На этом месте Юрист усмехнулся криво, сказал:
– Вы бы видели, Вадим Семёнович, их физиономии! Если б я не был прагматиком и материалистом, поверил бы, честное слово! Перепуганные они были до смерти. Говорят: стоит мальчишка на поляне, а рядом с ним – мужик. Разглядеть они его не успели, потому что… Ну, не знаю, как вам это рассказать! Ладно, как они мне, так и я вам… Луна как раз вышла из туч, светила ярко. Всё казалось серебряным – надо же! – а мужик вдруг стал превращаться… Деформироваться – это уже я так определил. Лицо исказилось, стало вытягиваться вперёд, он страшно завыл, протянул руки, а из них полезли когти. И уже рядом с мальчишкой оказался не человек, а огромная псина или волчара. В общем, оборотень. Они завопили и, как я понимаю, ничего не соображая от жути, бросились назад, к дороге, к машинам…
Дальше Юристу два других боевика поведали, как выскочили из леса ошалелые Хряк и Штырь, как стали что-то кричать про оборотня, полезли в свою машину и мгновенно рванули её с места. Двое других, получается, приказ не выполнили – не убили подельщиков. Но они рассудили так: всё пошло не по плану, вот пусть те двое и объясняются. Да и уходить пора: несколько машин промчали мимо, не останавливаясь, но скоро кто-то обязательно тормознёт или сообщит в милицию.
Мальчишку искали несколько дней. Нет, не милиция – люди Юриста. Милиция, конечно, тоже искала, но там были уверены, что восьмилетний Игнат мёртв, убит старшим братом. Сам Батуйко давал повод так думать, описывая свои разговоры с Игорем… Целая бригада обшарила большую площадь леса – безрезультатно. Но ведь и не объявлялся мальчишка, просто напросто сгинул бесследно. Хоть верь в этого оборотня! Только Батуйко не верил. И Лана не верила. Время шло, недели, месяцы. Вадим всё время обещал ей – вот-вот его люди разгадают этот фокус. Как-то он неосторожно сказал ей:
– Я не сомневаюсь, он мёртв. А через полгода и официально будет признан мёртвым. Вообще-то срок исчезновения для этой процедуры – пять лет. Но моя адвокатская команда нашла зацепку: он исчез при обстоятельствах, угрожающих жизни. Значит, можно через полгода уже признать мёртвым.
С Ланой случилась истерика. Она не хочет «признания», пусть даже официального! Неясность с мальчишкой висит над ними, над их ребёнком, как дамоклов меч! Их дочурка должна быть единственной – не формально, а фактически! Она, Лана, хочет видеть фотографию мёртвого мальчишки – да, готова даже к этому страшному шагу! Его, Вадима, люди бездарны, выгони их, возьми других, заплати втрое…
С большим трудом он успокоил её и дал клятву: малышка Флоренс родится, не омрачённая никакими тайнами. Именно тогда умница Лана спросила с присущей ей проницательностью:
– Почему следы мальчика искали только в лесу? Там поблизости есть населённые пункты? Какие-нибудь сёла? Надо поискать и там.
И вновь Вадим восхитился ею, как тогда, когда она отговорила его от генетической экспертизы. Никто, никто не должен догадываться, что сыновья – не его, а незаконные выродки! Иначе догадаются и о другом…
Они долго молча шли по набережной. Наконец Вадим, чуть сжав её локоть, проговорил успокаивающе:
– Ланочка, любовь моя. Я виноват, конечно же. Но поверь, я со дня на день – и, увидев, как резко дёрнулся уголок её губ и полыхнул взгляд, быстро поправился, – с часу на час жду окончательных, совершенно точных известий. Очень толковые люди работают там, в районе Озерцов. Похоже, что в деревне под названием Ужовка, что-то нащупали.
Даша третий раз пошла в Ужовку сама. Последнее время Маша перестала бояться отпускать её одну. Во-первых, дочь уже большая, хорошо знает дорогу. Во-вторых, девочка совершенно серьёзно уверяла маму: «Со мной ничего плохого не случится. Там все люди хорошие, добрые». И Маша ей поверила – да, раз Дашенька говорит, значит и правда плохого не случится. А что люди хорошие… Она и сама заметила, что к их семье отношение в деревне изменилось. Встречали приветливо, здоровались первыми, интересовались что надо. Некоторые женщины и мужчины сами стали приезжать к их дому на велосипедах, привозить деревенские продукты, причём цены называли совсем не большие.
Эти заметные изменения произошли не так давно… Да, после того несчастного происшествия на пруду, которое, слава Богу, хорошо окончилось. Маша словно бы заметила это, но не придала значения. А связь была, и очень тесная.
На следующий день после спасения тонущих молодых людей в сельскую церковь пришёл мужчина, попросил священника поговорить с ним. Отец Василий, настоятель, узнал одного из своих прихожан, провёл его в отдельный флигель для крещения младенцев. В этот день храм хоть и был открыт, как всегда, но служба не велась, разговору ничего не мешало.
Немного сбиваясь, мужчина поведал священнику странную историю. Он был среди тех, кто первыми бросились в воду, когда лодка перевернулась. Сам он отлично плавает, стал нырять, увидел Сашку и, вместе с другим парнем, поднял того из воды. Уже другие пловцы оттащили спасённого на берег, он остался искать девушку. Нырял, нырял – нету её, не находилась. Он, конечно, был не один – ещё несколько мужчин, но всё безрезультатно. Уже все понимали – Таньку не спасти, хотели хотя бы тело найти. Не находили. Он уже и сам из сил выбился, решил нырнуть последний раз. И там, под водой, увидел в стороне длинный силуэт, словно тень. Так быстро промелькнула и ушла в глубину. В первое мгновение он испугался: акула! Но тут же сообразил: какие акулы у них в пруду! Да и силуэт вроде человеческий, а если человеческий, то маленький какой-то. Больше он ничего не успел подумать, потому что прямо перед ним всплыло тело девушки, Тани. Только что ничего не было, и вдруг – вот она. И опять краем глаза он увидел, как тут же метнулся в сторону тот самый силуэт. И на этот раз он сумел разглядеть, хотя вода была тёмная и взбаламученная, что это ребёнок… Вынырнул вместе с телом, закричал, с подоспевшими товарищами потащил утопленницу к берегу, а сам всё выворачивал голову в ту сторону, куда ушёл таинственный силуэт. И увидел: дальше, на пустынную сторону берега выбежала из воды девочка, совсем маленькая. Выбежала, подхватила с песка одежду и тут же скрылась в кустах. Но он узнал её, так ему кажется. Это младшая девчонка из большого дома на том берегу пруда…
Мужчина замолчал, тяжело дыша и облизывая пересохшие губы – вновь всё переживал. Священник, склонив голову, тоже помолчал, потом, прерывая паузу, спросил:
– Да, сын мой, я слушаю тебя. Это ведь ещё не всё?
Тот быстро закивал:
– Я, батюшка, ничего никому об этом не говорил. Думал, может померещилось мне. Смеяться станут, скажут: насмотрелся кино. У нас недавно в клубе «Человек-амфибия» показывали. А сегодня утром пришла к моей жене соседка, они дружат. Рассказала ей… А я слышал… В общем, она тоже вчера была на пруду. Помогала парню прийти в себя, а когда Таню вытащили, старалась изо всех сил, дыхание ей делала искусственное. Она, Зинаида, медсестра в нашей поликлинике. Первая и сказала, что девушка померла. Мол, под водой долго пробыла, лёгкие не работают, вода не откачивается. А сегодня моей жене рассказывает: «Отошла, плачу, другие женщины тоже плачут. А эта девочка, из большого дома, старшая которая, подошла тихонько, присела около утопленницы. Мне дивно стало: дети покойников боятся, убегают. А эта зачем подошла? Да ещё руку на грудь мёртвой положила. А потом глазищи свои подняла и так уверенно говорит: «Она живая»… Это, батюшка, Зинаида моей жене рассказала. И всё повторяла: «Мёртвая она была, совсем. Сердце не билось, дыхания не было, руки-ноги уже обмякли. Я же таких не раз видала, знаю…» Что же это получается, я тогда подумал? Эти две сестры из большого дома… Одна плавает как рыба под водой, вторая мёртвых оживляет! Может, они колдуньи? Ведьмы!
Священник улыбнулся мягко, перекрестился, и мужчина торопливо повторил за ним Крестное Знамение.
– Вчерашнее происшествие – само по себе чудо. Две молодые души не погибли, спаслись. Надеюсь, это станет им уроком, да и другим тоже: задумаются над тем, так ли живут… Понимаю, что на пруду была суматоха, страх, горе, неразбериха. Так немудрено ошибиться – тебе, да и Зинаиде. Однако, если вы не ошиблись, то эти девочки, сестрички… Какие же они колдуньи? Колдовство – это от злых сил. А они жизнь человеческую спасли. Божьи посланцы они в этом случае.
Этот разговор со священником и то, что он назвал девочек из большого дома «Божьими посланцами» стал известен всей Ужовке. А тут ещё так совпало, что Сергей неожиданно предложил:
– Давайте пойдём на воскресную службу в Преображенскую церковь. У нас один художник делал там росписи, очень хвалил. Храм ещё с давних времён, стоял заброшенный, но лет пять как его восстановили, отреставрировали. Мы тут рядом, а ни разу не были.
Маша достала из шкатулки и надела дочерям их крестильные крестики, но девочки не умели правильно креститься, и она научила их. В доме у них была одна икона – «Въезд Иисуса в Иерусалим». Сергей говорил, что она старинная, восемнадцатого века, что её нашёл, когда-то давно, его приятель в Северном селе, взял себе серебряный оклад, а икону отдал ему. Девочки любили смотреть на неё: большая овальная толстая доска, почерневшая, с трещинами, но они улавливали идущий от неё чудный запах. «Таинственный» – говорила Даша. Изображение тоже было тёмным, почти не видным. Но не всегда! Как только на икону падали яркие солнечные лучи, на ней проступали фигуры: едущий на ослике красивый Иисус с печальными глазами, женщины, стелющие под копыта коврик, толпящиеся люди с ветками пальм… В семье икону воспринимали скорее как картину, как произведение искусства, перед ней не молились.
