— У него были враги?
— У моего отца? О нет, мадам. Некоторые ему завидовали, особенно другие хироманты, но не настолько, чтобы убить.
Амалия поколебалась.
— Я должна назвать вам имена гостей, которые были на вечере. Вероятно, вам все же удастся что-то вспомнить.
И баронесса перечислила всех, кто присутствовал на роковом ужине.
— Отец общался с Верховскими в Ментоне, — сказала Антуанетта, — он мне сам говорил. Сама я плохо их помню и не думаю, чтобы… — Дочь Беренделли умолкла. — Кто еще, Лакунины? Никогда не слышала. Доктор де Молине? Не знаю такого, и отец о нем не упоминал… Графиня Толстая? Это, случаем, не та Толстая, о которой писали в газетах? Вроде бы из-за нее какой-то художник застрелился…
— Да, — подтвердила Амалия, — именно она.
— Нет, отец о ней не говорил, — Антуанетта покачала головой и вдруг закусила губу. — Странно, ведь вы открыли мне все обстоятельства… и, если верить вам, среди присутствующих в доме находятся сразу двое, кто желал папе смерти, а я ничего не знаю. — Женщина всхлипнула. — Умоляю вас, мадам баронесса, найдите их! Я сделаю все, что вы попросите. Я… у меня есть деньги… но я не хочу, чтобы они ушли безнаказанными. Пожалуйста! Вы должны их найти! Иначе мне каждую ночь будет сниться, как папа лежит на диване… совершенно беззащитный…
Она разрыдалась, плечи ее дрожали, по длинноватому носу катились слезы. Амалия сказала ей все, что обычно говорят в таких обстоятельствах. Конечно, она постарается найти тех, кто это сделал… У нее есть несколько догадок, но все пока слишком смутно, слишком зыбко… и она вовсе не уверена, что правда…
— Для начала мне надо закончить допрос свидетелей. Если хотите, я могу сказать, чтобы вас проводили в отдельную комнату… Наверное, вам будет нелегко находиться рядом с гостями, — закончила баронесса. — Билли!
Но Антуанетта упрямо замотала головой.
— Нет, я пойду к ним. Я хочу видеть их лица. Может быть, я что-нибудь замечу и тогда обязательно скажу вам.
— Как вам угодно, — согласилась Амалия.
Она отлично знала, что преступник затаился и все попытки прочитать что-то по лицам присутствующих ни к чему не приведут, но не стала разубеждать Антуанетту. И, в конце концов, не исключено, что дочь Беренделли все же заметит что-нибудь такое, что даст ключ к разгадке таинственной гибели хироманта.
Глава 20
Тринадцать свидетелей
— Я не хочу больше с ней говорить, — сказала Варенька, когда Глаша ввела Антуанетту и доложила, что баронесса Корф хотела бы закончить беседу с мадемуазель Мезенцевой.
— Что ж, ваше право, — тотчас согласился адвокат. — В конце концов, какие бы полномочия ни брала на себя эта особа, никто не обязан с ней откровенничать.
Антуанетта села на диван неподалеку от Александра. Судя по всему, она чувствовала себя явно не в своей тарелке, но, тем не менее, нашла в себе силы улыбнуться.
— Мне кажется, вам лучше все-таки объяснить ей, откуда взялся мышьяк в чашке кофе маэстро, — вмешалась графиня Толстая. — Потому что запирательство в данных обстоятельствах производит довольно странное впечатление.
— Я не отравляла его! И я не знаю, откуда там мог взяться мышьяк! — сердито выкрикнула Варенька. Слезы готовы были брызнуть из ее глаз.
— Но откуда-то он должен был там появиться, — заявил здравомыслящий Митенька. — Варенька, может быть, кто-то еще трогал чашку?
— Я не помню, — мрачно отозвалась девушка. — Не знаю!
Евдокия Сергеевна послала мужу предостерегающий взгляд.
— А чашку-то никто больше не трогал, — вполголоса сказала она, обмахиваясь веером. — Я все вспомнила: мадемуазель взяла ее с подноса и подала ему.
— Значит, кофе уже был отравлен? И ее мог выпить кто угодно? — в смятении пробормотал тайный советник, нервно передернув плечами. — Что за дом, боже мой! Что за дом!
— Я никуда не пойду! — сердито повторила Варенька Глаше. — Оставьте меня!
Взгляд Антуанетты перебегал с одного лица на другое. Вот надменная графиня Толстая, вот заинтригованная Евдокия Сергеевна, мрачный Павел Петрович, хмурый доктор…
Глаша подождала немного и скрылась за дверью.
— Госпожа баронесса приглашает Дмитрия Павловича, — объявила она, вернувшись вскоре.
— Митенька! — встревожилась мать. — Но ты же слышал, что сказал Константин Сергеевич? Тебе вовсе незачем туда идти!
— Маман, это нелепо, — сердито ответил юноша. — В отличие от некоторых, мне нечего скрывать!
Он поправил очки и вышел вслед за горничной.
— Чем дальше, тем больше все происходящее напоминает какой-то фарс, — вздохнул Константин Сергеевич. — Скажите, Корф, что заставляет вас думать, что вашей жене по силам найти убийцу?
Александр поглядел сквозь него, как будто адвоката и нет в комнате, и отвернулся. По правде говоря, он и сам был полон сомнений, но не хотел, чтобы их заметили окружающие.
— В самом деле, — неожиданно подала голос Варенька. — Вы должны ей сказать, чтобы она прекратила… все это.
Тон невесты, а в особенности слово «должны», которое Александр терпеть не мог, ему безотчетно не понравились. Кроме того, он мог сколько угодно защищать Вареньку, но ему самому не давал покоя вопрос, откуда тогда мог взяться мышьяк в чашке, которую она подала маэстро Беренделли. Ведь он был уверен, что кроме нее к чашке никто не прикасался.
— Мы пошли на поводу у хорошенькой женщины, — пророкотал Владимир Сергеевич. — Но, право же, господа, надо признать, что ее идея была неудачной.
— Ну уж нет! — вскинулся Иван Андреевич. — Если уж мы доверились баронессе, пусть она доводит дело до конца! Лично я не желаю, чтобы мое имя трепали газеты!
— В самом деле, — неожиданно поддержал его Никита. — Осталось совсем немного. Как в романе: допросят всех и каждого, а на последней странице преподнесут имя убийцы. И все мы с чистой совестью отправимся спать. Кроме того человека, конечно, которого передадут в руки полиции.
— С таким же успехом, сударь, — заметил адвокат, — мы можем бросить монетку и выбрать, кто из нас убийца.
— Что-то вы слишком сильно переживаете по данному поводу, многоуважаемый, — холодно обронил барон Корф. — Невольно создается впечатление, будто вы в первую очередь заинтересованы в том, чтобы убийцу не нашли.
— Я? — Константин Сергеевич изобразил на холеном лице искреннее удивление. — Вы что же, намекаете, что маэстро убил я, в то время как я вообще не выходил из гостиной? Просто смешно! — Он поймал взгляд Антуанетты и тепло улыбнулся ей.
Отворилась дверь, и на пороге показался Митенька.
— Все в порядке? — тревожно спросила у него мать. — Тебе задавали много вопросов?
— Да, — смущенно признался Митенька.
— И о чем тебя спрашивали? — осведомился отец.
— О том же, о чем и остальных, — куда я выходил из гостиной, когда кузина пела. — Митенька покраснел. — А я… ну… убил муху, потому что она меня раздражала и вынес ее за дверь. Только и всего. Потом госпожа баронесса спросила, долго ли я искал ноты для кузины, и вообще, люблю ли я Верди. И еще мы беседовали о политике, но совсем немножко.
Анна Владимировна покачала головой. Положительно, Митенька слишком много времени уделяет всяким глупостям. Нет, пора, пора ему уже определиться со своей судьбой. Пусть поступает в университет и занимается делом, как все люди в их окружении.
— Ах да, — спохватился Митенька, — госпожа баронесса попросила к себе Владимира Сергеевича.
Тот прищурился и закинул ногу на ногу.
— А я не пойду, — после паузы произнес младший Городецкий. — И вообще, мне наскучил этот балаган. Уже ночь, а мы все сидим и толчем воду в ступе. — Он отыскал взглядом Глашу. — Передайте баронессе Корф, что я не убивал маэстро Беренделли и понятия не имею, кто совершил преступление, а если и выходил из гостиной, когда мадемуазель пела, то лишь потому, что забыл в столовой портсигар. — Помощник адвоката похлопал себя по карману. — Анна Владимировна может подтвердить, что я шел со стороны столовой, а не из малой гостиной, где произошло убийство. И все, закончим, господа!
— Да уж, правда, — пробормотала хозяйка.
Глаша нерешительно посмотрела на нее и выпорхнула за дверь. Однако вернулась довольно скоро и объявила, что тогда, если Павел Петрович не против, баронесса хочет задать несколько вопросов ему.
Павел Петрович посмотрел на рассудительного, уверенного в себе адвоката, покосился на своего начальника и поднялся с места.
— Ты можешь никуда не идти, — умоляюще глянула на мужа Анна Владимировна. — Ведь Владимир Сергеевич не пошел же, и ничего…
— Да, — со вздохом согласился Павел Петрович. — Однако Иван-то Андреевич давал показания, и нехорошо будет, если я откажусь.
— У него такой вид, как будто его уже ссылают в Сибирь, — заметила графиня Никите, когда хозяин дома вышел за дверь. Композитор поморщился и ничего не ответил.
