– Разумеется, – сказал я, – вас совершенно не в чем упрекнуть. Отношения между мужчиной и женщиной так сложны и непонятны.
– Да, да, – патетически воскликнула Зорница, – сложны и непонятны!
– Какой же нужно иметь характер, чтобы предпочесть одиночество компромиссу! Я преклоняюсь перед вами.
– Одиночество, конечно, вещь тяжелая, это вы правильно заметили. Вы, верно, по собственному опыту знаете… Но я-то уже обожглась однажды – я ведь вам рассказывала о своем первом браке. Не хотелось совершать еще одну ошибку.
– Понимаю. Этак можно на всю жизнь испугаться… потерять вкус к семейной жизни.
Зорница грустно улыбнулась.
– Хорошо, что у вас кроме работы есть еще любимое занятие. Принимать участие в конкурсе на лучшую прическу – это, наверное, интересно…
– Я оттого и назначила ему свидание, что знала: в это время я уже уеду в Стара-Загору. И мне, можно сказать, повезло! Я была уже в гостинице в Стара-Загоре, когда он… когда он проделал над собой это… Но скажу честно, в ту ночь я просто жутко спала. Легла рано – устала с дороги, но долго не могла уснуть, прямо будто предчувствовала что-то. Сейчас вот исследуют биотоки, которые передаются на расстоянии, – наверно, у людей есть какие-то неизвестные способности. Правда, правда. Мне было как-то не по себе всю ночь.
– Зато вы заняли первое место на конкурсе.
– На следующий день было ужасно весело: присуждение премий, банкет – знаете, все за тобой ухаживают, конкурс есть конкурс. Видишь, что ты нравишься, все тобой восхищаются, но никакого нахальства, никаких приставаний, потому что ты вроде бы звезда. Может, вам кажется, это чересчур громко сказано, но ведь парикмахерское дело – тоже искусство, и у него есть свои поклонники. Скажу вам, на конкурс приехало много мужчин – истинных почитателей красоты…
– Не странно разве, что лучшие дамские мастера не женщины, а мужчины?
– Это только на первый взгляд странно, а на самом деле вполне естественно. Мужчина лучше женщины способен оценить женскую красоту. Женщина не может не сравнивать другую женщину с собой. И сама не понимаешь – но что-то такое подсознательное уже влияет на твою оценку. Нет, о женской красоте судить должен только мужчина, это я точно знаю.
Мы выпили кофе. У меня было искушение предложить ей перевернуть чашку вверх дном. Но захочет ли она сама себе погадать на кофейной гуще? Увидеть свою судьбу, написанную черным по белому на стенках японской чашки?
На прощанье я сказал:
– Извините за беспокойство. Желаю вам поскорее забыть обо всех неприятностях и устроить свою жизнь.
Я зашел в управление повидаться с Донковым. Он ждал меня с меланхолическим видом влюбленного. Я ведь приказал ему ждать и он, видимо, боялся, что опоздает на свидание. Если бы мы не служили столь суровому божеству, он, наверно, расцеловал бы меня от радости, что сможет вовремя уйти.
– Квартира на улице патриарха Евфимия – постоянное место, где собираются картежники, – доложил он. – Компания небольшая, тоже постоянная. Играют по маленькой, так что получается что-то вроде кругооборота денег. Партнеры Патронева и еще двое подтверждают, что он пришел в восемь, ушел около двенадцати, но как-то нервничал. Поругался из-за пустяка и ушел раньше всех.
– А что за птицы остальные?
– Хозяин – архитектор, жена мастерит сувенирные куклы, в квартире их целый хоровод. Один приезжает из Перника, он там работает на шахте, здорово зарабатывает и приезжает сюда попытать счастья. Двое других – инженеры с одного завода, я записал их координаты, если потребуется. Сестра хозяйки – артистка, которая нигде не работает, вроде бы помогает ей делать кукол.
– У кукол на животе пряжки и на щеках алые пятна?
– Так точно, – сказал Донков, – откуда вы знаете?
– В магазинах видел.
В половине восьмого я подходил к подвалу Неды.
Я все больше сближался с окружением покойного Борисова. Даже начал чувствовать себя кем-то вроде его родственника. Но какое право имел я вовлекать в эту историю Неду? Ева мешает ей готовиться к экзаменам. От общения с родственниками Борисова и в наших отношениях с Недой что-то как будто изменилось… Интересно, чем они сейчас занимаются?
Я постучался в дверь. Женский голос – но не Неды – ответил: «Войдите».
Дочь Борисова сидела рядом с рычащим электрическим зверем, почти обнимая его, чтобы хоть как-то согреться. Ничего не поделаешь, тут тебе не роскошная квартира, а сырой подвал. Девушка виновато взглянула на меня.
– Неда ушла куда-то, просила вас подождать… Вернется в полдевятого.
Недины штучки, подумал я. Ох и любит же это существо внезапно исчезать.
– Рад вас видеть, Ева.
– И я, – сказала она, жалобно улыбаясь.
Я снял плащ и уселся на Нединой кровати, упершись локтями в колени. Усталым взглядом воззрился на Еву, а она, смущенно отодвинувшись от печки, уныло смотрела перед собой. За эти дни она совсем осунулась, щеки стали серые, кожа в уголках губ потрескалась.
– Ужасная холодина, – сказал я. – Вы в дубленке ходите?
– Нет… Я как-то не замечаю холода… Чувствую только, когда печку увижу, и тогда мне хочется вот так прижаться к ней и сидеть.
– Ну, что там в сберкассе? Когда вам выдадут деньги?
Ева уставилась на свои ногти.
– Денег нет, – ответила она. – Отец все снял с книжки.
– Когда?
– Семнадцатого… За два дня…
– А сколько было денег, если не секрет?
– Восемь тысяч семьсот.
Сообщение было неожиданное. Позже, когда мне постепенно удалось разложить все по полочкам, и этому важному факту нашлось место в цепи событий и объяснение. Но сейчас мне некуда было его деть, и он торчал одиноко, точно кол посреди двора.
Самое простое предположение: золота у Борисова было на сумму примерно десять тысяч левов. Золота не нашли. Может быть, он обратил его в деньги? Эта сумма и лежала в надежном месте, в сберкассе. Потом деньги были сняты с книжки и куда-то делись, вот только куда? Это одно из вероятных объяснений наличия у Борисова такой внушительной суммы. Но, может, на самом деле все обстоит иначе. Может, Борисов копил деньги для семейного очага, у которого собирался греться с мастерицей сувениров…
Странным образом все рассуждения о деньгах кончались мыслью о Зорнице. Видно, подумал я, яркая эта личность совершенно меня покорила.
Очнувшись от раздумий, я заметил сидящую передо мной Еву. Я глядел на нее невидящим взглядом, но она-то видела меня и смотрела на меня с надеждой.
– Разумеется, Ева, – сказал я, – надо будет подумать, куда делись эти деньги, потому что мы их нигде не нашли. Ни в квартире вашего отца, ни на даче. Нет ли какого-то другого места, где он прятал деньги?
– Я думала об этом, но ничего не могла придумать.
– Ваши дедушка с бабушкой тоже не говорили ни о каких деньгах?
– Даже если деньги у них, они мне их не отдадут. Они меня ненавидят.
– Не верю, – сказал я. – Мне показалось, что они вас любят.
– Давайте не будем о них…
Семейная вражда не утихала ни на миг, не потонула даже в бурных водах скорби. Похоже, наоборот, скорбь окончательно разъела тоненькую нить, связывавшую эту семью. Мое ли дело пытаться ее связать!
– Я понимаю, что мешаю Неде. Я вас дожидалась, так что теперь можно уходить…
Девушка встала и поспешно накинула на себя бежевое пальто с капюшоном и деревянными пуговицами.
– Не уходите, – сказал я. – Неда рассердится, что я вас отпустил.
– На вас-то за что? Вы ни в чем не виноваты… Никто ни в чем не виноват. Просто так уж получилось, – причитала девушка тоненьким голоском, продевая непослушными пальцами деревяшки в петли пальто.
– Никуда я вас не отпущу! – сказал я твердо.
– Но мне, правда же, надо идти… Я сама должна… больше некому… Мне обязательно нужно сделать одно дело сегодня вечером, – и она набросила на голову капюшон.
Тогда я загородил ей дорогу.
Девушка посмотрела на меня исподлобья, отступила и села на кровать.
– Посудите сами, Ева! – сказал я. – Скоро восемь, на улице темно, район глухой… Не пущу я вас одну.
– Хотите знать, куда я пойду? – спросила она вызывающе.
– Одну я вас не пущу.
– Пустите.
Мы немного помолчали.
– Напрасно вы считаете, что мешаете Неде. Я знаю Неду. Ей приятно с вами.
– Она хочет мне помочь, – ответила Ева, – и я ей благодарна за это… Только мне никто не может помочь.
Почему Неда оставила меня с Евой одного? Не хочет играть в мою игру?
– Я знаком с одной вашей подругой – секретаршей товарища Конова.
– Она мне не подруга.
– А она считает себя вашей подругой.
– Я вам, по-моему, уже говорила, нет у меня никаких подруг и друзей.
Ах, вот как, мы кокетничаем тем, что мы одиноки, но ни в ком не нуждаемся!
