— Брат, подпиши Анатолию… — робко попросил верзила.
Я взял ручку и коряво расписался в романе "Пока ангелы спали": "Анатолию от Алексея Семёнова на долгую память".
— Слушай, а рожу мне бить не желаешь? — спросил я.
— За что? — не понял пострадавший, довольно разглядывающий автограф.
— Как, за что? Я ж тебе недавно тачку подпортил!
Анатолий оценивающе посмотрел на "Вольво".
— Это ты насчёт стекла, что ли?.. Брось. Всё равно, это тачка не моя!
Я изумился ответу.
— Я её угнал, — засмеявшись, продолжил он. — И книжка не моя. Но будет приятно её прочитать, ведь интереснее, чем через интернет.
— Угнал?! — переспросил я.
— Решил вспомнить старое, не забыл, — усмехнулся вор. — Да не забивай себе голову ерундой, давай лучше я тебя выпивкой угощу. Какая встреча! Отметить надо.
"Вот ведь, сука жизнь!!! Ну надо же, мне теперь, вот так запросто сидеть с незнакомым, первым встречным мужиком-вором в баре, да ещё изливать ему душу", — подумал я, а вслух сказал:
— Вот так, Толян, книгу, которую ты держишь у себя, я своим потерянным покоем заработал!
Изрядно подвыпивший собутыльник с интересом выслушал мою историю, несогласно покачал головой.
— Только не обижайся Лёня… но ты где-то прав, а где-то не прав. Конечно, здорово ты натерпелся, но друган твой тебя всё-таки поднял! Как ни крути, а хрен бы ты издался, если бы не это бабло. Ты бы их никак не заработал. Поэтому ты его понять должен, — проговорил он.
— Никогда! — взорвался я.
— Должен, — повторил Анатолий.
— Почему?
— Нельзя жить с обидой, Лёня. Ты меня потом поймёшь! — заметил собеседник, тут же сменив тему разговора.
Я потерял счёт времени, когда мы с Толяном разошлись, по миру текла тёмная ночь. Луна, словно светильник, лила свой сироп на улицы города. После нашей беседы мне стало чуть легче, но не настолько, чтобы исчезла моя обида. Какой ужас! А всё-таки Толян был прав, если б не Женёк, то ходить бы мне теперь и думать, где деньги заработать на книгу, на рекламу, на имя, на жизнь в принципе. Заявиться бы сейчас к Меньшикову и помириться, но нет… не получится у меня через гордость переступить, как никак, а в нашей ссоре в основном виноват он! Вот если бы предлог хороший найти, чтоб заявиться в гости… сейчас, ничего придумать умного не могу. Ладно. Всё равно пойду. А там на месте что-нибудь придумаю…
Озарённый найденным решением, я поплёлся к дому Жеки, тем более, отсюда до него рукой подать. Вскоре мне удалось добраться до берлоги товарища. Оказавшись во дворе, я поспешил к дому через яблоневый сад.
"Интересно будет посмотреть, как воспримет Женёк мой внезапный приход…" — подумалось мне. И, остановившись у входной двери, я начал нетерпеливо тарабанить по ней кулаком. Никто её не отворил, это меня разозлило.
— Открывай, Чума, это Лёня, друг твой пришёл! Открывай, а не то снесу дверь к чёртовой матери! Спишь, что ли, сука?
Я не ожидал услышать в ответ незнакомый женский голос с акцентом.
— Уходи. Его нет дома.
— Как нет дома? А где он?
— Не знаю. Его давно нет. Уходи, — ответила Донгмэй, стоявшая за дверью по ту сторону.
— А ты кто такая? — прокричал я злобно.
— Подруга.
— Слушай, подруга, позвони ему, скажи, тут Лёха его дожидается! Пусть сюда бежит! — потребовал я.
— Я давно не могу дозвониться, телефон не отвечает. Я боюсь, что с ним могло случиться несчастье… — промолвила китаянка.
Я медленно сполз на землю, прислонившись затылком к двери. Луна с неба заглянула мне в душу, она искупалась в ней… Где-то завыла одинокая собака, такая же несчастная, как…
— Эй, ты ещё там? — позвала меня незнакомка.
— Меня уже нет, — ответил я, после чего поднялся с корточек и, несолоно хлебавши, побрёл куда глаза глядят.
Что-то безумное родилось в моих беспокойных мыслях…
Когда многолуние обручами лезет в окно,
И бред огрызается сумасшествием ночи.
Смотрю в небеса я и вижу одно:
Многолуние медью рвёт меня в клочья,
Многолуние, оно, как безумие, оно…
Не даёт, не даёт психопату покоя.
Пусть все кругом слепы, но я-то давно, знаю, что это такое!
Я знаю… Многолуние, оно, как вино, полоумно смеётся со мною.
Колотит меня об стенку башкой, застилает все звёзды собою.
Многолуние, оно, как безумие…
Новый день, вместо того, чтобы дарить горожанам тепло, пролился на них холодным дождём. Нависая над мокрым городом, по небу неспешно текли тяжёлые серые облака. Капитан Свинин, брезгливо выйдя из участка, старался скорее миновать многочисленные лужи да побыстрее сесть в милицейскую двенадцатую модель ВАЗа.
— Петруха, давай кати к Отару в закусочную, сейчас он опять нас бесплатно обедом угостит, — велел старший по званию.
— Сейчас сделаем, Вась, — Младший лейтенант завёл мотор. — Что-то ты невесёлый сегодня?
Свинин раздражённо махнул рукой.
— Будешь тут весёлым… Сейчас вот нагоняй от начальства получил, мол, преступлений много, а раскрываемости мало. Я чего ему, волшебник что ли? Гарри Жлобтер?
— Поттер, — поправил его водитель.
— Да плевать! — отмахнулся рыжий. — Ещё погодка какая-то мерзкая… — проговорил он с отвращением. — Ну, ничего, вот перекушу у Отарчика, сразу полегчает.
В конце концов, после недолгих изысканий, машина подъехала к кафе "Мимино", хозяином которого являлся сорокалетний армянин, давно обосновавшийся в этих краях. Менты напрямую прошли вовнутрь, их сразу встретила любимая музыка владельца: "Читто-дритто, читто-маргаритто…" Лейтенант, как обычно, занял свободный столик у окна, а Свинин, оставив напарника, приблизился к хозяину заведения, недовольно вытирающему дно стакана белым полотенцем: "За что я им плачу?! Даже какую-то пыль не могут толком протереть", — возмущённо подумал армянин.
— Здорово, Отар, — поприветствовал капитан.
— Кого я вижу! Здравствуй, дорогой! — лицемерно обрадовался хозяин кафе, выдавив из себя добродушную широкую улыбку.
— Нам, значит, шашлычков, еды, подай, как я люблю, и зелени не забудь, покроши побольше и соответственно вина захвати, — заказал Свинин.
— Будет исполнено.
Мент уже хотел было вернуться назад к столику, но вместо этого пристально посмотрел на Отара:
— Слушай, а у тебя с лицензией как? Не истекла?
Тот отрицательно покачал головой.
— А остальные документы, в порядке?
— В полном, — ответил Отар удивлённо.
— А пожарная безопасность, не хромает? — ворчливо спросил Свинин.
— Самая лучшая.
— Смотри у меня, а то знаешь… — погрозил толстяк. — Привыкли тут беспредельничать, а кто-то отвечать за всё должен! — Капитан вернулся к сослуживцу.
— Всё в порядке? — спросил тот.
— Глаз да глаз за ними нужен, — констатировал рыжий, взглянув в большое заплаканное дождём окно. — Ну и мерзкая погода, просто поганая! — проговорил он задумчиво.
Вскоре официантка подала заказ, пожелав с милой улыбкой на лице приятного аппетита.
— Какой к чёрту приятный аппетит? Работаешь тут в поте лица, а всё бестолку. — Рыжий стащил с шампура шашлык. — Пашешь, пашешь, а вокруг все недовольны, еда в рот не лезет! — пробурчал Свинин, жуя. — Мясо-то, небось, собачье? — подозрительно заявил мент.
— Ни в коем случае, — заверила девушка.
— Знаем мы ваше "ни в коем случае"… ладно, вали отсюда, — прогнал жлобяра официантку.
Всё время молчавший напарник не хотел вмешиваться в текущий разговор, так как уже очень хорошо знал противный характер Свинина.
— А чего ты молчишь-то, Петруха? — вдруг спросил тот.
— Просто… — запнулся лейтенант.
Толстяк укоризненно посмотрел на него.
— Вот всегда ты так, Петя… не дождёшься от тебя дружеской помощи! Нет бы поддержать товарища, слово надёжное вставить… — он отрешённо махнул рукой. — Нет, Петя, не пошёл бы я с тобой в разведку.
Лейтенант понял, что срочно надо менять тему разговора, иначе и ему достанется на сухари, поэтому он ненавязчиво подал идею: "Моего друга баба вчера бросила, ушла к коммерсанту какому-то".
Свинин аж на месте подскочил, вытаращив глаза.
— Ну, брат, знаешь, ну, бабы это вообще!.. Это вообще… всё им, сукам, мало! Всё им денег, бабла им давай телегами! А благодарность-то, вот она у них какая! — затараторил мент.
Напарник хотел вставить замечание, но Свинин его прервал.
— Петруха, хватит, чего разболтался? Честное слово, вот вечно ты вперёд всех лезешь, рот другим затыкаешь. Я всегда говорил, что бабы — это самое гадкое, самое бесполезное существо из всего живущего на Земле. Ну, сам посуди, мозгов нет, инстинкты животные, нажраться да задницу свою получше пристроить. А какие они все дуры, Петруха! Какие дуры! Я слова такого подобрать не могу, чтоб их умишко охарактеризовать, ум у них — куриный. Вот шмотки да болтовня глупая, больше им ничего не надо. Петруха, вот веришь-нет, но если вдруг я узнаю, что моя где-то там гуляет, то башку отверну своими руками, а потом пристрелю! — Свинин потряс табельным оружием. — Потвёрже с ними надо, приятель, в кулаке держать, иначе на шею сядут, суки. Ты Подушкина знаешь же, видал, в чём ходит? Из мундира не вылазит, зато жена — раскрасавица, расфуфыренная, в соболях, в перстнях, в золоте по другим мужикам расхаживает, а он, подкаблучник последний, рогами уже потолок прошиб, придурок.
