Андрей хотел возразить, сказать, что с несчастьем Руслана и его матери мало что сравнится, но все-таки промолчал. Вспомнил, как в юности его поразило прочитанное в одной книге, что обычного человека сильнее волнует собственная зубная боль, нежели смерть сотен тысяч себе подобных во время землетрясения или наводнения в далекой стране.
— Ладно, забудем. Она уже успокоилась, так что все нормально. Лучше расскажи, что там у тебя. Как с Машей?
Андрей приложил усилие, чтобы сменить тему. Казалось, ему предлагают отпихнуть горе друга и обсуждать его маленькие проблемки. С другой стороны он понимал, что смысла мусолить ситуацию с матерью Руслана тоже нет. Другу от этого только хуже.
— Все хорошо. Даже неверие возникает: разве может быть так идеально?
Руслан кивнул.
— Твои слова: может быть все, что угодно, и как угодно. В общем, я рад за тебя. Не учительницу себе нашел, так ученицу. Но ведь значения не имеет, кто она. Главное — какая она.
Андрей улыбнулся. Впервые за вечер.
— Что там твоя брюнетка? Ты разговаривал с ее родителями?
Андрей рассказал про беседу с матерью Яны.
Руслан покачал головой.
— Да-а. Вот и пожалуйся такой на ее доченьку. Окурки, говоришь, щелчками в форточку отправляет? Снайпера ей от Гринписа прислать.
Андрей не выдержал, засмеялся. Руслан даже не улыбнулся.
— Но ведь не может так быть, чтоб совсем без толку ты к ним сходил. Ты же сам говоришь: она вроде поутихла.
Андрей пожал плечами.
— Не знаю. Сегодня она опять пристроилась ко мне, чтобы без посторонних ушей наговорить пакостей. Обещала на уроке нервы потрепать, но почему-то просидела, не говоря ни слова.
— Может, теперь она при ком-то опасается выступать? Вот, когда рядом никого, тогда — пожалуйста.
— Сложно сказать.
— Ладно, поверь, мамочка ей лапки немного отдавила после твоего прихода. Раз уж энергии у нее поубавилось. Поняла, что может нарваться на солидные неприятности.
Андрей почувствовал уверенность, что друг ошибается. И все-таки не стал возражать. Промолчал.
5.
Мужик был рыжебородый, неопрятный, и от него исходил устойчивый нехороший запах, как от людей, что не моются месяцами.
Андрей встретил его в полумраке какого-то незнакомого места, не понимая, как вообще сам здесь оказался. Краем не полностью затихшего сознания Андрей догадывался, что видит все это во сне. И мужика, и рамы, что тот тащил, надрываясь, и черные, сливающиеся в сплошное месиво, переулки. Где такое могло быть в его родном городе, если не во сне?
И в то же время Андрей вел себя так же, как поступал бы наяву. Эта реальность вовсе не позволяла ему ее игнорировать. Она затягивала его.
Мужик кряхтел, тужился, издавал какие-то стоны, скорее напоминавшие младенческие. И упорно тащил эти чертовы, невесть откуда взятые, рамы.
Вокруг, как и должно в злой сказке, никого не было. Андрей шел медленно и потому не смог бы сослаться, что куда-то спешит. Впрочем, он решил помочь рыжебородому до того, как тот остановился, что-то бормоча, и жалостливо посмотрел на единственного одинокого прохожего. Андрей не разобрал его слов, но они в этой ситуации не имели смысла.
Андрей приблизился, протянул руки, предлагая взять одну из двух рам.
Рыжебородый благодарно закивал, после чего случилось кое-что алогичное. Он отделил от рам стекло, которого несколько секунд назад вообще не было, и протянул рамы Андрею. Обе.
Андрей не удивился. Наверное, не заметил стекло сразу. Не удивило его и то, как просто вынул мужик из рам стекло. Находясь в этой реальности, Андрей спокойно принимал ее правила. Он подхватил рамы, не споря, не сетуя, что рыжебородый пройдоха основную часть груза переложил на него, вместо того, чтобы разделить поровну. Что ж, Андрей молод, а этому мужику давно за пятьдесят.
Они двинулись вперед, точнее — в никуда, слипшееся густой чернотой. И скоро Андрей заметил, что мужик начинает отставать. Рыжебородый по-прежнему кряхтел, тужился и стонал, как будто его ношу отнюдь не облегчили. Он двигался вперед, словно с перепоя, и рисковал зацепить стеклом землю или вообще выронить его из рук.
Андрей решил, что стекло по какой-то причине тяжелее самих рам, и предложил рыжебородому поменяться ношей. Тот ничего не ответил. Наверное, был против, а говорить в его ситуации было тяжело. Не хватало дыхания. Андрей пожал плечами и пошел дальше.
Ему все чаще приходилось останавливаться, чтобы подождать рыжебородого. Тот плелся все медленней. Андрей вообще не устал и несколько раз предлагал поменяться, но мужик не соглашался.
В какой-то момент Андрей понял, что, если рыжебородый разобьет стекло, ему придеться идти за новым. И он попросит Андрея помочь. Вернуться назад, причем опять неся рамы: не оставлять же их на улице? Хотя Андрей никуда не спешил, это его не устраивало. В конце концов, он — не благотворительная организация по подносу всякого хлама различным бомжам.
С другой стороны точно также не хотелось бросить рамы: получалось, не только не помог, но и зря тащил.
Андрей потребовал у мужика, чтобы тот отдал ему стекло. Рыжебородый никак не отреагировал. Он уже едва передвигался, едва удерживал стекло, но по-прежнему не соглашался уступить своему помощнику.
Осознав, что рыжебородый от натуги не только его не слышит, но и вообще уже ничего не соображает, Андрей поставил рамы на землю у ближайшего дерева и повернулся, настроенный на то, чтобы остановить мужика и отобрать у него это злополучное стекло.
И снова реальность, условия которой Андрей принял, выкинула неприятный фокус. Андрей приближался к рыжебородому, перерезая ему путь, но расстояние почему-то не сокращалось. Более того, Андрей понял, что мужик вот-вот проскочит мимо, даже не заметив его. Проскочит, и Андрею придеться снова хватать рамы и нагонять их владельца.
Андрей попытался кричать, но крик не получился. Лишь какой-то хриплый, невнятный звук. Андрей попытался ухватить рыжебородого за плечо, хотя их разделяло слишком много шагов. И… остался сторонним наблюдателем — мужик проскользнул вперед, все так же сопя от натуги.
И то, что должно было случиться, случилось.
Рыжебородый выпустил из рук стекло. Раздался звон, еще более неприятный оттого, что кругом стояла ночь.
Ну, вот, пронеслось у Андрея в голове, я так и знал, тупица. Так и знал. Говорил же тебе.
Андрей шагнул к рыжебородому с твердым намерением вручить ему рамы и пойти прочь, и пусть сам справляется со своими проблемами. Шагнул и резко остановился. Что-то было не так. И это что-то сразу же бросилось в глаза.
Рыжебородый по-прежнему держал стекло в руках, и оно было целым! Целым, хотя звон от разбитого стекла, выроненного из рук на глазах Андрея, еще заполнял пространство. Андрей слышал, как звенят отдельные осколки. И, хотя здесь всякое могло случиться, Андрей протестующе дернулся, словно хотел вырваться из неосязаемых сетей, которыми его нечто опутало, словно не желал мириться с этой аномалией, и…
Увидел разбитое стекло.
Правда, никакого рыжебородого не было, сам Андрей лежал на кровати, приподняв с подушки голову, и смотрел в окно собственной спальни. Стояла ночь, и занавеска, едва не сорванная тем, что вынесло стекло, судорожно трепыхалась.
Рядом, на полу у кровати, лежал булыжник. Из-за темноты он казался громадным.
1.
Он с трудом выходил из кошмара, очень медленно отделял сон от яви. Возможно, это продлилось бы еще дольше, если бы не глухой удаляющийся топот чьих-то шагов.
Андрей тупо смотрел на булыжник, лежащий возле кровати, ощущал его влажный специфический запах, переводил взгляд на окно, внезапно ставшее ближе, шире, ставшее каким-то другим, дышащим угрозой, вместо того, чтобы отделять комнату от ночи, даря покой и уют.
И вместе с тем глаза непроизвольно искали рыжебородого, его раздвинутые в стороны руки, держащие оконное стекло.
Каким реальным сейчас казалось то, что ему приснилось! Андрей еще улавливал запах немытого тела рыжебородого мужика, видел тоскливое худое лицо с бессмысленным взглядом маленьких невыразительных глаз. В ушах по-прежнему стоял стук, с которым Андрей опустил на землю свою дурацкую ношу — рамы.
На самом деле этот стук породил камень, влетевший в спальню Андрея. Разбив стекло, камень впечатался в шкаф, теснившийся между стеной и спинкой кровати. Глухой, но увесистый стук. Чуть правее — и камень угодил бы туда, где находилась голова Андрея.
За считанные секунды Андрею приснился дурацкий сон! Так отреагировал мозг, разбуженный столь варварским способом.
Но как нелегко это воспринималось сейчас! Казалось, сон и явь поменялись местами, и рыжебородый страдалец, таскавший по ночам рамы, выглядел вполне естественным. В то время как разбитое окно комнаты Андрея могло быть лишь частью кошмара. И особенно булыжник, неподвижно черневший во мраке комнаты.
