— Будешь? — спросила она и протянула бутылку Андрею.
Он отрицательно мотнул головой.
Ополовиненная емкость тут же вернулась на свое место, а Кара, утерев рот рукавом халата, прошла к окну, встала у него, прислонившись животом к подоконнику, выглянула на улицу. В лунном свете (электрический так и не зажгли) ее лицо казалось нереально бледным, будто мертвым…
Как маска!
— Зажги, пожалуйста, свет, — тихо попросила Кара. — Я боюсь темноты…
Андрей привстал с кресла, стукнул ладонью по выключателю.
Помещение тут же озарилось ярким голубоватым светом. И в этом беспощадном свете Кара предстала перед глазами Андрея совсем другой. Не такой, какой он ее помнил, и не такой, какой увидел в баре…
Без кричащего макияжа ее лицо уже не казалось вульгарным. Но и невинным не казалось. Это было лицо много повидавшей женщины, уставшей от жизни, от разочарований, от невзгод…
У нее появились мешки под глазами, чуть заметные морщинки, бегущие от носа к подбородку, и свинцовая тоска в глазах. При этом Кара не растеряла своей привлекательности, она была по-прежнему хороша, но теперь ее красота была с налетом трагизма, надлома, тайны… Грустные глаза, напряженная складка на переносице, сдержанная, говорящая о чем угодно, только не о веселье, улыбка…
— Ты изменился, — сказала Кара, сделав шаг к своей подрастерявшей «бриллиантовый» шик сумочке. — Я тебя не сразу узнала… — Она вытащила сигареты, сунула одну в рот, пожевала ее кончик. — Как и ты меня…
Андрей промолчал, он не хотел сейчас говорить, только смотреть.
Ее губы, мягкие, розовые, чуть вспухшие, будто от долгих поцелуев. Ее брови, удивленные, насмешливые. Ее волосы, черные как смоль, тугие, блестящие. Ее кожа, смуглая, бархатная, персиково-румяная. Ее глаза, большие, влажные, в окружении по-детски пушистых ресниц…
Глаза те, взгляд другой!
Губы те, улыбка другая!
А запах тот же! Дикий жасмин, зацветший в мае. От Кары всегда им пахло. Даже когда она душилась мускусными духами, опрыскивалась цитрусовым дезодорантом, жевала мятную жвачку, мазала тело кокосовым молочком…
Так было раньше, так происходило и сейчас…
Несколько минут назад, например, она выкупалась в пене «Молоко и мед», а от нее все равно пахло жасмином. Только на сей раз к запаху цветов прибавился легкий аромат ментола — это запахла сигарета, которую она прикурила…
— Раньше ты не курила, — хриплым — не своим — голосом проговорил Андрей.
— Я раньше много чего не делала, Андрюша. — Только она могла так нежно, с певучим «ю», мягким «ш», произносить его имя. — В этом-то и проблема…
Кара жадно затянулась, нервно убрала с лица влажные волосы. Глаза ее вновь увлажнились, но она сдержалась и не заплакала.
— Я искал тебя, — выдохнул Андрей. — Все эти годы искал…
— Ты же знаешь, меня нельзя найти…
— Можно только случайно встретить. Я знаю.
Он поднялся с кресла, сделал шаг по направлению к окну, но Кара, услышав за спиной движение, резко обернулась и, тряхнув головой, прошептала:
— Не надо, не подходи!
— Но почему?
— Запачкаешься.
— Что за глупости? — Он нахмурился. — Ты же только из ванной…
— Моя грязь водой не смывается…
— Кара, давай не будем…
— Я шлюха, Андрюша! — яростно выкрикнула она. — И не делай вид, что ты этого не понял!
— Я понял, — спокойно парировал он. — Но это ничего не меняет. Ты по-прежнему моя жена. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.
— Даже после того, как мною попользовались сотни мужчин?
— Даже после этого.
Андрей все же подошел к ней, встал позади, прижавшись к ее спине (она была ниже его на тридцать сантиметров). И на сей раз она не отстранилась, но и к нему не подалась — стояла, как статуя.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал Андрей и, склонив голову, как в поклоне, коснулся губами ее влажного затылка. — У тебя не было выбора…
— Выбор всегда есть — смерть!
— Которой ты всегда боялась…
— Да, всегда… — как эхо повторила она. — С рождения… Мама говорила, что я родилась синяя, полумертвая — вокруг моей шеи была обмотана пуповина, и врачи думали, что не смогут меня откачать… Но я уже тогда боялась смерти, поэтому выкарабкалась.
— Вот видишь…
— Не в этом дело, Андрюша… Не в моем страхе перед смертью. Я смогла бы его превозмочь… Просто я не хотела уходить, не простившись с тобой. — Она зашарила своими ледяными руками по телу Андрея, нашла его кисти, сжала их. — Помнишь мой любимый фильм с Кевином Костнером и Энтони Квином? Кажется, он называется «Месть»… Там старик Энтони играет мужа молоденькой красотки, Мэделин Стоун, которая влюбляется в его друга и изменяет ему с ним…
— Старик выслеживает их, натравливает на друга-Костнера каких-то бандюков, а жену-Стоун отправляет в самый занюханный бордель, так, кажется?
— Да… — Она кивает, сжимает его пальцы еще крепче. — А помнишь конец? Костнер находит ее, больную, измученную, исколотую наркотиками, выносит из борделя на руках… — Кара всхлипнула, как обычно делала, увидев финал этого фильма. — Но она тут же умирает. Умирает со счастливой улыбкой.
— Я помню…
— Как я завидовала ей! Боже мой, как завидовала! И мечтала умереть, как она, на руках у любимого… — Кара вытерла нос о плечо — она всегда так делала, забывая о платках. — Ты же знаешь, я всегда любила дешевые мелодрамы!
— Не говори так — цинизм тебе не идет…
— Как и сигареты, и белый парик, и красная помада! Но все это теперь часть меня, вкупе с цинизмом! Все шлюхи циничны, ты же знаешь!
— Не надо, Кара, пожалуйста…
— А еще жизнелюбивы, — не унималась она. — Это я поначалу за жизнь цеплялась из-за тебя! Первые месяцы! Потом мне просто не хотелось подыхать в том вонючем трейлере, в котором мы обслуживали клиентов и жили в той вонючей стране! Не хотелось лежать в сухой, похожей на пепел, земле, под чертовым саксаулом или верблюжьей колючкой! Не хотелось, чтобы по моей ничем не обозначенной могиле ползали змеи и скорпионы… — Она яростно тряхнула головой, упрямая маленькая женщина, готовая спорить с самой смертью. — Я давно решила, что умру в нашем доме! И прах мой будет развеян над горами. Не съеден пустынными гадами, а развеян по ветру…
Андрей попытался притянуть ее руки к своему рту, чтобы поцеловать, но Кара вырвала их и спрятала на груди, будто его губы могли причинить ей вред.
— А потом, Андрюша, — после паузы сказала она, — я поняла, что очень хочу жить. Несмотря ни на что! Как я уже говорила, все шлюхи жизнелюбивы…
— Я рад, что ты не умерла.
— Я тоже…
— И я рад, что наконец-то тебя нашел… Вернее, встретил.
— А я нет. — Кара наконец повернулась к нему лицом и посмотрела прямо в глаза. — Я боялась этой встречи почти так же, как встречи со смертью…
— Почему?
— Я хотела остаться в твоей памяти той Карой.
— Для меня ты все та же.
— Для себя не та. — Она прикрыла глаза, сжала губы — складки у носа стали глубже — отвернулась. — И уже никогда не стану прежней…
— Придется постараться, потому что я больше не отпущу тебя…
— Зачем я тебе, Андрюша? Ты такой… такой красивый. Ты умный, добрый, судя по всему, богатый. Ты можешь выбирать любую! Зачем тебе я? — Кара сделала шаг назад, словно хотела убежать, но бежать было некуда — позади закрытое окно. — Может, в тебе жалость играет? Или кавказское благородство?
— Я люблю тебя, Кара, — просто ответил он.
— Что? — удивленно протянула она.
— Я люблю тебя.
— Такую?
— Я же тебе сказал, для меня ты все та же… — Андрей робко прикоснулся к ее лицу. Она не отстранилась. — Моя нежная маленькая девочка… — Он погладил ее по щеке, провел кончиком пальца по подбородку, коснулся губ. — Малышка с грязными пятками и цветком в волосах… Для меня ты навсегда останешься такой.
Кара схватила его руку, прижала к своим губам. И этот порывистый поцелуй был красноречивее слов. Андрей свободной рукой схватил Кару за талию, приподнял, усадил на подоконник. Втиснулся между ее колен.
— И я люблю тебя, — прошептала она, отстранив свои губы от его ладони.
Андрей обнял Кару, теперь уже двумя руками. Обхватил талию, худенькую спину, подрагивающие плечи — она целиком помещалась в его объятиях. Приблизил рот к ее влажно блестящим губам, нежно коснулся их языком. Он пробовал их на вкус, и несмотря на табачно-ментоловый душок, они были такими же сладкими, как раньше…
Сладкие губы, влажные глаза, пахнущая жасмином кожа, все такое же, как раньше… А значит, остальное неважно!
Кара перевернулась на живот, обняла руками подушку, зарылась в нее лицом и закрыла глаза. Андрей погладил ее по высохшим волосам, чмокнул в смуглое плечико. Она улыбнулась, вытянула ногу, втиснула пальцы между его бедер — она всегда так делала, потому что ступни ее постоянно мерзли, а лучшей грелки, чем его разгоряченное после ласк тело, и представить было нельзя…
