидно Борода.
Сарафан в беседу старых друзей не вступал, так как Борода и без него профессионально промывал мозги
своему незадачливому ученику.
Диспетчеру надоело слушать нравоучения Бороды и отвечать на вопросы.
— Хватит читать нотации, давайте думать, что будем теперь делать? — перебив Бороду, попросил
Диспетчер.
Пропустив мимо ушей просьбу Диспетчера, Борода продолжал:
— Твое и наше счастье, что, когда я ходил к тебе предупреждать о слежке Цыгана, опознание тебя по
фотографии еще не было произведено. Ты представляешь, где бы мы все по твоей милости сейчас были?
Белозерский почему-то не пожелал говорить следователю, сколько у него было денег в сейфе. Значит, следователь не знает, сколько мы их оттуда взяли.
— А жена знает? — спросил Диспетчер.
Найдя в деле протокол допроса Белозерской, Борода, прочитав ее показания, ответил:
— Видать, он этой пустой кукле не нашел нужным довериться.
— Что будем дальше делать? — вновь задал свой вопрос Диспетчер. — Может, отдохнем, а после отдыха на
свежую голову ознакомимся с ним, с делом? — неуверенно предложил Диспетчер, видя, что опасность миновала.
— На том свете выспишься, — возразил Борода. — Если бы мы, украв дело, легли отдыхать, то, возможно, утром ты сидел бы не с нами, а около параши.
Попивая кофе и надымив в комнате, они к 10 часам утра могли сказать, что с делом, если не досконально, то
в главных чертах ознакомились.
— Какие есть предложения? — отодвигая тома дела в сторону, спросил пахан.
Ни у Диспетчера, ни у Сарафана реальных предложений не было.
Тогда заговорил Борода:
— Я пока не буду делать никаких предложений. Хотя они у меня есть, и о них я скажу позже. Сейчас я
попытаюсь порассуждать с вами. Кроме нас, никто не знает, сколько денег было в сейфе, который мы грабанули у
Белозерского, — уже не заглядывая в дело, а называя фамилию по памяти, начал он. — Значит, мы можем
утверждать, что в сейфе Белозерского, кроме документов, которые мы не взяли, никакой поживы не было. И
вообще никто не говорит, что у него побывала группа, значит, можно нам утверждать, что преступление есть дело
рук одного человека. Я доходчиво говорю? — неожиданно спросил он слушателей.
— Яснее некуда, — инстинктивно начиная волноваться за себя, ответил Диспетчер.
— В деле фигурирует некий многоуважаемый Петлюра Станислав Генрихович, который сегодня ночью, тайно
покинув свою хибару, из сейфа следователя увел два уголовных дела, чтобы выяснить, какие улики против него у
следователя есть.
— Борода, не надо шить мне дело, я не ишак и чужого не понесу, — вспылил Диспетчер. — Я не знаю даже, где кабинет того следователя и как все в нем расположено.
— Ничего, о расположении вещей в кабинете и о содержимом сейчас тебе расскажут, — посмотрев на
Сарафана, улыбнулся Борода.
— На такой финт я не согласен, — возмущаясь, возразил Диспетчер.
— Виктор, посмотри, что у него в сумке, — попросил Борода Сарафана.
— Не дам! — истерически закричал Диспетчер, пытаясь вскочить со стула.
Положив жестко руку на плечо Диспетчера, Борода успокоил его:
— Нам твоего содержимого не надо. Мы просто хотим посмотреть.
Понимая бесполезность сопротивления, Диспетчер был вынужден вновь сесть на стул. От жалости к себе он
заплакал.
Сарафан достал из сумки жестяную коробку из-под халвы, раскрыл ее и высыпал содержимое. На стол
посыпались царские золотые монеты, золотые сережки с бриллиантовыми камнями, золотые часы с браслетами
и много других изделий из золота.
Диспетчер перестал плакать и выжидательно смотрел на Бороду, ожидая его решения в отношении
драгоценностей.
Оценивающе осмотрев драгоценности, Борода сказал:
— Здесь больше, чем я ожидал у тебя увидеть. Положи их назад в коробку, — предложил он Диспетчеру, который поспешно сложил драгоценности в коробку и положил ее в сумку.
Дождавшись, когда Диспетчер убрал сумку себе под ноги, Борода сказал:
— Представь себе такую картину. Милиция произвела у тебя обыск и нашла твои цацки. Ты не знаешь, кому
бы они достались? Молчишь. Я скажу: го-су-дар-ству, — по слогам произнес Борода. — Ты сидел бы за них с
капитальным сроком. Мы даем тебе возможность подальше запрятать твое «трудовое», а когда попадешься
ментам, то все должен брать на себя. Я бы на твоем месте явился с повинной и «чистосердечно» рассказал то, чему я тебя сейчас научу. Сразу срок наказания наполовину катушки скостят. Получишь лет пять, года через три
освободишься, и никаких хвостов.
— Тебе хорошо говорить, засел в своей крепости и диктуешь, а мне за всех пахать, — пробурчал Диспетчер
обреченно.
— Когда ты спал, то я с Виктором рисковал шкурой, чтобы спасти кое-кого. Ты сам признался, что нашей вины
в том, что ты засветился, нет, — продолжал уговаривать Диспетчера Борода.
Наделенный от природы цепким мышлением, Диспетчер пришел к выводу, что предлагаемый Бородой
вариант самый приемлемый для него.
Привычка к спору, торговля на уступках всегда приносили пользу, поэтому и сейчас он, отказываясь от
варианта Бороды, пытался своей уступкой выторговать себе обещание Бороды чего-то еще. Он знал, что если
Борода сейчас ему что-то пообещает, то с гарантией выполнит.
Не дождавшись обещания Бороды, Диспетчер прямо спросил:
— Что я буду иметь за свое согласие?
— Ты имеешь свой капитал, разве его мало, а малая мера наказания, а наша поддержка? Торговаться
бесполезно, больше ты у нас ничего не выдуришь, — отрубил Борода.
Неделю Диспетчер прожил дома у Бороды, выходя на прогулки только ночью. Все дни с ним занимался
Борода, инструктируя его по предстоящему допросу следователем.
Приезжающий после дежурства на работе Сарафан поверхностно инструктировал его по своей части.
— Если мне предложат открыть и закрыть сейф? — однажды спросил он Сарафана.
Подумав, тот ответил:
— Ты имеешь право давать показания и не давать, точно так же ты можешь захотеть открыть сейф, а
можешь и не пожелать.
— А если следователь попадется настырный? — продолжал Диспетчер.
— Пошли его подальше и проследи, чтобы он не вздумал тобой возмутиться и оскорбить тебя, тогда
обращайся к помощи газеты и разным добрым обывателям, они ему быстро вправят мозги, — пошутил Сарафан.
— Я бы следователем ни за что не смог работать. Иной раз так полощешь ему мозги, что самому тошно, а он с
тобой шепотом и на вы. Лучше сидеть напротив него, больше свободы и демократии, — философски заключил
он. — Короче, не робей.
Такие беседы психологически настраивали Диспетчера к предстоящему спектаклю, но ему предстояло еще в
тайне от других запрятать в укромном месте свои драгоценности, чтобы быть уверенным в их длительной
сохранности.
Досконально усвоив и отрепетировав свою роль, Диспетчер ночью был вывезен Бородой на областную
железнодорожную станцию, откуда он в купейном вагоне должен был уехать на юг, дав слово Бороде в течение
месяца вернуться назад.
Расставаясь с Диспетчером, Борода, не задерживаясь среди провожающих граждан, пробурчал:
— Не вздумай шутить.
— Дошутились, дальше некуда, — грубо ответил ему Диспетчер и, не попрощавшись, зашел в вагон.
Глава 24
Утром, придя на работу и зайдя в свой кабинет, Серебряков сразу заметил, что на металлическом ящике, который в народе обычно называют сейфом, где хранились уголовные дела, на мастике бирки нарушена
номерная часть, которую он ставил, уходя с работы.
Не прикасаясь к ящику, еще раз внимательно его исследовав, Серебряков с удивлением был вынужден
признать: «До меня кто-то побывал в кабинете и, возможно, заглядывал в ящик».
О случившемся он немедленно сообщил прокурору. Они с Шуваловым вновь прошли к его кабинету, где, по
