Журковский машинально подумал, что тараканы вонючими не бывают, они ведь, кажется, не пахнут. Гигант, по-прежнему притягивая его к своему лицу и пристально вглядываясь в глаза, продолжал:
— Ты понял, сучара, что ты у нас на прицеле? Что каждый твой шаг виден? Понял, гнида?
Колено гиганта шевельнулось и даже не ударило, а как-то пихнуло Анатолий Карловича между ног. Резкая боль перехватила дыхание, судорогой свела все тело, но верзила не дал профессору согнуться. Он дернул его вверх, едва не придушив воротником.
— Ну, говори, понял или нет? Хрен с тобой, живи пока. Но — только пока. У тебя ведь, кстати, и жена есть… И сын… В общем, последний раз тебе говорю — не прекратишь свою байду, всё. Больше базара не будет. Мараться об тебя противно, гнида, а то бы давно уже… Пошел отсюда. Мусор.
Гигант резко выпрямил руки, оттолкнул профессора от себя и зашагал вперед, к другому берегу. Анатолий Карлович смотрел ему вслед. Фигура здоровяка в черной куртке быстро удалялась, уменьшаясь в размерах. Вот он дошел до стены набережной, быстро поднялся по лесенке и исчез за гранитным парапетом. Только цепочка следов осталась на снегу. Еще одна дорожка, протоптанная — как и те, о которых размышлял совсем недавно Анатолий Карлович, — неизвестно кем и для чего.
Через два дня после случившегося Суханов, которого Анатолий Карлович по-прежнему не посвящал в свои неприятности, сообщил, что им необходимо срочно слетать в Нью-Йорк.
Журковский вспоминал, с каким пренебрежением он прежде относился к Суханову, каким «жлобом» считал его, и сам себе удивлялся. Как можно судить о людях, совершенно не зная их, делать выводы из поверхностных наблюдений? Это недостойно человека образованного, а уж ученого — и говорить нечего.
Суханов завораживал Анатолия Карловича своей поистине неуемной энергией. При этом он вовсе не подавлял нового друга, не развивал в нем комплекса неполноценности. В какой-то момент Журковский неожиданно для себя понял, что они действительно сдружились с Сухановым, столь схожими оказались их взгляды на жизнь, политику, историю, искусство, на все, о чем бы они не разговаривали. Андрей Ильич оказался прекрасным советчиком — он аккуратно и точно наставлял Журковского во всем, что касалось нового для Анатолия Карловича быта — дорогих гостиниц, приемов, званых обедов, «презентаций» (это слово люто ненавидели оба), и Журковский был благодарен боссу, как он иной раз шутливо называл Суханова, за эту помощь. Окажись в учителях кто-нибудь другой, Анатолий Карлович непременно отказался бы от этих уроков светского поведения, может быть, себе во вред, но отказался бы. Однако Суханов сумел найти к профессору ключик, который позволил выстроить их отношения легко и просто.
Анатолий Карлович одновременно удивлялся и радовался тому, что в Суханове, в отличие от его жены Вики и даже дочери, совершенно отсутствовала «новорусскость», весь этот отвратительный пафос отечественных нуворишей, в большинстве своем необразованных, порой просто диких, грубых и невоспитанных людей, невесть какими путями (во всяком случае, на взгляд Анатолия Карловича) заработавших быстрые и большие деньги и, в силу отсутствия фантазии и серьезных пристрастий, интересов или хотя бы хобби, чуть ли не демонстративно швыряющих их на ветер, тратя, по мнению Журковского, бездарно и глупо.
Когда в зарубежных поездках выпадало свободное время, Андрей Ильич несколько раз водил своего товарища на экскурсии в места сбора отечественных богатеев — большей частью это были казино, либо же дорогие, даже как-то гротескно дорогие рестораны.
После третьей такой экскурсии Журковский попросил его уволить от подобных мероприятий.
— Я всегда считал верхом пошлости наши отечественные баньки с водкой и девчонками, — сказал профессор Суханову. — На втором месте для меня были загородные пикники с шашлыками. Теперь я вижу, что казино недалеко от всего этого ушли.
Суханов усмехнулся.
— О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, — сказал он. Не волнуйтесь, Анатолий Карлович, это еще не предел.
— Наверное, — согласился Журковский. — Нет предела совершенству. И пошлости тоже.
В декабре Журковский впервые в жизни оказался в Нью-Йорке. Суханов привез его, чтобы ознакомить с деятельностью своего американского филиала. За четыре месяца Анатолий Карлович если и не полностью, то все же довольно подробно вошел в курс дел фирмы, и теперь, когда Суханов предложил ему занять место главного научного консультанта, личное знакомство Журковского с работниками филиала было совершенно необходимо.
У Суханова и его помощника было всего три дня — на родине хватало работы и в головном офисе, и в предвыборном штабе Греча. Конечно, процесс в сухановском «Городе» был налажен и отрегулирован так, что какое-то время мог течь сам, без прямого вмешательства шефа, однако долго это продолжаться не могло, а уж стратегические вопросы решал только Андрей Ильич.
Встреча с американскими партнерами произошла не в роскошном офисе, который ожидал увидеть Журковский, а в обычной трехкомнатной квартире, находящейся на одиннадцатом этаже огромного дома на Манхэттене. Дом этот удивительно походил на отечественную новостройку пятилетней давности, да и к соседним зданиям вполне было применимо отечественое слово «микрорайон». Парпаллелепипед из красного кирпича, ставшего уже темно-коричневым от оседающих на стенах выхлопных газов и заводской гари, насколько хватало глаз был окружен братьями-близнецами — такими же гигантскими постройками, издали напоминающими грязноватые спичечные коробки.
— Нижний Ист-Сайд, — сказал Суханов, когда они с Журковским вышли из такси. — Не бог весть какой район, но и не из самых плохих.
— А мне нравится, — сказал Анатолий Карлович, оглядываясь по сторонам. Прямо как у нас… Спальный район.
— Не такой уж он и спальный, — ответил Суханов. — Считай, центр Большого Нью-Йорка. До Бродвея два шага, Виллидж — вон, совсем близко, там — знаменитый Бруклинский мост… Все рядом. И, что приятно, квартиры здесь стоят раза в два дешевле, чем в километре отсюда, где-нибудь в том же Виллидже.
— В той же Виллидж, — поправил Журковский.
— Да ладно, я же имею в виду район. Здесь с языком очень смешные вещи происходят. Сами услышите.
В квартире было тесно от гостей — русские сотрудники Суханова расхаживали по всем трем комнатам с бокалами в руках, шутили, расспрашивали шефа о том, что творится на родине. Большинство из них, как понял Журковский, не бывали в России кто год, кто два, а кто и все пять. Однако эмигрантов тоже не наблюдалось — все присутствующие были гражданами России и, кажется, собирались ими оставаться.
Суханов представил собравшимся Анатолия Карловича и заявил, что теперь вопросы чисто теоретического, научного характера будет решать он и только он, профессор Журковский.
Анатолий Карлович знал, что «Город — XXI век» занимается не только программным обеспечением русскоязычных пользователей ПК во всем мире, но и торговлей самыми компьютерами, комплектующими, «софтом», телевизионной аппаратурой, музыкальным оборудованием, аудио- и видеопродукцией, а сейчас строит еще и планы по созданию телевизионной сети. Фирма уже получила собственную частоту в России, здесь же, в Америке, создается русскоязычный канал телевидения — так сказать, региональный, обслуживающий только штат Нью-Йорк, но и это уже немало.
При таком широком поле деятельности под «вопросами научного характера» можно было понимать самые разные предметы и темы, но Журковский пока не настаивал на том, чтобы круг его обязанностей был максимально конкретизирован. Он уже хорошо знал, что Суханов — реалист, что он всегда трезво оценивает людей, находящихся рядом с ним, и потому был уверен, что босс не нагрузит его работой, в которой Журковский окажется профаном или просто неспециалистом. Это был один из главных принципов фирмы «Город» — высочайшая квалификация каждого из ее работников, начиная от дворника, уборщицы или охранника низового звена и заканчивая генеральным директором.
«Когда я почувствую, что устал тянуть эту махину, сразу уйду», — говорил Суханов, и Журковский ему верил.
Среди бродящих по квартире гостей была одна-единственная представительница слабого пола, она же оказалась единственным гражданином Соединенных Штатов.
Молодая женщина лет двадцати, одетая в поношенные джинсы и белую футболку (декабрь в Нью-Йорке выдался теплым, и, чтобы дойти от подъезда до машины, достаточно было накинуть на футболку пиджак или куртку, а кожаная куртка гостьи висела в прихожей), она производила впечатление увлеченной студентки, очарованной именитыми гостями.
Она взмахивала пушистыми темными ресницами и осторожно поглядывала на Журковского, о достоинствах которого Суханов произнес короткую, но очень вескую речь.
