Энди выпрямляется, с торжествующим видом подняв над головой маленький металлический диск и прерывая мои размышления.
— Что это такое? — спрашиваю я, протягивая к нему руку.
Он подходит к краю пруда, вручает мне диск, не посмотрев на него, и я тут же начинаю счищать с него грязь.
— Ну что там? — спрашивает Энди.
Серебряный блеск под черной тиной кажется мне знакомым.
— Это серебряный доллар, довольно старый. Такие мой дед хранил в специальной коробке.
Точнее, это доллар Эйзенхауэра, с профилем президента на одной стороне и эмблемой «Аполлона-11» с изображением орла — на другой. (Честно говоря, удивительно, что я это запомнила, но дедушка знал о монетах все, и его рассказы остались со мной навсегда.)
— Там что-нибудь написано?
Энди протягивает к доллару руку, но я продолжаю его разглядывать и даже провожу по нему пальцем — вдруг на монете имеется тайная гравировка.
— Ничего особенного, — отвечаю я, переворачивая монету, и со вздохом передаю доллар Энди.
Он быстро осматривает монету и приходит к такому же выводу.
— Серебряный доллар.
— Но это подсказка, верно? Я хочу сказать, что подсказкой может оказаться самая незначительная деталь. Ведь игра устроена именно так?
Мой голос звучит слишком громко, и я стараюсь немного успокоиться. Все внутри у меня дрожит, но живущая во мне актриса знает, что я должна играть роль спокойной и смелой женщины.
— Наверное, так, — кивает Энди. — И подсказка должна быть как-то связана с кино. Нам остается лишь обнаружить связь.
Я бледнею.
— Но тут миллион вариантов.
Он кладет руку мне на плечо.
— Значит, мы рассмотрим миллион вариантов один за другим. Давай, Деви, нам это по силам.
— Верно, — отвечаю я, собирая волю в кулак.
— Тогда давай начнем перебирать варианты.
Естественно, в голове у меня полная пустота.
— Хмм.
Я не знаю, что сказать. Бред какой-то, ведь я живу миром кино. Мой дед был оператором и работал на фильмах, которые сейчас признаны классикой. Я выросла на таких фильмах, как «Мышьяк и старые кружева»[22], и ходила на премьеры картин, в которых играла главные роли. Странный образ жизни, но мне он нравился.
Моя бабушка, чтобы не отстать от нас, читала все, что только возможно, о Голливуде. Более того, она о нем писала. Помните журнал «Частная жизнь»? Она была одним из анонимных авторов, снабжавших знаменитое издание самыми разнообразными историями.
Иными словами, если есть на свете человек, который знает все о кино и о подноготной Голливуда, то это я. Но именно сейчас мне ничего не приходит в голову.
— Ладно, — говорю я, пытаясь рассуждать. — Это доллар Эйзенхауэра. Про Эйзенхауэра был фильм, который назывался «Почему мы сражаемся». О войне. Если война является ключом, то в сороковые годы снят документальный фильм «Истинная слава».
— Но ни один из этих фильмов не связан с определенным местом.
Он прав, и на мгновение мои паруса вновь поникают. И все же я полна решимости продолжать.
— Может быть, дело не в Эйзенхауэре. Может быть, подсказка связана с серебряным долларом. Или просто долларом. Или орлом. Или даже «Аполлоном».
— «Аполлоном»?
Я объясняю ему смысл изображения на оборотной стороне монеты.
— Возможно, здесь намек на театр «Аполлон». Проблема в том, что его снесли, — добавляю я. — Но ты понял идею.
— У тебя отлично получается, — заявляет Энди. — Однако нам необходимо сосредоточиться на тех местах, которые существуют.
— Ну, я знаю, что Эйзенхауэр произнес речь в «Голливудской чаше»[23] в тысяча девятьсот пятидесятом году. Может быть, нам отправиться туда?
Я выдвигаю это предположение без особой надежды, но, к моему удивлению, Энди хватается за него.
— Деви, ты великолепна. Это наверняка и есть ответ.
— Ты так думаешь? — В самом деле, все вроде бы сходится, и я чувствую прилив гордости. — Но где именно в «Чаше»?
— Не знаю. Разберемся, когда окажемся на месте. — Энди поворачивается в ту сторону, откуда мы пришли. — Пойдем отсюда.
Я спешу за ним, сгорая от нетерпения. Неужели этот кошмар закончится раньше, чем я думала? Неужели к утру я снова смогу жить своей жизнью?
Поблизости пронзительно кричит птица, вероятно потревоженная шорохом в кустах.
Я смотрю на Энди и вижу, что его глаза тоже широко раскрыты. И неудивительно. Ведь мы здесь одни. Тогда кто шевелится в кустах?
— Пойдем, — шепчет Энди. — Мы нашли подсказку. Давай выбираться отсюда. Проверим «Голливудскую чашу». Мне кажется, это лучший вариант из всех возможных.
— Нет, — раздается низкий голос из кустов, и я пронзительно кричу, когда появляется одетая в черное фигура.
— Беги, — вопит Энди, и я бегу, едва не свалившись в пруд.
— Подожди! — зовет меня незнакомец.
Тут только я понимаю, что знаю этого человека, и, хотя мой страх отступает, на смену ему приходит гнев.
— Блейк! — кричу я, останавливаясь. — Какого черта ты здесь делаешь?
— Помогаю, — совершенно спокойно отвечает он, кивнув в сторону зажатой у меня в кулаке монеты. — Ты уверена, что хочешь именно сейчас отправиться в «Голливудскую чашу»?
— Что ты имеешь в виду? Блейк, у меня нет времени!
— Об этом и речь, — все так же спокойно продолжает он. — А что, если ты ошибаешься? Что, если монета вовсе не подсказка? Что, если «Голливудская чаша» не имеет к твоей проблеме никакого отношения? Что, если ответ нужно искать совсем в другом месте, а ты потратишь несколько часов зря? У тебя нет лишнего времени.
У меня замирает сердце — не только из-за его слов, но и из-за того, как он на меня смотрит. Меня злит, что он явился сюда после того, как я просила его держаться от меня подальше. И все же…
И все же я дрожу, ведь он пришел, несмотря ни на что.
Однако Энди испытывает совсем другие чувства. Он холодно смотрит на Блейка, словно тот виноват во всех моих несчастьях.
— Хорошо, Блейк, ты привел разумный довод. Но если монета не является подсказкой, тогда что является?
— Я не знаю, — отвечает Блейк.
— Проклятье, Блейк, ты что, хочешь, чтобы ее убили? Или сам ищешь смерти? Мы уже обсуждали это и пришли к выводу, что ты должен держаться от нас подальше.
— Однако я здесь. И я остаюсь. И до тех пор, пока мы не будем полностью уверены, что нам нужно именно в «Голливудскую чашу», вы оба отсюда не уйдете.
Блейк был настроен решительно.
— Может быть, он прав, — сказала Деви. — Может быть, нам сначала нужно убедиться в том, что мы не ошиблись. Нельзя не заметить, что монета обросла грязью. Что, если это вовсе не подсказка? Возможно, она пролежала здесь много месяцев.
Это был хороший довод, и Блейк ждал, наблюдая за выражением лица Энди. Судя по всему, Энди был недоволен тем, что его авторитет ставят под сомнение, ведь он уже имел опыт этой игры, но слова Деви звучали разумно. Немного поразмыслив, Энди кивнул.
— Хорошо. Мы поищем другую подсказку. Но не больше, чем полчаса. Мы не можем попусту тратить время.
Его последние слова были обращены к Деви. Она поджала губы и кивнула. Энди повернулся к Блейку.
— Полагаю, теперь ты должен уйти.
— Прекрати спорить, Энди, — сказал Блейк. — Я никуда не уйду. А если ты будешь настаивать, то только зря потратишь время, которое лучше употребить на поиски противоядия.
— Блейк… — вмешалась в спор Деви. — Пожалуйста, уйди. Мне не нравится, что ты здесь. Что, если…
— Меня не слишком заботит, что тебе нравится, а что нет, — сказал он, чувствуя, что его терпение кончается. — Дело в том, что я неравнодушен к хорошенькой головке, которая покоится на твоих плечах. Да и к остальному тоже, если уж на то пошло.
Он бросил на нее быстрый взгляд и был вознагражден блеском зубов, закусивших верхнюю губу, — верный знак того, что она поняла, о чем он думает.
— Я тоже неравнодушна к разным частям твоего тела, — сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало без какого-либо намека на похоть. — Именно по этой причине я хочу, чтобы ты отсюда убрался. И как можно быстрее.
— Слишком поздно. Я уже вовлечен в игру. — Блейк опустил руки. — Со мной все кончено.
— Нет. — Деви почти прошептала это слово, в ее глазах появились слезы, поколебав твердую уверенность Блейка. — Пожалуйста, Блейк. Ты все еще можешь уцелеть. Сейчас полночь. Может быть, никто не знает, что ты здесь. Пожалуйста. Пожалуйста, уйди.
Ее отчаянная мольба проникла ему в сердце, но он не хотел отступать. Однажды он ее оставил; второго раза не будет.
Деви бросила на него последний взгляд и вздохнула.
— Ладно. Оставайся с нами до тех пор, пока мы не убедимся, что нашли подсказку. Но потом ты должен будешь уйти. Пожалуйста, Блейк. Ради меня.
Боль, прозвучавшая в голосе Деви, заставила его кивнуть.
