Эпикантус, – особая складка кожи, закрывающая у монголов уголок глаз, – почти не заметен. Просто глаза выглядели слегка припухшими. И, уж совсем нетипичными для сойтов, почти не имеющих на лице растительности, – выглядели блестящие густые усы Василия Ивановича. Они походили на валик для покраски стен, окунутый в черный печной лак.
Кухня у преподавателя кафедры математики доцента Николаева была покрыта сосновой дощечкой из недавно срубленной сосны. Кое-где на ней еще проступали медовые капельки смолы. На вбитых в стену деревянных колышках, висели на красных, черных и синих шнурах маленькие фигурки. Это были вырезанные из кости или отлитые из меди изображения медведей, лосей, птиц и человечки с раскинутыми в стороны руками. В центре меж ними помещался большой – в метр диаметром – круглый бубен. На его туго натянутой коже была нарисована рыжей и черной краской целая картина.
Ефим знал, это был не просто рисунок. Это была Вселенная, как ее представляло племя сойтов.
Снизу вверх кожу пересекало написанное охрой ветвистое Мировое Древо. Корни уходили в подземный мир. Вершина – в мир небесный, где обитали духи и сам Творец Вселенной Ульген. Рядом с ветвями Мирового Древа располагалось солнце в виде колеса со спицами и тонкий полумесяц. Внизу, у самых корней Древа – маленькие человечки с растопыренными ногами и руками – племя сойтов. Среди них один, выделяется своими размерами. От его круглой головы отходили в стороны лучи с маленькими птичками на концах. Они обозначали мысли. А сам большой человек с мыслями и был Шаман.
Ефим знал: бубен для шамана являлся не просто инструментом, употребляемым во время камлания – ритуального танца. Бубен для настоящего, а не показного, шамана и его соплеменников – это живое существо и товарищ. Именно он способен нести своего хозяина в мир духов, словно волк носивший Василису прекрасную из обычной земли в волшебное тридевятое царство.
Майор подошел и тронул совсем тонкую в центре кожу.
– Старый, скоро порвется. В наследство, наверное, достался? – спросил он доцента Николаева.
– Нет, это – мой атамбу. Сам делал, – ответил шаман Тамбуту. – Третий уже. Как порвется – новый сделаю. А всего – мне семь атамбу можно иметь.
– Почему семь? – спросил майор.
– Закон такой.
– А потом что? Без бубна станешь камлать?
– А, когда седьмой атамбу порвется, я умру, – спокойно ответил шаман.
– Как так? – не понял майор.
– Закон такой, – пожал плечами доцент Николаев. – Ну, садись, Ефим Алексеевич. Чай поспел у меня. Хоро-о-ший чай, духовитый!
И, действительно, к успокаивающему, аптечному запаху сосновых стен добавился острый, рождающий грезы о дальних странах, запах дикой тайги.
– Слушай, Василий Иванович, – спросил Ефим, – у тебя диссертация по многомерным пространствам была, так?
– Да, – ответил шаман. – Я и сейчас многомерными пространствами занимаюсь. Докторскую делаю.
Мимикьянов покивал головой.
– Ну, да, ну, да, ты говорил… Я вот о чем хочу тебя спросить, Василий Иванович, – майор запнулся, все-таки не хотелось выглядеть в глазах доцента Николаева дураком. – Как ты считаешь, у нашего мира есть четвертое измерение? Я имею в виду не время, а измерение того объема пространства, в котором мы живем?
Сказал и замер, ожидая, что Василий Иванович скажет что-нибудь такое: «Ну, Ефим Алексеевич, ты же человек с высшим техническим образованием, кто же так ставит вопрос? Четвертое измерение пространства – это же математическая абстракция, умственное упражнение и только. Ты что, фантастики начитался?»
И усмехнется узкими глазами, доцент Николаев из рода Тимбуту, что значит – Хитрый медведь.
Но Василий Иванович смеяться не стал, а спокойно произнес:
– Конечно, есть.
Майор отхлебнул душистый чай с сушеными листьями таежной кувшинки и спросил:
– А почему же мы этого четвертого измерения не замечаем?
Василий Иванович внимательно посмотрел на Мимикьянова, сжал руками большую фаянсовую чашку, из которой подымался парок и ответил так:
– А зачем нам его замечать? Вот представь: живет на плоском листе бумаги плоский муравей. Разве ему надо замечать еще какую-то высоту, никак не влияющую на его жизнь? Ему и без нее хорошо ползается. Так же и у нас, существ с техмерным зрением. Для выживания четвертая координата оказалась людям не нужна, вот мы и не научились ее видеть.
Майор намазал густое лимонно-желтое варенье из лесного солодкового корня на кусочек белого хлеба, попробовал. Вкусно.
– Интересно, – сказал он, – а каким окажется мир, если видеть пространство не в трех, а в четырех измерениях?
Доцент Николаев задумался, а потом ответил:
– Если бы существовал человек, способный видеть мир не в трех, а в четырех измерениях, то, он бы, например, смог бы увидеть куб со всех сторон разом. Если бы, он посмотрелся в зеркало, то увидел бы одновременно не только свое лицо, но и затылок. А Космонавт, находящийся на орбите, рассматривал бы сразу оба полушария нашей планеты вместе. Земля лежала бы перед ним вроде школьной карты Мира. Только, конечно не разрезанная на две половинки, а целая, как яблоко на ветке.
Василий Иванович говорил ровным убедительным голосом, каким, наверное, читал в университете лекции своим студентам.
– Интересно, – почти с восхищением произнес майор. – Очень интересно.
Доцент прищурил и без того узкие, утопающие в мягких складках кожи глаза.
– Но главное, в другом, – продолжил он. – Привычные нам расстояния стали бы для четырехмерного человека совсем другими.
– Это как? – майор удержал себя, чтобы не податься к своему собеседнику всем корпусом.
Тот сделал глоток из фарфоровой чашки, смахнул с черной щетки усов невидимую каплю и ответил:
– Вот представь: ползет плоский двухмерный муравей по плоскому листу бумаги. А поперек его пути лежит обычный трехмерный карандаш.
– Ну, представил, – кивнул майор.
– Для муравья, не умеющего видеть высоту, переползти через него невозможно, и он будет вынужден обползать его вокруг. Так? – спросил доцент.
– Так, – согласился майор.
– А, теперь, предположим, – продолжил доцент, – что какой-то везучий муравей научился видеть третье измерение, то есть высоту. Он спокойно переползет через круглую трубочку карандаша. На это он затратит на много меньше времени, чем его двухмерный товарищ, ползущий вокруг карандаша.
Муравей, умеющий использовать высоту, возникнет на дороге перед своим двухмерным товарищем, как бы из ниоткуда. Словно бы, в результате чуда. Хотя, разумеется, никакого чуда, на самом деле, не будет, а будет использование реальных свойств трехмерного пространства. Это понятно? – преподавательским тоном спросил доцент Николаев.
– Понятно, – подтвердил студент Мимикьянов.
Доцент удовлетворенно моргнул тяжелыми веками и продолжил:
– Так и человек, способный видеть не три, а четыре измерения пространства, сможет попадать из одного места в другое очень короткими путями. Эти маршруты люди с трехмерными глазами просто не видят. Об их существовании даже не подозревают… Хотя, разумеется, эти траектории движения реально существуют и пользоваться ими никому не запрещено. Только как их заметить?
Майор думал над словами Шамана.
Шаман пил чай.
– Ну, с плоским муравьем-то мне все ясно, – протянул майор, – А с трехмерным человеком – нет.
– Почему? – удивился Хитрый Медведь.
Мимикьянов повертел перед глазами поставленную вертикально чайную ложечку.
– А откуда он возьмется этот человек, способный видеть мир в четырех измерениях? Откуда? – спросил он. – Если для жизни человеку вполне достаточно и трех?
Николаев повел бровями:
– Ну, я же говорю абстрактно. Теоретически.
Он помолчал, а потом как-то осторожно произнес:
– Хотя, думаю, рано или поздно, такой человек и на самом деле может появиться… Не исключен такой вариант.
– Это, почему же он может появиться? – внимательно посмотрел на Шамана майор.
– Ну, как почему? – пожал плечами Василий Иванович. – Ничто не стоит на месте. Все развивается. Жизнь вообще обладает способностью к проникновению в любые щели. К расширению своего присутствия во все стороны. К саморазвитию. Или Кто-то ее развивает. Мутация какая-нибудь в одном гене случиться и все.
Он помолчал, съел очередную ложечку солодкового варенья и добавил:
– Ну, а, если даже мутации в генной программе не произойдет, то ведь человек и своей собственной головой до много может додуматься… Человек – существо любопытное. Думает, изучает, изобретает… Особенно хорошо у него выходит с теми изобретениями, которые могут лишить жизни его сородича по планете… Что я хочу сказать? Если не природа человеку новые четырехмерные глаза даст, так он сам какие-нибудь специальные очки с четырехмерными линзами сконструирует. Чтобы солдату на глаза нацепить… А там, делай, что хочешь: в тыл врагу по невидимым изгибам пространства заходи, никто не заметит… Или на штаб противника неизвестно откуда падай и всех генералов из автомата кроши. Часовые и сообразить-то ничего не успеют… Военным людям такие четырехмерные очки для многих дел пригодиться могут…
