— Я поведу, ты понесешь, — живо предложила Темпл, направившись обратно забрать свою сумку.
Сестра Серафина ждала на кухне, совершенно бледная.
— Я покормлю кошек, — сказала она, когда они вошли. А потом, осторожно взглянув на сверток у Мэтта в руках, спросила: – Он будет…
— Мы попытаемся.
— Очень жаль, что ты не можешь остаться на семичасовую мессу. Я бы хотела, чтобы ты встретился с отцом Эрнандесом.
Мэтту вовсе не было жаль. Он выглядел только обеспокоенным:
— Мы вернемся к этому вопросу.
— Конечно, — пробормотала сестра Серафина.
— И мы позвоним с новостями, — пообещала Темпл, зазвенев ключами от машины.
Они с Мэттом поспешили на улицу, стараясь не задевать по пути кошек под ногами, и забрались в «шевроле», как только Темпл открыла машину.
Темпл теперь заметила, что воздух уже нагрелся и вокруг было совсем светло. Она была так рада, что может вести машину при дневном свете: разогналась до шестидесяти пяти километров в час, проворно съезжая с одной освещенной пустынной улицы на другую и собирая немногочисленные неодобрительные взгляды более спокойных водителей.
— Укутай его, — посоветовала она Мэтту. — Может, все подумают, что это больной ребенок.
Он повиновался. Кот был без сознания, держать его было непросто.
— Это самое ужасное, что я видела за всю свою жизнь, — Темпл пыталась завести хоть какой-нибудь диалог. Она заметила, что ее колени слегка трясутся, а голос на последнем высказывании предательски дрогнул.
— Ну и ночь! — ответил Мэтт со своей обычной сдержанностью.
Ей было интересно узнать, что могло бы заставить его потерять самообладание. Может быть, он был близок сейчас. Но у нее было такое чувство, что состояние кота наоборот восстановило равновесие Мэтта, хотя ей нанесло нехилую психологическую травму.
— Кто мог это сделать? — спросила она, понимая, что вопрос вполне ожидаемый и бессмысленный, на который не ответишь. Но его так нужно было задать.
— Не знаю. Очевидно, кто-то больной. Только в каком смысле?
— И почему монастырская кошка на двери мисс Тайлер? Кто был мишенью этого акта?
— Обычно люди или дети, которые мучают животных, не очень-то парятся по поводу мишеней. Они просто хотят найти кого-то, кому не будет все равно, кому будет больно, кто будет шокирован, испуган.
— Это могли быть дети, правда? Это еще ужаснее.
— Взрослые, как правило, не делают такого. Если они склонны к жестокости, то вырастают в убийц и насильников.
Темпл вздрогнула от цинизма Мэтта, нового для него качества. Это свидетельствовало о том, что у него вовсе не такое радужное видение мира, как она того ожидала.
«Шевроле» сделал последний поворот и въехал на парковку, где только кое-где стояли машины, явно принадлежащие персоналу. Она оббежала машину, открыть Мэтту дверь, а потом ломанулась вперед, открыть дверь в здание.
Пустая комната ожидания. Хорошо, подумала Темпл, взяв штурмом стол:
— У нас крайний случай, сильно раненный кот.
Женщина перевела на них взгляд. Выражение ее лица стало сочувствующим:
— Скорее заносите его. Я позову доктора Дулитла.
— Доктора Дулитла? — повторил одними губами удивленный Мэтт, следуя за Темпл в первый кабинет.
Она вздрогнула, когда Мэтт положил сверток с котом на стол, а потом потянулась потрогать лоб несчастного Петра.
Прилив энергии и воздуха ворвались в кабинет вместе с ветеринаром.
— Что случилось? — спросила она, разворачивая полотенце, чтобы осмотреть кота.
Мэтт и Темпл молча переглянулись. Говорил Мэтт:
— Мы нашли его пригвожденным к двери. Он жив, но не знаю, насколько плохо…
— Ваш кот? — спросила доктор Дулитл. Она знала, что у Темпл есть Луи.
— Нет, — быстро ответил Мэтт. — Это… друга. Пожилой леди.
Доктор Дулитл изобразила отвращение, когда надела стетоскоп. Вбежал ассистент:
— Вам двоим лучше подождать снаружи.
Они прошли в продезинфицированный коридор, а потом в комнату ожидания, где им оставалось только читать журналы для кошек и собак и раз за разом просматривать бесплатную литературу от компаний-производителей кошачьей и собачьей еды – «Мням-ням-ням» или «Кошачье счастье». Темпл подумала, что со всем этим вряд ли забудешь, где находишься. Не забудешь и то, что привело тебя к ветеринару…
Они с Мэттом сидели на соединенных друг с другом пластиковых стульях и пялились на плиточный пол.
— Это напоминает отделение неотложной хирургии, — наконец, выдала Темпл.
— Ага.
— По крайней мере, лейтенанта Моллины нет.
— А ведь могла бы быть уже здесь.
— В смысле?
— Случай не смертельный, но близок к тому.
— Замученный кот не тот случай, которым полиция будет заниматься, — возразила Темпл. Мысль о том, что лейтенант Моллина снова возникнет в ее жизни, была слишком ужасна, чтобы думать о ней. — Животные по закону рассматриваются как собственность. Этот бедный кот стоит столько, сколько за него захотят заплатить, точка. И ты знаешь, что это будет мало.
— И все же, — сказал Мэтт, — отдел полиции по борьбе с бандитизмом, возможно, заинтересовался бы. Особенно если у них в районе наблюдается активность сатанистов. Таким они занимаются.
Темпл придвинулась вперед на стуле (край сиденья его был поднят вверх, а ближе к спинке было углубление).
— Сатанисты? — прошептала она. — Я никогда не думала об этом!
Мэтт отстранился:
— Хозяева кота – монахини; кота пригвоздили к двери очень религиозной прихожанки, которая подбирает брошенных животных. Распятие – важный символ современного христианства, независимо от жертвы, независимо от конфессии.
Темпл надоело бороться со стулом, и она выпрямила спину, сев на самый край, чтобы не сползать то и дело, точно чучело, которое видело на своем веку так много и теперь само так напугано, что у него нет сил пугать кого-то еще.
— Сатанизм, — повторила она, похолодев до кончиков пальцев.
Доктор Дулитл появилась почти сразу же, как только они услышали ее приближающиеся шаги. Она села рядом на свободный стул.
— Он находится в состоянии шока. Потерял много крови.
— Да, дверь была вся вымазана, — подтвердил Мэтт. Темпл уставилась на него:
— Я не видела никакой крови.
— Было еще темно. Я заметил, когда снимал его. Рассвет только начинался.
— Необходимо делать переливание, — доктор Дулитл была профессионально бесцеремонна. — Как можно скорее.
— Так сделайте, — разрешила Темпл. — Уверена, хозяйка согласилась бы, если Петру это необходимо.
Доктор Дулитл вздохнула:
— В этом все и дело. Обычно на месте есть один из кабинетных котов, но кое-кто из клиентов просто влюбился в последнего и решил забрать его. А замену мы пока не нашли.
— Я не понимаю, — сказала Темпл. — Кабинетные коты?
Доктор Дулитл сняла свои очки с оправой из черепашьего панциря и потерла лицо костлявой рукой, украшенной шрамами – издержки профессии.
— Мы – ветеринарный кабинет. У нас на пороге постоянно оказываются брошенные или раненные животные. Некоторых мы отдаем, некоторых оставляем. Иметь здорового кота рядом – всегда на руку, на случай если необходимо переливание крови. Просто сейчас у нас нет ни одного.
— Какими качествами должен обладать донор? — спросила Темпл.
— Хорошо, если он будет большим, сильным, здоровым донором. И, разумеется, это должен быть кот.
— Луи! — вскрикнула Темпл, вставая с места. Мэтт тоже поднялся:
— В «Серкл-ритц»?
— Мы скоро вернемся, — объявила Темпл ветеринару, направляясь к двери.
Быстро запрыгивать в «шевроле» уже становилось привычкой. Поздние работники еще не выехали; ранние пташки уже давно уехали. Три пролета они преодолели в считанные секунды, автоматически игнорируя лифт.
Темпл промахнулась, засовывая в замок двери ключи, так дрожали ее руки:
— Будем надеяться, что он здесь. Давай, Луи, старый лежебока, хоть бы ты лежал где-нибудь тут на боку…
Внутри квартиры было прохладно и спокойно, как в журнале по интерьеру с другой планеты. Столько всего произошло с тех пор, как Темпл ушла отсюда ранним утром, когда Мэтт позвонил ей.
Они оба застыли, поглощая не оккупированную никем умиротворенность помещения, словно беглецы из далекого третьего мира. Темпл смотрела на свой бледный диван. Только черные кошачьи волоски, как след «снежного человека» в Гималаях: сплошная реклама и никаких доказательств.
Она вбежала в маленькую кухню, посмотрела сверху и снизу. Корм «Кошачье счастье» в миске не тронут, хотя приманка из верхнего слоя смеси креветок с устрицами была съедена подчистую.
Дальше – в кабинет, Мэтт позади нее. Но и там черной фигуры, развалившейся прямо на ее бумагах, на столе не было. Снова в большую комнату и – последний шанс – в ее спальню, которую Мэтт никогда не видел, и не по ее вине, а вот теперь…
