Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Утро следующего дня Джеймс Бонд провел в городе, проверяя, нет ли за ним слежки. Он петлял переулками, пару раз зашел в церкви, где интересовался не великолепным внутренним убранством, а теми, кто заходил следом за ним через главный вход, в то время как он исчезал через боковой. «Хвоста» не было. Бонд зашел к «Флориану», где позавтракал по-американски, вполуха слушая парочку французских снобов, озабоченных отсутствием равновесия в архитектуре фасада площади Святого Марка. Затем, повинуясь импульсу, он послал открытку своей секретарше, которая при короле Георге съездила по турпутевке в Венецию и с тех пор не давала Бонду забыть об этом знаменательном событии. В открытке он написал: «Венеция восхитительна! Успел осмотреть железнодорожный вокзал и фондовую биржу — весьма эстетическое зрелище. Сегодня планирую познакомиться с устройством городской канализации, а вечером пойду в кинотеатр «Скала» на старушку Брижит Бардо. Известна ли вам мелодия «О Соле Мио»? Оч. романтична, как и все остальное здесь. Дж. Б.».

Довольный своим вдохновением, Бонд раньше обычного съел второй завтрак и вернулся в гостиницу. Заперев дверь номера, он снял пиджак и надел на плечо кобуру с «вальтером ППК». Опустив предохранитель, он пару раз потренировался, быстро выхватывая пистолет. Затем сунул «вальтер» обратно в кобуру и застегнул ее. Пора было идти. Он спустился на пристань рядом с гостиницей и сел в vaporetto, отходящий в двенадцать сорок на Альберони. Пароходик отчалил и заскользил по зеркалу лагуны. Бонд опустился на скамью в носу судна и задумался о том, что его ждет.

Причал в Альберони на венецианской стороне полуострова Лидо от Bagni Alberoni[30] на адриатическом берегу отделяет выжженный солнцем пыльный перешеек шириной полмили. Это был странный пустынный мир — западная оконечность знаменитого полуострова. Всего лишь милей восточнее от перешейка выдохлась экспансия застройки Лидо недвижимостью, оставив следы агонии строительного бума — некогда роскошные виллы с осыпавшейся штукатуркой и котлованы несостоявшихся строек. А здесь не было ничего, кроме маленькой рыбацкой деревушки Альберони, студенческого летнего лагеря, брошенной опытной станции итальянского флота, нескольких уже оплывших и заросших сорняками орудийных двориков, оставшихся с войны. В центре узкого языка суши вокруг руин древней крепости вились коричневые ухабистые дорожки гольф-клуба «Golf du Lido». Редко кто приезжает в Венецию играть в гольф, и только благодаря снобистским претензиям больших отелей в Лидо клуб не захирел окончательно. Высокие проволочные заборы с угрожающими надписями «Prohibitos» и «Vietatos»[31] вокруг владений гольф-клуба скорее напоминали ограду какого-то сверхсекретного объекта. Проволочный анклав располагался среди поросших чахлым кустарником песчаных холмов, до сих пор не расчищенных от мин. То тут, то там виднелась ржавая колючая проволока с табличками «Minas, Pericole di Morte»,[32] украшенными аляповатым трафаретным черепом и скрещенными костями. Унылый фантасмагорический пейзаж находился в разительном контрасте с праздничным карнавальным миром Венеции всего лишь в часе езды отсюда.

К концу полумильной прогулки через перешеек Джеймс Бонд слегка вспотел. Он остановился в тени последней акации у дороги, чтобы остыть и определить дальнейший курс. Прямо перед ним возвышалась рахитичная деревянная арка с выгоревшей бледно-голубой надписью: «Bagni Alberoni». По обе стороны от нее тянулись ряды обветшалых фанерных кабинок. За ними простиралась песчаная полоса пляжа шириной ярдов сто, а далее — голубое зеркало моря. На пляже не было видно ни души, и Бонд уже решил, что он закрыт, как вдруг услышал тихую неаполитанскую мелодию. Радио играло в замызганном павильоне, предлагавшем кока-колу и местные прохладительные напитки. У стены павильона штабелем лежали шезлонги, стояли два водных велосипеда и валялась наполовину сдутая резиновая лошадка. Пляжный инвентарь производил столь убогое впечатление, что Бонд усомнился в прибыльности предприятия даже в разгар купального сезона. Он сошел с узкой дощатой дорожки и, проваливаясь в сухом рассыпающемся песке, обогнул павильон с тыла, подошел к воде. Налево, растворяясь в мареве осеннего солнца, вплоть до самого Лидо тянулась пустынная песчаная излучина. Направо через полмили полоса пляжа упиралась в высокую стену волнолома, вытянутым пальцем вдававшегося в лазурную гладь Адриатики. Кое-где на волноломе торчали тонкие стрелы подъемников ловушек для осьминогов. Подальше от берега начинались песчаные дюны, и шла проволочная ограда поля гольф-клуба. Ярдах в пятистах у начала дюн виднелось ярко-желтое пятно.

Бонд направился к нему вдоль кромки берега.

— Гм!

Над зонтом взлетели руки с лифчиком бикини и исчезли. Бонд обошел зонт. Тень падала на лицо девушки, а загорелое кремовое тело в черном бикини оставалось под солнцем.

Лизл Баум взглянула на Бонда из-под опущенных ресниц.

— Вы пришли на пять минут раньше, а кроме того, забыли постучаться, как я просила.

Бонд сел в тень зонтика на ее черно-белое пляжное полотенце и, вынув платок, вытер лицо.

— Вам посчастливилось владеть единственной пальмой в здешней Сахаре. Я бежал со всех ног в ее тень. Странное, честно признаться, место вы избрали для свидания.

Она рассмеялась.

— Я, как Грета Гарбо, обожаю одиночество.

— Разве мы одни?

Лизл широко раскрыла глаза.

— А разве нет? Или вы думаете, что я захватила с собой дуэнью?

— Ну, если вы всерьез считаете всех мужчин скотами…

— Ах, вот вы о чем. Успокойтесь, вас я считаю джентльменом-скотом. — Она хихикнула. — Милордом-скотом. А кроме того, здесь слишком жарко и слишком много песка для подобного занятия. И разве у нас не деловое свидание? Я рассказываю вам о контрабанде наркотиков, а вы дарите мне брошь с бриллиантом от Ван Клифа. Или вы передумали?

— Нет. Договор остается в силе. С чего же мы начнем?

— Задавайте вопросы, а я буду отвечать. — Она села, обхватив колени. В ее глазах не осталось и тени кокетства. Их взгляд стал внимательным и даже, как показалось Бонду, тревожным.

Удивленно взглянув на нее, Джеймс Бонд равнодушно поинтересовался:

— Ходят слухи, что ваш приятель Коломбо важная шишка в интересующем меня деле. Расскажите о нем. Он мог бы стать неплохим прототипом героя моей книги, под другим именем, разумеется. Мне нужны детали: как он живет, что делает и тому подобное. Такие вещи ни один писатель не может выдумать сам.

Лизл опустила глаза.

— Энрико очень рассердится, если узнает, что я проболталась о его секретах. Я даже боюсь представить, что он со мной сделает.

— Он никогда не узнает об этом.

Она взглянула ему в глаза.

— Lieber[33] мистер Бонд, на свете существует очень мало вещей, о которых ему не известно. К тому же Энрико достаточно умен, чтобы догадаться. Я не удивлюсь, — Бонд перехватил быстрый взгляд Лизл на его часы, — если ему придет в голову проследить меня здесь. Он очень коварный человек. — Она дотронулась до рукава Бонда, и теперь он ясно видел, как она нервничает. — Мне кажется, что вам лучше уйти отсюда, — быстро сказала Лизл. — Кажется, мы сделали большую ошибку.

Бонд демонстративно посмотрел на свои часы. Половина четвертого. Он подвинулся и выглянул из-за зонтика. Вдалеке за пляжными кабинками вдоль берега шли трое мужчин в темной одежде. Их силуэты плясали в раскаленном воздухе, и тем не менее в твердой целеустремленной поступи троицы явно проглядывало что-то солдатское.

Бонд поднялся на ноги. Взглянув вниз на склоненную голову девушки, он сухо сказал:

— Я вас понял. Передайте Коломбо, что с этого момента я начал писать документальный роман. А я, между прочим, упрямый писатель. Пока. — И он побежал вверх по песку к волнолому. По дамбе можно было вернуться назад в Альберони, туда, где были люди.

Внизу на берегу трое мужчин перешли на рысь, как по команде сгибая колени и размахивая руками. Издали они казались бегунами на тренировке. Пробегая мимо девушки, один из них приветственно поднял руку. Она помахала в ответ, а потом отвернулась и легла на песок лицом вниз, может, для того, чтобы теперь загорала спина, а может, чтобы не видеть охоту на человека.

Бонд на бегу сорвал галстук и сунул его в карман. Солнце палило немилосердно, и он уже весь взмок. Но и преследователям приходилось не слаще. Вопрос был в том, кто окажется выносливее. Фигуры за спиной Бонда не увеличивались, но теперь преследователи развернулись веером — двое из них бежали вдоль поля для гольфа, срезая угол. Похоже, они не собирались обращать внимание на предупреждения с черепом и костями. Положение Бонда становилось рискованным.

Достигнув волнолома, он увеличил скорость. Его рубашка промокла насквозь, ноги в туфлях горели. Он уже пробежал не меньше мили. Сколько еще оставалось до спасения? На равных расстояниях в бетон дамбы были вмурованы чугунные стволы старинных орудий, служивших для швартовки рыбацких судов, которые отстаивались под защитой волнолома при штормах в Адриатике. Бонд посчитал шаги между кнехтами. Пятьдесят ярдов. Сколько же этих чугунных пеньков до конца дамбы, до первых домов деревни? Впереди он насчитал их не менее тридцати, остальные пропадали в дымке марева. Вероятно, предстоит пробежать еще не меньше мили. Сумеет ли он опередить тех двоих, что бежали наперерез? Бонд задыхался, в горле стоял ком. Теперь промок насквозь и пиджак, а брюки прилипали к ногам. Сзади, ярдах в трехстах, бежал по дамбе один из преследователей. Справа, то скрываясь, то появляясь среди дюн, быстро приближались двое других. Слева от Бонда крутой скат каменной кладки омывали зеленые волны начавшегося отлива из лагуны в Адриатику.