Вероника сидела как оглушенная. Координатор громко зевнул, одной рукой потер лицо и сказал:
– Черт, не молчите, а то засну. Веселую ночку вы мне устроили. Сами-то где ночевали?
– У Борских.
– Вот как, – протянул Координатор. – Честно говоря, и в голову не пришло. Недоработочка, Владислав Ильич, – укорил он сам себя. Потом спросил: – Наверное, разболтали им обо всем, что мы с вами новенького узнали?
– А что, нельзя было? – с вызовом спросила Вероника.
– Да почему нельзя? Можно... Только бесполезно, – тусклым голосом произнес Координатор.
– Что бесполезно?
– Все бесполезно. Никого мы, похоже, не найдем, ни мальчика, ни девочку... бывшую девочку. Только зря растревожили стариков.
Больше до самого въезда в школьные ворота никто не произнес ни слова.
Внизу у раздевалки к Веронике бросилась Сашка, повисла на шее, всхлипнула в ухо:
– Вероничка, я тебя ждала. Жаль, что тебе пришлось вернуться, но как же мне было горько, что ты уехала вот так, даже не попрощавшись. Я так боялась...
– Что я не доживу до утра, да?
– Нет, я же не знала, что ты деньги потеряла. Воображала, что ты уже летишь к своим деткам. Просто я подумала, что после случившегося ты больше не вернешься в Россию, а я вряд ли еще когда-то побываю за границей. И мы с тобой никогда больше не увидимся.
– Я тебя в гости приглашу, – пообещала растроганная Вероника. – Знаешь, а я ведь ночевала у Борских. Так получилось.
– Да что ты?! – всплеснула руками Сашка. – И как они там, совсем сдали, наверное?
– Я бы так не сказала. Знаешь, удивительная история: они уже много лет получают по почте очень большие деньги, и это дает им уверенность, что Стася жива. Хотя когда они попытались в этой истории разобраться, то получили ответ, что деньги якобы присылает им от щедрот известный тебе Сергей Иванов. Как думаешь, такое возможно?
Сашка вдруг покраснела так, что захотелось подуть на ее лицо, и воскликнула:
– Бред! Он родному сыну за всю жизнь копейки не прислал! Мы бы и не приняли, но это факт. С какой стати он станет заботиться о чужих родителях?!
– Не знаю, может, он был влюблен в Стаську, раньше, еще до тебя, и в глубине души не может ее забыть?
– Да никого он не любил! – отрезала Сашка. – Вспомни, Стаська была слишком взрослая, слишком женщина. На нее вовсю западали взрослые мужики, но никак не наши недоросли.
– Так кто же тогда присылает им деньги? – не спросила, просто подумала вслух Вероника.
– А может, Стася и присылает?
– Стася?
Такое решение просто не приходило Веронике в голову. Все эти годы она была убеждена, что Стася погибла. Возможно, в ту самую ночь или чуть позднее. Иначе ее бы нашли. Конечно, Вероника знала, что и в мирные доперестроечные времена существовали убийцы и маньяки. Люди частенько исчезали бесследно. Были еще инакомыслящие, их арестовывали или бросали в психушки, забыв предупредить об этом их близких.
Но куда могла подеваться несовершеннолетняя девочка из хорошей семьи, комсомолка? Тем более если Стася не была похищена, а отправилась в бега по собственной воле, испугавшись, к примеру, Алькиных братьев. Да любой милиционер должен был задержать ее и доставить в отделение для установления личности. А фотография Стаси висела на всех стендах «Их разыскивает милиция», Вероника сама это видела.
Она думала об этом, пока шла рядом с Сашкой до комнаты отдыха для учителей. Только на самом пороге затормозила:
– Сашка, я к себе пойду, меня уже ноги не держат.
– Что ты? – Сашка обхватила ее за плечи. – Тебя ведь все ждут.
И почти втолкнула ее в комнату. Вероника была изумлена, обнаружив, что здесь собралась вся их небольшая «компания заложников». Юлька, Алия, Александр Сергеевич – все сидели вокруг стола и встретили Веронику неопределенными улыбками.
– Наконец-то, – проскрежетала из угла Юлия. – Мне уже осатанело без конца пить чай и дожидаться ужина.
– Мне чайку никто не нальет? – бесшумно ввинтился в комнату Координатор. – Измотался я, пока искал нашу беглянку. Кстати, не вам бы жаловаться, Юлия Львовна.
Юлия поморщилась, а Сашка воскликнула:
– Конечно, Владислав Ильич, только сперва вам придется поужинать!
– А я, знаете ли, Александра Ивановна, и спорить с вами не буду!
Вероника сидела слегка в тумане после всего пережитого и только дивилась на все, что происходило вокруг. Вот уже, кажется, начинается братание заложников с похитителем. Да и у нее самой Координатор больше не вызывает ненависти. Ведь если бы не он – где сейчас была бы она?
И так же, словно сквозь слой ваты, услышала она странный вопрос, заданный Александром Сергеевичем:
– Скажите, разговоры в этой комнате каким-то образом фиксируются? Я имею в виду, в настоящее время?
– А у вас есть какое-то сообщение? – тут же отреагировал Координатор, и от расслабленности в его голосе не осталось и следа.
– Да, я хочу говорить... настало время. Веронике нужно возвращаться домой, да и всем остальным – тоже... В общем, я расскажу вам, что случилось со Стасей.
Вероника оцепенела на стуле. Никто в комнате не произнес ни слова и не пошевелился, только дернулась всем телом и побелела Сашка. В этой нереальной тишине Александр Сергеевич начал свой рассказ.
– Тот год был вторым годом моего учительства. Мне только что исполнился двадцать один год – теперь-то уж понимаешь, какой это смешной возраст, не так ли? Я терзал себя днем и ночью и даже во сне пытался создать свою систему, свой стиль. И частенько создавал, особенно в выходные дни. А потом приходил в школу – и все мои задумки шли прахом. Мои нововведения вели к тому, что урок превращался в хаос, педагогические приемы действовали на учащихся как на слона комариные укусы.
Когда я понимал, что урок вот-вот будет сорван – приходилось вновь закручивать гайки. Это восстанавливало дисциплину, но – опускались руки. Я тяжело переживал ненависть ко мне моих учеников, словно сам себя начинал видеть в каком-то искаженном зеркале. К тому же я чувствовал, что слишком туго натянутая пружина однажды лопнет с нешуточной отдачей.
Так и случилось. На том самом уроке, когда Стася Борская решила вступиться за свою даже не подругу, а просто одноклассницу Алию Хасанову. Девочки помнят, что тогда произошло.
– Я тоже в курсе, – торопливо подал голос Владислав Ильич.
– Замечательно, не придется углубляться в обстоятельства, которые меня отнюдь не красят. Не знаю, трудно ли вам вообразить, что творилось тогда в моей душе? Первая мысль была – что теперь делать, как поступить? Прервать урок, наказать Стасю, выгнать вон из класса? Или сделать вид, что ничего не произошло, и как-то замять дело? Впрочем, замять едва ли удастся. Тридцать пар глаз смотрели на меня с нетерпеливым любопытством, ожидая моей реакции. А что мог сделать я, стоя перед ними с горящей от пощечины щекой? Я просто выбежал из класса.
В учительской, где я искал защиты от нескромных взглядов, как на грех, оказалась завуч школы. Эта железная леди мигом вытянула из меня всю правду. И, увидев, что я едва стою на ногах от переживаний, велела отправляться домой.
Дома я поступил самым неоригинальным способом: нашел материнские сигареты и первый раз в жизни закурил. Хорошо еще, что в доме не держали алкоголя... В общем, когда через десять минут я случайно глянул на себя в зеркало, то увидел там круглый зеленый блин с поджаренной до красноты одной щекой. И как раз в это мгновение раздался звонок в дверь.
Я не был готов принимать гостей, поэтому на цыпочках подкрался к двери и заглянул в глазок. И увидел на площадке Стасю Борскую. Наша завуч не придумала ничего лучше, как отправить ее ко мне на дом просить прощения. Девочка не выглядела слишком огорченной, она нетерпеливо гарцевала на площадке и без конца жала на кнопку звонка. А я молил небеса, чтобы она ушла раньше, чем вернется с работы моя мать.
Стася покрутилась по площадке еще минут пять, а потом поскакала вниз по лестнице. Только тогда я смог перевести дыхание. К приходу матери я уже лежал в постели и старательно изображал заболевшего.
В ту ночь я о многом передумал. Сначала был готов завтра же подать заявление об уходе и никогда больше не переступать порога школы, ни нашей, ни какой-либо другой. Но потом заныло в груди: а как же задуманные, но еще не написанные мной книги по педагогике, как же звание «заслуженный учитель», как же призвание, в конце концов? Неужели должно отказаться от мечты из-за какой-то девчонки? И я решил, что сумею пройти через это испытание.
На другой день мать предложила вызвать доктора, сказав, что выгляжу я и впрямь неважно. Но я наотрез отказался от нескольких дней передышки. Я понимал, что за это время могу окончательно пасть духом и никогда уже больше не заставлю себя вернуться в школу. Встал и пошел на урок. Это было нелегко. Кое-кто из присутствующих об этом очень хорошо знает. – Александр Сергеевич с невеселой улыбкой посмотрел в Сашкину сторону. – Но в конечном счете оказалось не так уж страшно. Для меня было большим облегчением узнать, что Борская временно отстранена от моих занятий. Но почти каждый день я натыкался на нее в школьных коридорах. Она всегда вежливо кивала и здоровалась со мной, и я с готовностью подхватил игру под названием «ничего не случилось».
