Даша была влюблена в Игоря, на лекциях старалась сесть к нему поближе и очень страдала, видя с его стороны абсолютное равнодушие. Теперь она понимала, что ничего хорошего, обрати тогда Игорь на нее внимание, не получилось бы. На пятом курсе темноволосый красавец женился на дочери одного из руководителей какой-то мелкой политической партии, во множестве появившихся в стране к тому времени. Потом Игорь женился на еще чьей-то дочери, потом на чьей-то еще, с каждым разом поднимаясь по социальной лестнице все выше и выше, и сейчас Дарья иногда даже видела его в телевизоре.
Герку Гладышева Даша тогда совсем не замечала. Он был на полголовы ниже Игоря, ходил вечно какой-то помятый, пострижен был плохо, говорил мало и неохотно, и Даша долгое время думала, что он не москвич, а ко всем «не москвичам» она относилась тогда с некоторым снисхождением. Страдая от любви к Игорю, лекции Даша записывала плохо, и перед летней сессией поняла, что сессию эту может не сдать. Она вертела в руках свой тоненький конспект по высшей математике и косилась на толстые мятые тетради случайно оказавшегося рядом Гладышева.
– Проблемы? – неожиданно спросил тот, слегка на нее покосившись.
Дарья утвердительно кивнула, чуть не плача. Тогда он повернулся к ней и молча ждал, когда она заговорит. И неожиданно Даша поняла, что проблем у нее больше нет, потому что сидящий рядом невзрачный Гладышев решит все ее проблемы.
После занятий они отправились к нему домой, и Даша узнала, что он самый что ни на есть коренной москвич, что мама у него хирург-онколог, а отец профессор-химик, а не какой-нибудь забулдыга, как можно было подумать, глядя на Геркины дешевые джинсы.
Гладышев внятно и доходчиво объяснял ей все, чего она не понимала, и они ели испеченные его мамой пирожки, и оказалось, что молчаливый Герка знает много такого, о чем Даша и представления не имеет, например, о редких минералах, лежавших на многочисленных книжных полках. Даше было с ним так легко и интересно, что она ни разу даже не вспомнила об Игоре, а на следующий день, придя на лекцию, испугалась, что Гладышев сядет не с ней, а с кем-то еще. Георгий сел с ней и всегда сидел рядом до самого окончания института.
Даше всегда было с ним легко и интересно, и все было бы прекрасно, если бы она не то чтобы его стеснялась – нет, конечно, любому ясно, что он умен и начитан, что ему присуща настоящая интеллигентность старой московской семьи, просто она не могла им гордиться. Парень как парень, ничего особенного. Он не только не играл в теннис, он даже танцевать не умел, а учиться танцам категорически отказывался, и Даша не могла ходить с ним на дискотеки. Вернее, могла, и он всегда сопровождал ее, когда она с подружками отправлялась в какой-нибудь клуб, просто никакого удовольствия такое сопровождение ей не доставляло, поскольку шумных компаний Герка терпеть не мог, в разговорах участия почти не принимал и отбывал пребывание на дискотеке как повинность.
Он долго не мог понять, чем ей не нравится его одежда. Впрочем, Дарья подозревала, что не понял до сих пор.
– Ты что, джинсы на рынке покупаешь? – спрашивала она, неодобрительно косясь на его облезлые колени.
– Ну да, – удивлялся он. – А где же их еще покупать?
– В магазине, – объясняла она, подозревая, что Герка над ней просто смеется. – В хорошем магазине.
– Зачем? – опять не понимал он.
– Чтобы выглядеть достойно, – начиная терять терпение, фыркала Даша.
– Ты определяешь достоинство человека по штанам?
– И по штанам тоже! – взрывалась она. – Человек должен быть одет хорошо. Дорого. Чтобы все его уважали. Ты можешь быть семи пядей во лбу, но если на тебе дешевая одежда, то и цена тебе полкопейки.
На этом, как правило, разговор заканчивался, потому что Герка словно переставал ее слышать. Признавать очевидную истину он так и не хотел и ходил черт-те в чем, пока она сама не стала покупать ему одежду.
Или вот стрижка! Волосы у него были густые, даже вились немного, и стильная стрижка вполне могла бы придать ему модный и ухоженный вид.
– Пойди в хорошую парикмахерскую, – просила Даша. – Ну что ты ходишь, как беспризорник в фильме про ЧК.
– А я вообще в парикмахерские не хожу, – объяснил он. – Ни в хорошие, ни в плохие.
– Как? – ахнула она. – А кто же тебя стрижет?
– Мама. Если хочешь, ты постриги.
Он так ни разу и не пошел в салон, и Дарье в конце концов пришлось овладеть парикмахерским искусством.
Собственно, ей не удалось переменить его ни в чем. Он не ходил в парикмахерские, он работал на проклятом заводе, забывал подавать ей пальто, а когда они ходили в театр, у нее мгновенно портилось настроение, потому что видеть его кислую физиономию было просто невыносимо.
Она знала, что он очень ее любит.
Она знала, что на него всегда можно положиться.
– Петр Михалыч, – неожиданно спросила Дарья вошедшего директора, – вы в театр ходить любите?
– В какой? – не понял он.
– Ну… не знаю. Вообще в театр.
– Нет. Терпеть не могу.
– А когда жена просит, ходите?
Тут он задумался, взявшись рукой за спинку кресла, на которое собирался усесться, как будто не знал, ходит он в театр или не ходит.
– Она не просит. Она знает, что я этого не люблю.
Он наконец уселся в вертящееся кресло и отвернулся к компьютеру, а Дарья вышла из кабинета.
Петру очень хотелось позвонить домой. Позвонить просто так, услышать мелодичный Александринин голос. Забыть о том, что она уже не жена ему. Ему казалось, что он знает о ней все, а он не знал главного – что он ей не нужен. Ненависть, которой он так боялся, так и не появилась, а были только жалость к ней и страх. Ему было страшно за нее, потому что она, умная и добрая, выбрала себе человека настолько ничтожного, что, казалось, не видеть этого просто невозможно. Он знал, что должен сказать ей об этом, и понимал, что никогда не скажет. И за себя ему было страшно, потому что без нее жизнь не имела никакого смысла и казалась только долгой чередой наполненных пустотой дней.
Петр Михайлович смотрел на захлопнувшуюся за Дарьей дверь и уговаривал себя начать работать. Потом решительно протянул руку к телефону и набрал свой домашний номер.
– Наташ! – распахнув дверь в ее комнату, громко позвал Морошин: – Выйди на минутку!
Наташа выбралась из-за стола и уже перед дверью прошипела:
– Ты что, спятил?
Громко разговаривать в их офисе было не принято. Если кому-то требовалось что-нибудь обсудить, шли в переговорную или на кухню. А просто так никто не орал, даже по телефону старались говорить тихо, никому не мешать.
Тут он схватил ее за руку, почти выдернул из комнаты и подтолкнул к курилке. Покрутил головой и зачем-то посмотрел на потолок.
– Нет, ты точно спятил, – решила Наташа. – Ну и полоса пошла – сплошные чудеса.
– Озерцова убили, – наклонившись, прошептал он ей почти в ухо.
– Что-о?!
Стас смотрел куда-то в сторону, и опять Наташе стало странно, что она совсем недавно считала его «молодежью». Никакая он не «молодежь», умный и серьезный парень.
– Я приехал утром, смотрю, Борька на крыльце стоит.
– Ну да, – подтвердила Наташа, – он ко мне приезжал. Телефон вернул.
– А он что, видел, как ты Сережу забирала?
– Выходит, видел.
– А Петру ты сказала, что это Озерцов все затеял?
– Сказала, конечно. И про тебя сказала.
– Ну, в общем, я решил за Борькой проследить. Сам не знаю, зачем. Но когда машину завел, он уже уехал. Не иначе, как судьба подсказала, чтобы я работать шел. Я и пошел. Только что-то мне покоя не давало. Короче, снова спустился вниз и поехал к нему домой. Еще прикинул, как лучше ехать, по Яузе или переулками. Поехал по Яузе.
Тут он снова посмотрел на потолок, а потом в сторону.
– Смотрю, слева толпа народу, и техника работает. Короче, его машину из воды доставали. А самого в «Скорую помощь» затаскивали. Это он, точно, я видел. И «Нива» его.
– Господи, ужас какой! А почему ты решил, что его убили? Может, он сам?.. Не справился с управлением?
– Не мели ерунды! Это как надо с управлением не справиться, чтобы ограждение пробить? Да и мужики говорили, что подрезали его. Нет, Наташ, его грохнули.
– Стас! Да мало ли кто мог его подрезать. Как будто сам не знаешь, сколько придурков на дорогах!
– Очень уж совпадение странное, – помолчав, процедил Стас.
– Ты думаешь… Петр? Стас, этого не может быть! Этого не может быть… – Ее вдруг зазнобило от ужаса, ведь Петра Михайловича не было на месте, когда они с Юлей его искали.
– Почему не может? – Стас наконец-то посмотрел на нее.
– Петр Михалыч нормальный! Он не убийца, – твердо сказала она, но сама прежней уверенности уже не чувствовала.
Наташа метнулась в комнату, подхватила сумку, сорвала с вешалки куртку и бросилась к лифту.
– Дружка его предупредить хочешь? – мгновенно оказавшись рядом, догадался Стас.
Она кивнула. Отвечать у нее не было сил.
