— Вы меня еще поссорите с Тугутовым, — усмехнулся Рожкин, — не нужно читать мне мораль, господин Дронго. Я работаю юристом уже много лет.
— Вам пора менять профессию, — убежденно произнес Дронго, — но вы правы, это ваше личное дело. Скажите, вы знали, что ваш помощник спрятал Данилову в своем номере?
— Знал. Он мне сразу сообщил об этом. Не нужно пытаться меня поймать на мелких неточностях. Я ведь понимаю, что Слава уже рассказал вам обо всем, и вы наверняка нашли в его номере Данилову и уже поговорили с ней. А ваше явное желание выгородить Тугутова, который, возможно, сам не убивал, но наверняка организовал это убийство, вызывает у меня просто смех. Может, вы тоже решили получить свои дивиденды? — цинично спросил Павел Леонидович.
— Гнусное свойство карликовых умов — приписывать свое духовное убожество другим, — процитировал Дронго, — так, кажется, сказал великий Бальзак.
— Очень красиво, — согласился Рожкин, — но я не совсем понимаю, как мои моральные качества соотносятся с этим убийством. Я был всего лишь юристом Ирины Малаевой, а не ее убийцей.
— Юристом, который называл ее сукой и стервой, — напомнил Дронго.
— Это вы тоже услышали? Вы специально приехали сюда, чтобы встретиться с графиней и подслушать все разговоры, которые о ней ведет ее окружение? — не смутился Павел Леонидович.
— Вы слишком громко говорили, а я хорошо понимаю по-русски.
— Не сомневаюсь. Но мое личное отношение к Ирине Малаевой никак не влияло на мою работу в качестве ее юриста.
— И где вы были в момент убийства?
— Внизу. Как раз встретил Алана, и мы решили подняться вместе. Гуцуев моложе, и поэтому он поднялся быстрее.
— Кто еще мог быть заинтересован в смерти графини? Кроме Тугутова, который хотел отомстить.
— Не могу сказать. Во всяком случае, не я. И не мой помощник. Мы оба потеряли свою работу с ее смертью.
— Скажите, господин Рожкин, — вмешалась Энн, — а господин Гуцуев ревновал графиню к другим мужчинам?
— Думаю, что да, — чуть помедлив, сказал Павел Леонидович, — он был влюблен в графиню. В нее влюблялись многие мужчины. Она была красивой женщиной.
— И вы тоже? — уточнила следователь.
— Нет, — улыбнулся Рожкин, — к моим многочисленным недостаткам такого греха приписать нельзя. Я верный муж, у меня две дочери. Но, как нормальный мужчина, я не мог не заметить красоты графини. Ваш эксперт, который сидит рядом с вами, может подтвердить, как ревновал Алан. Вчера ночью они, кажется, встречались в коридоре отеля, когда господин Дронго пытался уйти незамеченным из ее апартаментов.
Энн взглянула на Дронго и усмехнулась. Ей понравился этот выпад в адрес эксперта. Было очевидно, что ее несколько раздражало частое упоминание о красоте погибшей графини и мужчинах, которых она покоряла.
— А ваши дамы, — спросила следователь, — как они относились к графине?
— Нормально. Они работали и исправно выполняли возложенные на них задачи.
— Ваша массажистка Беата собиралась уходить, а визажистку графиня била по щекам в присутствии других людей, — напомнила Энн Дешанс.
— Да, такое было. Но Галине просто некуда было уходить. Она нигде не получит такой зарплаты, как у нас. И Беата тоже не очень собиралась уходить. Они умные девочки и понимали, что такой работы больше нигде не найдут. Постоянные переезды, лучшие отели, красивые города, масса нужных знакомств. Женщины понимали, что каждый рабочий день делает их богаче в смысле знакомств и связей.
— Даже если за это приходилось расплачиваться таким унижением? — поинтересовалась Энн.
— Они не считали это унижением, — улыбнулся Павел Леонидович, — вы успешный судебный следователь, состоявшаяся женщина. И вам сложно понять, насколько сильно вы отличаетесь от этих двух женщин из нашей страны. Пардон, одна из них из Польши. Но это не так существенно. Все равно вы несколько отличаетесь.
— Очень жаль, что сегодня в Европе есть еще такие отношения, — подвела неутешительный итог следователь, — вы можете идти, господин Рожкин.
Юрист поднялся и пошел к выходу. Затем обернулся:
— Кто бы ни оказался убийцей, это наверняка человек, который ненавидел Ирину. Сами подумайте, как нужно ее ненавидеть, чтобы бить в шею с такой яростью, разрывая артерию. Я ведь тоже юрист, господа следователи и эксперты. Убийца должен был нанести один удар в сердце. Или ограничиться одним ударом в шею. А там было не меньше двух. Может, даже три. Значит, бил не профессионал, а ненавистник. Учтите это. — Он вышел из гостиной.
— Циничный негодяй, — с отвращением произнесла Энн.
— Но он прав, — заметил Дронго, — насчет ударов. Это были удары непрофессионального убийцы.
— У нас хорошие паталогоанатомы, господин эксперт, — поморщилась следователь, — не будем работать еще и за них.
— Три удара, — напомнил Дронго, — он стоял рядом с телом и все видел. А я не сумел протиснуться ближе. Если там действительно было три удара, то убийца не мог так просто уйти из отеля. Он должен был вернуться в свой номер и хотя бы переодеться. При ударе в шейную артерию крови более чем достаточно. И насчет трех ударов он тоже прав. Так бьет истеричная женщина, а не профессиональный исполнитель.
— Или ревнивый соперник, — напомнила Энн, — а еще оскорбленный любовник.
— Тогда у нас на подозрении Тугутов, Гуцуев и Данилова. Бывший спонсор, любовник и женщина, — подвел неутешительный итог Пуллен, — и мы не знаем, кто именно мог нанести такие удары.
— У нас осталась еще Беата Лехонь, — напомнила Энн Дешанс, — пригласите ее, Пуллен, чтобы мы закончили со свидетелями.
— Сейчас позову.
— Уже скоро вечер, — взглянул на часы Дронго, — можно попросить принести нам чай из ресторана. Я готов заплатить.
— Полагаю, что мы можем это себе позволить, — согласилась Энн, — пусть нам принесут кофе, а господину эксперту чай. Или вы тоже хотите кофе?
— Я не пью кофе, — признался он.
Пуллен и мадам Дешанс переглянулись.
— У вас какая-то специальная диета? — спросил Пуллен.
— Нет. Просто не люблю кофе. Мне нравится чай. Можно даже зеленый.
Энн сняла трубку и заказала два кофе и чай. Затем предложила Пуллену пригласить массажистку. Беата вошла в гостиную со скорбным видом. У нее было унылое, невыразительное лицо.
— Очень плохо, — ответила Беата. И, услышав такой же вопрос, заданный Пулленом на русском, объяснила: — Я знаю русский, польский, чешский и немецкий. Немного английский, но тоже недостаточно.
— Тогда говорите по-русски с мсье экспертом, — решила Энн, — а господин Пуллен будет помогать мне…
— Добрый вечер, пани Беата, — поздоровался Дронго, и они увидели, как она вздрогнула.
— Вы знаете русский язык? — явно смущаясь, спросила Беата.
— Как видите, знаю.
— Я видела вас несколько раз в холле. Значит, вас специально наняли, чтобы вы следили за нами?
— Нет. Я просто живу в этом отеле. И случайно оказался здесь, когда произошло такое ужасное преступление.
— Но вы слушали наши разговоры, — настаивала Беата, — если бы мы знали, что вы понимаете русский язык, мы бы не разговаривали в вашем присутствии.
— Вы не сказали ничего особенного, — заметил Дронго.
— Я помню, что именно говорила.
— Где вы были в момент убийства?
— В своем номере.
— Одна?
— Да, одна.
— А где была Галина, ваша соседка по номеру?
— Не знаю. Но в нашей комнате я была одна.
— Как вы узнали, что произошло убийство?
— Мне позвонил Аракелян, и я сразу туда побежала.
— Кого вы там встретили?
— Всех наших. Они стояли и смотрели. Это было неприятное зрелище. Очень неприятное. А потом ее унесли, нас собрали в соседнем номере и стали вызывать по очереди. Я осталась последней. Видимо, вы решили, что я не представляю для вас особого интереса. Хотя мне все равно не очень хотелось общаться именно с вами.
— Потому что я невольно слышал ваши разговоры?
— И поэтому тоже. Я не люблю полицейских ищеек, — с вызовом произнесла Беата.
— Я не полицейский, а частный эксперт, — пояснил Дронго.
— Все равно вы все сыщики, — упрямо повторила Беата.
— Вы сказали, что собираетесь увольняться, — напомнил Дронго.
— Вот именно поэтому мне и неприятно с вами разговаривать. Вы все слышали. И теперь будете считать меня главной… — как это по-русски? — виноватой в этом убийстве.
— Главной подозреваемой, — подсказал ей Дронго.
— Да, верно. Главной подозреваемой, — кивнула Беата, — но я не знала, что вы нас подслушиваете.
— Я уже сказал, что не подслушивал. Почему вы хотели уволиться? Разве вас не устраивала ваша работа? Насколько я понял, вы получали очень неплохую заработную плату за работу массажистки.
— У меня была трудная работа, — сказала Беата, — и я решила уволиться. Вернуться домой, в Польшу.
