Он поднял руку в перчатке, и внезапно свет ударил в лицо Энн.
— Прекратите! — выкрикнула Энн, и мистер Феликс со смехом опустил абажур.
— А вы прекратите играть со мной в прятки и расскажите все, что я хочу знать.
Обжигающий гнев соседствовал в ее душе со страхом. Она вдруг задумалась о Линдолл так же, как еще недавно размышляла о Нелли Коллинз: что значит жизнь какой-то одной девушки? Если уж она ввязалась в это дело, придется идти до конца. Если ей удастся устоять на ногах — значит, ей повезло. Думать о других — непозволительная роскошь. Она примирительно произнесла:
— Вы даже не дали мне собраться с мыслями! Я ничего не утаиваю. Но я не хочу, чтобы вы придавали этому разговору слишком большое значение.
— Об этом судить мне. А вам, ради вашей же безопасности, не следует упускать ни единой детали.
— Я как раз собиралась все объяснить, — откликнулась она. — Дело в том, что… словом, на прошлой неделе Линдолл видела, как я вошла сюда, в салон.
— Вы допустили непростительную небрежность. Продолжайте.
— Я ее не видела, она стояла на противоположной стороне улицы. Она вошла в салон следом за мной. Моего лица она не различила, и поэтому не знала, действительно ли видела меня. Поэтому она прошлась по салону, надеясь найти меня в одной из кабинок, открыла дверь в конце коридора и дошла до двери в эту комнату. Дверь осталась незапертой — можете винить в этом свою лампу. Если бы вы не ослепили меня, я обязательно заперла бы дверь. Линдолл услышала мои слова: «Я могла бы написать Нелли Коллинз сама. Она безобидна», и ваш ответ: «Это не вам решать». Ей стало страшно, и она убежала.
Рука в перчатке упала на край стола, пальцы судорожно сжались.
— Она узнала ваш голос? Точно?
— Нет. Ей только показалось, что голос похож на мой. Я могла бы убедить Линдолл, что она обозналась — если бы не эта проклятая гостья Дженис Олбани и не разговор с Нелли Коллинз в поезде!
— Кому еще Линдолл рассказала все это?
— Никому. Ни единой душе.
— Откуда вы знаете?
— Она сама сказала, — Энн едва заметно пожала плечами. — Линдолл не умеет лгать. Она не смогла бы солгать, даже если бы попыталась… но и пытаться она никогда не станет.
— Что вы ответили ей?
— С помощью своего алиби я доказала, что не имею никакого отношения к злополучной гибели Нелли Коллинз. Объяснила, что все это — абсурд: Линдолл наверняка с кем-то спутала меня. Затем я напомнила о недавней огласке нашего семейного скандала и намекнула, что, если о смерти Нелли Коллинз пойдут странные слухи, репутация Филипа будет окончательно погублена. Линдолл пообещала держать язык за зубами, и я уверена, что она сдержит обещание.
— Почему?
— Потому что она влюблена в Филипа.
Он убрал руку в перчатке со стола.
— И он любит ее?
— Кажется, да.
— Так вы считаете, что на нее можно положиться? Что она не проболтается?
— Она ни за что не решится причинить вред Филипу.
Он подался вперед:
— Неужели вы настолько глупы? В первую очередь она скажет об этом Филипу!
Энн рассмеялась.
— О нет! Во-первых, они не встречаются нигде, кроме как в кругу семьи. Я все предусмотрела. Еще недавно Филип готовился сделать ей предложение — потому и разозлился, когда я вернулась. Они предпочитают страдать молча и надеяться, что этого никто не заметит. И кроме того, Линдолл была моей подружкой на свадьбе, она предана мне всем сердцем. Как ни странно, только она по-настоящему обрадовалась мне. Увидев меня, она ахнула и бросилась мне на шею. В тот момент она думала обо мне, а не о Филипе. И это к лучшему, верно?
— Сколько ей лет? — резко перебил мистер Феликс.
— Двадцать или двадцать один, но выглядит она моложе.
Последовало молчание. Подпирая подбородок ладонью, он задумался. Устав ждать, Энн заговорила сама:
— По-моему, нам ничто не угрожает. Она ничего не скажет Филипу потому, что привязана ко мне. И никому не проболтается потому, что любит Филипа. Но на всякий случай следует принять меры: больше я не хочу приходить сюда.
— Да, это небезопасно, — согласился он. — Придется найти другое место для встреч. Инструкции вам передадут.
— А мне кажется, мы уже зашли слишком далеко. Дело приняло опасный оборот. Больше я не желаю в нем участвовать.
— Вот как? — его голос звучал по-прежнему монотонно и чуть громче шепота, но от него Энн бросало в дрожь.
Он поднял голову, и в его глазах на миг блеснули зловещие искры.
— Это слишком опасно, — повторила она.
— Не ваше дело! Вы должны исполнять приказы и не думать об опасности! В любой армии мира за такие слова поставили бы к стенке!
— Мы в Англии, — сумела ровным тоном возразить она.
Иностранный акцент ее собеседника зазвучал отчетливее.
— Вы думаете, от этого что-нибудь меняется?
Она промолчала. Выдержав томительную паузу, он добавил еле слышно:
— Нелли Коллинз тоже находилась в Англии. И это ее не спасло.
Никто не догадался бы, что Энн смертельно перепугалась. От страха ее затошнило, но она не подала виду. Она давно научилась скрывать свои чувства. Долгие годы она училась притворяться всем довольной, несмотря на усталость, гнев и ненависть, переполнявшие сердце. Эти уроки сейчас ей пригодились. Ровным голосом она уточнила:
— Вы угрожаете мне? — и беспечно рассмеялась. — В этом нет необходимости. И потом, это было бы… просто глупо!
— Значит, вы убеждены, что я далеко не глуп? Благодарю, леди Джоселин. Но впредь избегайте подобных слов. Их можно истолковать превратно, а это всегда опасно. Хочется верить, что вы просто пошутили, заявляя, что больше не желаете участвовать в деле…
Она перебила его, вскинув руку и придвинувшись ближе.
— Подождите, выслушайте меня! Да, вы и вправду поняли меня неправильно. Поэтому я и хочу объясниться. Идти дальше стало слишком опасно. Нет, я не боюсь, но мне кажется, у нас нет никаких шансов. Не знаю, что Филип приносит домой — он запирает портфель и носит ключ в кармане на цепочке. Если он застанет меня роющейся в его бумагах, все будет кончено. Как вы не понимаете — я нахожусь под постоянным наблюдением! Отчасти он верит мне, мне удалось убедить его, но в глубине души его по-прежнему терзают сомнения, он держится настороженно. Достаточно малейшего повода, чтобы он порвал со мной. Я хочу только принять меры предосторожности — дать ему привыкнуть ко мне и к удобствам, стать необходимой ему, помочь ему забыть про увлечение Линдолл. В конце концов, когда-то он был влюблен в меня — почему бы не попытаться воскресить это чувство? И вот тогда-то я смогу принести вам пользу. От влюбленного мужчины можно добиться всего.
Она почувствовала на себе пристальный испытующий взгляд. Наконец мистер Феликс произнес:
— Значит, отложим дела на шесть месяцев?
— Да, да!
— Шесть месяцев, чтобы вы могли утвердиться в своем положении, создать Филипу Джоселину комфорт и заставить его снова влюбиться в вас.
— Да!
— А нам прикажете все эти шесть месяцев сидеть сложив руки и дожидаться вас? — Он пренебрежительно взмахнул рукой в перчатке, провел ладонью по поверхности стола, будто стирая что-то, и рявкнул: — Quatch!
Это единственное вульгарное немецкое ругательство прозвучало, как пощечина. По категоричности ему не могло найтись равных. Предложение Энн сочли вздором и заявили об этом, выбрав самое грубое из существующих слов. Энн поняла, что сделала ход и проиграла, но вместо того, чтобы испугаться, разозлилась. Напрасно он вздумал угрожать ей! Загнанная в угол, она способна на многое.
Он продолжал смотреть на нее в упор и наконец заговорил:
— А теперь поговорим разумно. Вы будете по-прежнему выполнять приказы — все без исключения. Первый из них — вот, — он протянул Энн пакетик. — Вы сделаете оттиск ключа. Только проследите, чтобы на ключе не осталось следов воска, как у какого-нибудь незадачливого преступника в плохом детективе. Этим вы займетесь сегодня же.
— Не могу. Он не расстается с ключом.
— Но ведь он иногда спит, верно? В пакете лежит не только воск, но и таблетки. Если положить две из них в чашку с кофе, он быстро заснет и проспит всю ночь. Вы найдете ключ, откроете портфель и сфотографируете бумаги, фотоаппарат у вас есть. Не бойтесь, он не проснется. На следующее утро, как только Джоселин покинет квартиру, вы отправитесь за покупками. На полпути вниз, на лестнице вы встретите идущего навстречу человека. Поравнявшись с вами, он споткнется о ступеньку и упадет на колени. Вы поможете ему встать, он поблагодарит вас и скажет: «Пустяки. В семьдесят восьмом я был ранен дважды». После этого вы уроните пакет с пленкой и оттиском, он поднимет его, а вы преспокойно пойдете за покупками.
Ее гнев перерос в решимость. Он требовал, чтобы она пошла на огромный риск, а Энн предчувствовала, что у нее ничего не выйдет. Так она и сказала.
— Я не смогу. Это слишком рискованно. В отличие от меня, вы не знаете Филипа. Внешне он флегматичен, а на самом деле может взорваться из-за пустяка. От него ничего не ускользает. То, чего он не видит, он чувствует. Мне приходится быть осторожной не только в поступках и словах, но и в мыслях. Вы представить себе не можете, как трудно оставаться с ним один на один. Он сразу поймет, что я что-то замышляю.
