– Животное, – подсказала Мэри.
– Да. Животное. Льва. И мне было тогда страшно. Я не хотел, чтобы нас брал к себе лев.
– Редкое имя, – заметил Рома.
– Не такое уж и редкое, – возразил Константин. – У меня, например, отчество Львович.
– И как выглядел твой папа? – заинтересовался Дэн. – Как Лев?
– Не знаю. Я никогда его не видел.
– А дядю я помню, – сказала Таня. – Хотя не видела его живьем. Только на фото. Но он очень на отца нашего похож.
– Дяди наверняка в живых уже нет, – предположил Роман. – Раз долгие годы от него не было никаких вестей…
– Была весть, – поправил его Илья.
– Когда?
– Мы еще дома жили. Но отец уже досинячился до белочки. Его в дурку на две недели закрывали, помните? – Старшие кивнули, младшие покачали головами. Конечно, они не помнили, им еще трех не было тогда. – Так вот, он якобы открытку получил. Из-за границы. Кажется, из Израиля. Прочел ее и тут же уничтожил. Я пришел с гуляния и вижу: он в пепельнице что-то сжигает. Спросил, что. Отец ответил. Тогда я поинтересовался, от кого послание. Он сказал, от братишки-гаденыша. Вспомнил, мол, сука, про своего младшенького…
– Они вроде близнецы?
– Да. Только Лев на двадцать минут раньше родился. Я понял, что он женился на еврейке и уехал из России.
– Как? Он же в бегах был, его бы не выпустили!
– Наверное, по поддельному паспорту, – пожал плечами Илья.
– Почему ты не рассказывал нам об этом?
– Да потому что я не поверил отцу. Ему чего только не мерещилось тогда. А жечь в пепельнице он мог и пачку от сигарет, к примеру.
– А теперь ты решил, что он не выдумал. И письмо действительно было от брата.
– Все может быть.
– Значит, где-то в Израиле живет наш дядя. И, возможно, двоюродные сестры, братья…
– Львята, – засмеялся Дэн.
Все его поддержали.
Они просидели в беседке до темноты. Ели, болтали, хохотали и даже танцевали. Не все, но Мэри, Валя и Таня попрыгали под музыку, которая доносилась из ресторана – там большая компания отмечала какое-то событие.
Когда опустился вечер, стало прохладно. Роман попросил работника турбазы принести им пледы и чаю. Они только начали его пить, как у Ильи зазвонил мобильный.
Брат посмотрел на экран и нахмурился.
– Милова, – сказал он, убрав телефон обратно в карман.
– Не ответишь? – испуганно спросила Таня.
Илья покачал головой.
Телефон попиликал еще некоторое время и замолчал.
– Почему ты не берешь трубку?
– Чую, что ничего хорошего не услышу.
И снова зазвучала мелодия.
– Опять она?
Илья, посмотрев на дисплей, кивнул.
– Возьми…
Но брат упорно не желал разговаривать со старшим следователем Миловой и отключил телефон.
– Теперь она звонит мне, – сообщил Роман, вынув из чехла свой мобильный. Он был на виброзвонке, и мелодии никто не услышал. – Слушаю. Добрый вечер. Да. Да… Нет… – Бросил взгляд на Илью. – Не знаю, где он может быть. А что ему передать, если вдруг увижу?
Илья напрягся. Он пытался услышать, что говорит Василиса, но не мог разобрать ни слова.
– Да, я все понял, Василиса Геннадьевна. До свидания.
Нажав на «отбой», Роман задумчиво почесал пальцем нос. Все выжидательно смотрели на него.
– Константин, отведи, пожалуйста, Валю спать.
– Я не хочу! – возмутился ребенок.
– Почему я? – закапризничал взрослый «ребенок». – Да и вообще… он сам дойдет.
– Я хочу поговорить со своей семьей, – ледяным тоном произнес Роман. – Без посторонних и детей. Валя очень впечатлительный мальчик, это для его же блага. Прошу вас, идите спать.
Если бы такое сказала Таня, Валя и Костя не послушались бы. Более того, назло бы остались. Но Роману они перечить не посмели.
Когда «посторонние и дети» скрылись, Рома обратился к Илье:
– Плохи твои дела. Найден труп Марии Калашниковой.
– Кто это? – не поняла Таня.
– Пусть Илья скажет.
– Это моя бывшая… – Он плюхнулся на лавку и обхватил голову руками. – Выпить ничего нет?
Роман молча вылил остатки коньяка в стопку и протянул брату. Опрокинув ее в себя, Илья выдавил:
– Я все расскажу вам. Поймете, буду рад. Нет – не осужу.
– Ты меня пугаешь… – прошептала Таня.
– Меня не нужно бояться. Да, я убийца, но не монстр.
– Так это все-таки ты?.. – отшатнулась она.
– Лену? Нет! Что ты!.. Я умер бы вместо нее.
– Начинай уже свой рассказ, – оборвал его Рома.
– Я был влюблен. Очень-очень. Ее звали Машей Калашниковой. Мы собирались пожениться. Но свадьба не состоялась. Меня заключили под стражу за два дня до бракосочетания. Обвинили в убийстве ее бывшего. За это и посадили. Но его смерть не на мне. Я не обманывал тебя, Таня, когда говорил, что понес наказание за чужое преступление.
– А когда обманывал?
– Говоря, что никого не убивал. Я лишил жизни Машу, о чем жалею. Хотя эта женщина была самой настоящей тварью.
– Почему? – сипло спросила Таня.
– Это она зарезала своего бывшего. И Марину… Это все она! – Его голос сорвался. – Артем, так звали ее парня, был с приветом. Психованный. Он никак не мог смириться с тем, что Маша променяла его на другого. Поэтому доставал ее звонками и визитами. Особенно несносен стал, когда узнал о предстоящей свадьбе. За три дня до нее он напал на меня с ножом. До этого позвонил Маше домой, сказал, что, если для того, чтобы нас разлучить, ему понадобится убить меня, он это сделает.
– Ты не пострадал?
– Я был сильнее и быстрее его, поэтому отделался лишь царапиной. Но решил разобраться с Артемом по-мужски и поехал к нему. – Сейчас Илья говорил, как раньше – «по-книжному». Без фени и слов-паразитов. – Чтобы узнать адрес, позвонил Маше. Она по моему голосу почувствовала: со мной что-то случилось. И сразу стала набирать Артема. Тот признался, что напал на меня, но не нанес ощутимого вреда моему здоровью. «Только не радуйся раньше времени, – добавил он. – У меня есть еще два дня…» Она умоляла его отстать от нас. Но Артем лишь смеялся. Потом велел, чтобы она явилась к нему для переговоров. Так и выразился. И она поехала.
– Глупо, – выразил свое мнение Роман.
– Согласен. Но она хотела как лучше. В итоге он приставил нож к ее горлу.
– Она стала защищаться и…
– Да. Убила его. Вернее, смертельно ранила. Я застал его живым. Вынул нож из горла. За эти занятием меня и застукали его друзья.
– А что же Маша?
– Убежала. А вскоре узнала, что Артем скончался. Ну и про то, что меня обвиняют в убийстве.
– И ничего не сделала? – с ужасом спросила Мэри.
– Почему же ничего? Она разорвала со мной отношения.
– Беч… – процедила младшая сестра по-английски и тут же перевела на русский: – Сука.
– Потом, уже когда я вышел, она сказала мне, что я стал бы напоминанием о ее грехе, а она хотела о нем забыть.
– Получилось у нее?
– Нет. Она стала сильно пить. Но на ее внешности это не отражалось. Маша оставалась красавицей, но отношений ни с кем не строила. Не могла простить себя за Артема… и за меня… Как-то, пьяненькая, она зашла в кафе, где состоялось наше первое свидание. Там работала тетя Марина, женщина, ставшая мне самым близким другом. Я Тане рассказывал, что именно она помогла мне со всем справиться. Если б не Марина (я называю ее тетей), меня бы уже не было. Разбил бы свою башку об угол, честное слово!
Таня подсела к Илье, обняла его. В его глазах стояли слезы, но он не плакал.
– Тетя Марина была зла на Машу за то, что она предала меня. Поэтому, когда та явилась, не хотела с ней разговаривать. Но Маша как-то подольстилась к ней. Она умела это. Стала расспрашивать, как я, вышел ли. Марина сообщила, что вышел и все у меня замечательно. Даже девушка любимая есть. Кафе закрывалось, и Маша предложила Марине взять бутылочку и посидеть где-нибудь. Моя подруга не стала возражать. Они пошли к Марине. Выпили. У Марины был коньяк, поэтому в магазин они не заходили. Машу развезло – она уже была нетрезвой. И ее понесло. Она начала говорить и сама не поняла, как себя выдала.
– Она проболталась, что убила своего бывшего?
– Да. По крайней мере, тетя Марина сделала такой вывод. И как только это произошло, она стала Машу обличать. И угрожать ей. Сказала, что пойдет в полицию, напишет заявление… Маша испугалась и… – Илья шумно выдохнул. – Убила Марину. Схватила со стола нож – они резали сало на закуску – и вонзила ей в живот. Маша была очень пьяна. И не сразу поняла, что натворила. Она очень хорошо к Марине относилась когда-то. Можно сказать, по-дружески ее любила. И вот она лежит перед ней… мертвая! Маша, не до конца отдавая отчет в своих действиях, стала водить острием ножа по лицу Марины…
– И написала слово «Прости»?
– Да…
Сколько раз Илья прокручивал в голове эту сцену… Наверное, миллион! И столько же раз содрогался, представляя, как та рука, которую он обожал целовать, нежная, бледная, с тонкими пальчиками, хватает нож и вонзает его в живот, к которому он, дрожащий, испуганный, одинокий, как потерявшийся щенок, прижимался в камере предварительного заключения…
