— Может, его сначала оглушили?
— Наверняка. Зачем лупить молотком покойника?
— Думаете, разумнее сначала разнести череп, а потом колоть труп ножом? Все это как-то не очень вяжется.
— А по мне, — заявил Прин, — убийца держал судью за шею. Видите, воротник разорван и скручен, галстук развязан…
— Тоже не исключено. Может быть, убийца ударил несколько раз молотком, а потом схватил судью за горло и начал резать.
— Чем? Молотком?
— Он мог отшвырнуть молоток и выхватить из кармана кинжал или скальпель, а другой рукой в это время держал жертву за горло.
— Гм… гм… — недоверчиво хмыкнул я.
— А почему бы и нет? — спросил Лаудербек.
— Попробуйте-ка одной рукой удержать на ногах труп или человека, потерявшего сознание. А ведь Робинсон весил больше восьмидесяти килограммов!
— Видишь? — сказал капитан шурину. — Я же тебе говорил, что это невозможно.
— Нет, возможно! — уперся Прин. — По-другому все равно быть не могло.
— Ну, ладно, допустим, все именно так и было, — продолжал Лаудербек. — Убийца несколько раз ударил судью ножом, поддерживая его на весу, потом сделал шаг назад, и жертва ничком рухнула на ковер. Убийца склонился над ней и нанес три удара в спину. Годится?
— Гм… не очень.
С террасы вышли санитары с носилками.
— Мы еще не закончили, — сказал капитан. — Погодите несколько минут.
Санитары уселись на ступеньках крыльца, а Лаудербек напряженно вглядывался в мертвое тело.
— Может, Робинсона ударили в спину, когда он еще сидел за столом? — предположил я.
— Тогда он упал бы на бювар головой вперед. Нет, судья встал и увидел убийцу.
— Вы уверены?
Капитан нагнулся и с трудом перевернул труп.
— Поглядите: этот человек явно увидел что-то жуткое.
На окровавленном лице с вылезшими из орбит глазами застыло выражение беспредельного ужаса.
— Да, вы правы.
— Глядя на него, я еще вот о чем подумал… но нет, это чистое безумие!
— Что именно?
— Так, одна мыслишка… смахивает на рассуждения моего шурина — красиво, но неправдоподобно.
Но Прин и не думал сдаваться.
— Разве Рейнольдс не говорил, что удары наносились сверху вниз? Стало быть, убийца высокого роста… и достаточно силен… во всяком случае, чтобы…
— …поддержать на весу судью! — расхохотался я.
Прин пожал плечами и замолчал. Лаудербек подозвал санитаров, и те вынесли труп.
Я присел на краешек стола и закурил.
— У меня тоже есть кое-какие соображения. Сначала судью ударили молотком. Он упал лицом вниз. Убийца склонился и трижды вонзил ему нож в спину, потом перевернул жертву, желая убедиться, что все кончено. Тогда-то он на всякий случай и нанес еще несколько ударов в грудь.
— А воротник? — спросил Прин.
— Судья, должно быть, закричал. Чтобы заставить несчастного умолкнуть, убийца вцепился ему в горло и тут же стукнул молотком.
— Именно так я себе это и представлял, — согласился Лаудербек. — Но этого упрямца ничем не убедишь. — Он задумчиво почесал подбородок. — Все это очень напоминает мне кое-что. Молоток. Нож. Остервенение убийцы. Удары, нанесенные в грудь и спину. Их число. И все же… все же это невозможно! Он не мог совершить этого убийства.
— Вы о ком? Кто не мог убить судью?
— Мясник Мэджи…
Дверь холла отворилась, и вошел Эндрю Робинсон. За ним семенил высокий и тощий Джонас Хэтфилд. Его и без того длинное узкое лицо вытянулось от страха. Евангелист был одет в черный лоснящийся редингот и черные бесформенные брюки. Войдя, он окинул комнату испытующим взглядом, пытаясь понять, что его ждет.
— А вот и Джонас Хэтфилд, Лаудербек, — бесстрастным тоном произнес Робинсон, словно имел в виду неодушевленный предмет, а не живого человека.
Хэтфилд затравленно смотрел на присутствующих.
— Давайте сядем, — предложил Лаудербек. — Этот человек сообщит нам более точные сведения.
Он сел в кресло у стола, мы с Прином устроились на диване, а Эндрю оседлал стул, облокотился на спинку и опустил подбородок на скрещенные руки. Хэтфилд долго переводил взгляд с одного пустого стула на другой и никак не мог решиться.
— Да садитесь вы, где угодно! — нетерпеливо бросил Лаудербек.
Евангелист бесшумно подошел к креслу и опустился на сиденье, потом, скрестив длинные ноги, заботливо разгладил ладонью складки редингота и нервно облизал пересохшие губы. Руки его вцепились в подлокотники кресла и, наконец, словно обессилев, опустились на колени.
Лаудербек, прищурившись, наблюдал за человеком в черном.
— Что вам известно об этом убийстве? — внезапно спросил он.
Хэтфилд откашлялся.
— Ровным счетом ничего. Я услышал о нем полчаса назад: на остановке трамвая продавался специальный выпуск газеты.
— Где вы провели вечер?
Хэтфилд поднял глаза к потолку, словно ища там ответа, затем склонил голову и изрек:
— Я был в гостях.
— Ну-ну, — с издевкой проговорил капитан. — Избавьте нас от лишних расспросов. Вы отужинали здесь в семь часов в обществе судьи и мисс Робинсон. Примерно в четверть девятого вы вместе с хозяином дома вошли в эту комнату, а мисс Робинсон поднялась к себе. В девять за девушкой заехал мистер Уильямс. Вы с судьей все еще были здесь. В четверть девятого, проходя по саду, вас видел лакей Майлс. Так чем вы занимались с тех пор?
Хэтфилд с опаской взглянул на Прина, державшего наготове блокнот и ручку. Это была излюбленная тактика Лаудербека: по мнению капитана, люди не так легко лгут, зная, что их ответы стенографируются.
— Я ушел в половине десятого, — осторожно начал евангелист, — и на трамвае поехал к дому одной особы, которой собирался нанести визит. Машины у меня нет. Когда я добрался до места, еще не было десяти. Там я пробыл около часа и сразу вернулся сюда.
— Где живет эта особа?
— В отеле «Мэдисон» на Сидер-стрит.
— Ее имя?
— Мисс Хэрриет Бентли. Администратор гостиницы видел, как я пришел и как ушел. Вам даже не придется допрашивать мисс Бентли.
— Уж это мы сами решим. Однако, я вижу, вы позаботились, чтобы вас заметили в гостинице.
— Я тут ни при чем! — возмутился Хэтфилд. — Стойка администратора — у самой двери, а заметил он меня, потому что был не занят, к тому же мы знакомы.
— Ладно. Тогда скажите мне вот что: сегодня вечером судья что-то писал. Мы нашли на столе открытую чернильницу и еще влажное перо, но то, что он написал, исчезло. У вас есть на этот счет какие-нибудь соображения?
— Ни малейших.
— При вас судья ничего не писал?
— Нет.
— Вы уверены?
— Совершенно. Мы беседовали на религиозные темы. Вы, наверное, не знаете, что я был духовным наставником судьи Робинсона?
— Капитан в курсе, — сквозь зубы процедил Эндрю. — Знает он и о вашем пагубном влиянии на моего брата, и о том, что вы порядком поживились за его счет.
Хэтфилд покраснел.
— Клевета!
— Не зарывайтесь! — сухо отрезал Эндрю. Он не шевельнулся, не повысил голоса, однако присутствовавшие явно почувствовали в его тоне угрозу. — Я что ж, по-вашему, лгу?
— Я… я имею право защищаться…
Эндрю резко встал, оборвав бормотание Хэтфилда. Подойдя к столу, он угрожающе навис над евангелистом.
— Защищаться от чего? Разве мой брат не давал вам денег?
— Не мне… не лично мне… Он жертвовал на добрые дела. Хвала Создателю, Дух Святой осенил судью, и в душу его вошло милосердие. — Хэтфилд благоговейно закрыл глаза и прошептал: — Аллилуйя! Аминь.
— У вас есть официальное разрешение проповедовать?
— Мне, как человеку…
— Отвечайте: да или нет?
— Нет.
— Тогда вы — самозванец и лицемер. И впредь прошу избавить нас от вашей лживой набожности. Повторяю: вы оказывали на моего брата исключительно пагубное влияние. Вам удалось выудить у него уйму денег. Мой несчастный брат ослабел и телом, и разумом.
— Это душа его страдала.
— А вы лечили ее обильными кровопусканиями? Хорош врач! — Он достал из жилетного кармана бумажку. — В мае он вручил вам шестьсот долларов, в июне — две тысячи четыреста пятьдесят, в июле — еще четыре с половиной тысячи. Это только чеками. Мы еще не знаем, сколько вы нахватали наличными… а корешки чеков лежали в столе. Не так ли, капитан?
— Верно.
— Сегодня вечером вы получили от брата чек на пять тысяч долларов. Не сомневаюсь, что он и теперь у вас в кармане.
— Да, у меня.
— Отдайте его капитану!
Хэтфилд, упрямо сжав губы, покачал головой.
— Отдайте его капитану.
Большой Босс выждал несколько секунд, потом зашел за спину Хэтфилда, схватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. Левая рука его скользнула во внутренний карман редингота и вытащила бумажник. Эндрю выпустил евангелиста и швырнул бумажник на стол.
