– Как она? – посерьезнев, спросил Валерка.
– Если честно, то плохо. Пришло сообщение с телефона отца. Приславший его заявил, что Дрон похищен и вернут его только в том случае, если Наталья найдет некий пакет и отдаст его похитителям. Вот так-то!
– Так чего же ты сидишь? Надо помочь ей найти этот злополучный пакет. – Нестеров аж подскочил на кровати.
– Лежи, калека, нечего тут скакать. Искали мы. И в квартире Дрона, и в рыбацком домике. Все перерыли, ничего не нашли, – охладила я его пыл.
– И что теперь делать? – спросил Нестеров.
– Есть у меня задумка одна, но пока ничего рассказать не могу. А вот ты Наталье реально помочь можешь, – заявила я.
– Лежа в больничке? Интересно, как? Комментарии по телефону давать? Левее Наталья, правее. Копни глубже, одеяло подними, да? – ерничал Нестеров.
Я дала ему возможность перебеситься, потом сказала:
– Сегодня Наталья опять в рыбацкий домик поедет. Будет там по новой все перерывать. Сдается мне, без посторонней помощи остановиться она не сможет. Вот в этом ты ей и поможешь. Часам к пяти позвонишь ей и скажешь, чтобы она срочно в больницу ехала. Повод придумаешь. Наверняка оставить твою просьбу без внимания она не сможет. Все-таки ты из-за ее дела пострадал. На этом и сыграем.
– Нехорошо как-то. Получается, я ее обманывать буду, – неуверенно произнес Нестеров.
– Считаешь, получится честнее, если она двое суток, отведенных на поиски пакета, с ума в одиночестве сходить будет? – жестко произнесла я. – Давай, Нестеров, вноси свой вклад в общее дело. Мне Наталья в добром рассудке нужна, потому что я собираюсь вернуть ей отца!
После этого я оставила Нестерова в раздумье, а сама направилась разыскивать Игошина. К моей несказанной радости, он нашелся быстро. Про состояние Нестерова повторил то же, что и самому больному. Идет на поправку, жить будет. Услышав про перевод в общую палату, хмыкнул и согласился. Не без комментариев, конечно. Еще бы! Иные пациенты скандалы устраивают, деньги немалые платят, лишь бы их в отдельную палату перевели, а этот, наоборот, в массы рвется! Заверил, что сиделка за Нестеровым ухаживает, как за родным сыном, при этом потребовал продолжить финансирование. Я вынула несколько купюр из кошелька и, прежде чем отдать их Игошину, сообщила, что к больному станет ходить родственница. Помогать сиделке ухаживать за Нестеровым. Возможно, будет оставаться на ночь. Игошин не возражал. Надо так надо. Ему, мол, не жалко. Посчитав, что здесь моя миссия закончена, я попрощалась с Игошиным.
Пока шла к машине, успела позвонить Наталье. Убедившись, что с ней все в порядке, я со спокойной душой отправилась на поиски Дрона. По дороге заехала на автозаправку, залила полный бак и двадцатилитровую канистру. Лишним не будет, решила я.
До Большаковского добралась без приключений, даже плутать не пришлось. Дорога шла ровная, все время по прямой. Завидев указатель с названием поселка, я сбавила скорость, свернула на проселочную дорогу, и через десять минут моя машина стояла на центральной площади. Разведку я решила начать с местного почтового отделения. Если кто и знает всю подноготную населенного пункта, так это почтальоны. Работа обязывает.
На почте я подошла к окошку, попросила бланк для отправки телеграммы, несколько опасаясь того, что выгляжу старомодной. Однако волновалась я напрасно. Оказывается, в поселке все еще пользуются таким видом связи, и довольно часто.
– Вам для суда телеграмма? – полюбопытствовала работница почты, пожилая женщина домашнего вида.
– Для какого суда? – глупо переспросила я.
– Известно для какого. Для областного иль городского, неважно. Теперь ведь заказные телеграммы только для предъявления в суде используют. На работу выехать не успели или наоборот, чтоб командировочные у начальства отбить, – пояснила словоохотливая женщина. – Текст сами писать будете?
– Не знаю, – задумалась я. – Может, вы мне поможете? Я журналист. Собираю материал для статьи о вашем поселке. И, как вы верно заметили, надо отчитаться перед начальством, что на место прибыла. А то не поверят. Скажут, в Интернете старые статьи почитала, а командировочные требуешь.
Я была рада, что женщина подсказала мне такой удобный способ объяснения того, почему я пользуюсь телеграфом, вместо того чтобы просто позвонить.
– Значит, я не ошиблась, – довольная своей проницательностью, женщина заулыбалась. – Тогда текст набираем такой: «До места добралась. Ищу жилье. Через час интервью с главой поселка». Ну как, пойдет?
Она смотрела на меня с явным превосходством. Я же искренне восхищалась той легкостью, с какой она избавила меня от необходимости сочинять что-то самой. Поняв по моему взгляду, что я не возражаю против предложенного текста, она быстро произвела все необходимые процедуры и спросила:
– Куда отправлять?
– В Москву, – сказала я первое, что пришло в голову.
– Ого, далеко же вас за сенсацией занесло. – Взгляд женщины стал более уважительный. – Кому ж в столице интересно будет про нашу глухомань читать?
– Это частный заказ, – поспешила я развеять подозрение, промелькнувшее в глазах женщины. – Существует такой вид журналистской работы. Конкретный человек хочет, чтобы про его жизнь написали в газете. Он платит газете деньги, а она отряжает журналиста для сбора материалов о заказчике. Это как раз такой случай.
– Здорово. Я и не знала, что любой человек может заплатить и про него в газете напишут, – завистливо проговорила женщина.
– К сожалению, далеко не каждый, а только очень состоятельный человек может себе это позволить, – честно призналась я.
– А в нашем поселке, значит, есть такой человек? Курбатый, что ль? – спросила женщина.
– Курбатый, это фамилия?
– Прозвище. Фамилия у него невзрачная. Ивашкин он. А Курбатый он по жизни. Как с детства кличка пристала, так по сей день и держится, – отбрасывая осторожность, поведала женщина. – Он в поселке самый богатый. Вся торговля под ним.
– Тогда это не он. Тот человек, кто статью заказал, давно в поселке не живет. Раньше жил. Много лет назад. В то время поселок еще совхозом был, – принялась «откровенничать» и я.
– Было дело, помню. Мы тогда совхоз «Новый путь» назывались. Между прочим, не на последнем счету у властей были, – похвасталась она. – А я и тогда на почте работала.
– Вот здорово! Вот у вас я интервью и возьму, – вынимая из сумки телефон, объявила я.
– Как это у меня? Да я и не сумею, – замахала на меня руками женщина.
– Тут и уметь нечего, – наседала я. – Я буду вопросы задавать, а вы будете вот в этот микрофон отвечать. Вы мне материал собрать поможете, а я о вас в статье напишу. Так, мол, и так. Работает в поселке на почте женщина, самый осведомленный человек в округе. Стояла у истоков становления поселка. Красиво звучит?
– Красиво, – с придыханием ответила она. – Ладно, давайте попробуем.
Я включила диктофон, встроенный в телефоне, и задала первый вопрос:
– Скажите, вы помните, кто возглавлял совхоз в семидесятые годы?
– Конечно, помню. Иван Степанович Жалкин. Он председателем был. Помощник его, Илья Скоробогатов, – придвигаясь ближе к микрофону, ответила женщина.
– Трудные были времена?
На этот вопрос работница почты разразилась целой тирадой. Я украдкой отключила диктофон, чтобы не забивать память ненужной информацией. Когда запал красноречия иссяк, я задала вопрос про Зиничева.
– Скажите, вы помните главного агронома, Анатолия Зиничева? Он пришел в ваш совхоз после окончания техникума.
– Помню, очень хорошо помню, – подтвердила женщина. – Проработал он у нас недолго. Года четыре или пять. Но парень был толковый. Все хозяйство на нем держалось. Они с председателем за эти пять лет таких дел успели наворотить. К нам каждую неделю из соседних совхозов приезжали, опыт перенимать.
– Значит, Анатолий Зиничев помог процветанию поселка, – утвердительно произнесла я.
– Очень помог. И урожайность повысил, и деньги для совхоза выбивал. Мировой парень был, – нахваливала агронома женщина.
– Наверное, ему от совхоза дом выделили, как молодому специалисту? – спросила я.
– А вот и нет! Не было у агронома дома своего. Бессемейным тогда не давали, – возразила женщина.
– Где же он жил? В конторе? Я слышала, в некоторых хозяйствах такое практиковалось.
– И снова не угадали. Его у бобыля Ермошки поселили. Так все пять лет у него и прожил, – рассказывала она. – Конечно, бобылем его уж после прозвали. При агрономе просто Ермошкой кликали. Он с бабкой престарелой в доме жил. Дом добротный, просторный. Председатель ему за жильца приплачивал, вот он и не отказывал в приюте.
– Скажите, Ермошка все еще живет в поселке?
– А куда ж ему деться? В том же доме и живет. Только приставку к прозвищу получил, потому что не женился. Бабка померла, агроном уехал. А Ермошка так и живет один в своем просторном доме, – продолжала она рассказ.
