— У него такой вид, как будто его уже ссылают в Сибирь, — заметила графиня Никите, когда хозяин дома вышел за дверь. Композитор поморщился и ничего не ответил.
Баронесса встретила господина Верховского молча.
— Какое ужасное происшествие: и приключилось в моем доме… — Павел Петрович сбился и с надеждой покосился на лицо Амалии, но оно было бесстрастно. — Скажите, сударыня, вы уже знаете, кто это сделал?
Амалия усмехнулась.
— Боюсь, у меня пока нет доказательств, — сказала она. — И к тому же все еще слишком зыбко, слишком ненадежно. — Она вздохнула и потерла висок тонкой рукой. — Вам наверняка известно, какие вопросы я задавала остальным свидетелям. Скажите, Павел Петрович, зачем вы выходили из гостиной, когда ваша племянница пела?
Верховский кашлянул и приосанился.
— Доктор прописал мне лекарство, — заговорил он. — Я его принимаю по часам, но при гостях, сами понимаете… неудобно-с. Поэтому я и вышел…
— Ваш доктор — Венедикт Людовикович?
— Да, госпожа баронесса.
— У вас в доме много лекарств?
— Да. Но мышьяка среди них нет, я готов поручиться, — сообщил Павел Петрович, сразу сообразив, куда ветер дует. Ему показалось, что Амалия посмотрела на него недружелюбно, но, возможно, то была лишь игра теней в зыбком свете лампы.
— И вы, конечно, понятия не имеете, кто мог убить Беренделли, ничего не знаете об убийце и ничего не видели? — продолжила она. — Так? Или не так?
Павел Петрович нахохлился. Ему показалось, что в словах баронессы прозвучал упрек, а упрека он не заслуживал. Он сказал ей правду, и если правда ее не устраивала, что ж, тем хуже для нее.
— Уверяю вас, госпожа баронесса…
Но та явно не желала слушать его оправдания.
— Теперь я хотела бы опросить слуг, если вы не против… Возможно, кто-то из них мог видеть убийцу.
— Да, конечно, госпожа баронесса. Поступайте, как считаете нужным.
Когда Верховский скрылся за дверью, Амалия развернула список, составленный хозяйкой дома, и стала одного за другим вызывать слуг.
Логические построения? Вещественные доказательства? Вздор, милостивые государи! Главное в сыскном деле — свидетель, который видел, допустим, как Дмитрий Павлович Верховский с зловещей улыбкой на устах и нотами под мышкой выходил из малой гостиной, вытирая руки окровавленным платком своей кузины. Однако никто из слуг никого не видел, ничего не заметил и никого не подозревал, потому что после ужина все делили остатки еды или были заняты своими делами. Зато Амалия узнала многое о прижимистости Анны Владимировны, о несвежих розах и скверной телятине, о которой возмущенный повар вещал чуть ли не четверть часа, самыми черными красками расписывая скаредность хозяйки дома. И все остальные свидетели, если вдуматься, были ничуть не лучше.
Нет, подумала Амалия, кончено. Надо бросить все, послать человека за Марсильяком, старым другом Марсильяком, который нынче ведет следствия по особо важным делам. Тринадцать свидетелей, не считая ее саму и прислугу, и от всех — никакого толку! Да, но она-то? Ведь она тоже была там… И что, помнит больше, чем остальные люди? Она знает, кому Беренделли гадал и на чьей ладони он мог — теоретически — прочитать прошлое убийцы, знает, кто выходил из гостиной, пока Варенька пела, и даже знает, зачем. И все объяснения — одно убедительнее другого! У нее есть даже улики — платок той же Вареньки и кинжал. Стоп! Ну конечно, кинжал! Кинжал на стене! И как она не подумала об этом? Похоже, не только ее американский друг, но и она сама теряет былую сноровку…
— Билли! — крикнула Амалия.
Повар, сидевший перед ней, вздрогнул, и баронесса повернулась к нему:
— Простите, сударь… Благодарю вас, я, кажется, узнала все, что хотела узнать. Остается уточнить только одну деталь…
— Что-то я ничего не понял, — признался Билли.
Он и баронесса стояли в малой гостиной, напротив стены, где остались висеть пустые ножны от кинжала, которым убили Беренделли. Сам кинжал Амалия забрала как вещественное доказательство в самом начале расследования.
— Я должна была сразу же сообразить, — проговорила Амалия. — Смотри. Представь, что я убийца. Я вхожу в дверь, вижу лежащего хироманта, — она покосилась на мертвеца на диване, — и понимаю: вот мой шанс, я заставлю его замолчать, и на том все закончится. Что я делаю дальше?
Билли немного подумал.
— Если вы убийца, то выбираете оружие, — сказал он.
— Вот именно, — подтвердила Амалия. Она подошла к стене и подняла руку. — Видишь? Здесь несколько кинжалов, некоторые слишком высоко, почти под потолком, другие пониже. Но убийца взял именно этот. Почему?
— Если кинжал висит слишком высоко, его неудобно доставать, — слегка задумался Билли. — Если слишком низко, то приходится нагибаться, что тоже неудобно. — Он приблизился к стене и примерился к нескольким рукоятям. — Конечно! Вы правы!
— Он выбрал именно тот кинжал, до которого ему было легче всего дотянуться, — подытожила Амалия. — А из того, где висят пустые ножны, я делаю вывод, что убийца не самый низкий человек.
— Значит, не рыжий? — разочарованно спросил Билли.
— Нет, — ответила Амалия, — не Иван Андреевич, потому что он невысокого роста. И ни одна из женщин — по той же причине. Итак, мы все знаем о тех, кто покидал гостиную в то время, пока мадемуазель Мезенцева пела. Когда доктор вышел отсюда, хиромант был жив; когда я пришла с тобой и хозяевами, Беренделли был уже мертв. И… — Она хотела что-то сказать, но неожиданно осеклась.
— Если говорить о росте, то прежде всего подходит тип в очках, сын хозяев, затем композитор, они примерно одного роста, — стал деловито перечислять Билли. — И адвокатский братец. — Но тут он увидел выражение лица Амалии — и слова замерли у него на губах.
— Билли, — медленно проговорила баронесса, — я ошиблась.
— В чем? — удивился Билли. Американец был не столько озадачен, сколько испуган. На его глазах она распутала столько дел… Как может быть, чтобы такая умная женщина допустила промах?
— Время, Билли, — промолвила Амалия, и ее глаза засверкали. — Время убийства, вот в чем дело! Никому никогда нельзя верить, особенно если расследуешь убийство. Я не обратила внимания на маленькую деталь, а ведь все так просто. Время не совпадает, понимаешь? Потому что я неверно определила его.
— Но как же… — начал Билли. Он ничего не понимал.
— И тогда все сходится, — продолжала рассуждать вслух Амалия, не слушая его. — Ну конечно же! Ведь Антуанетта сказала, и я должна была догадаться! Вот почему он все время пытался… Это же очевидно! И испуг на лице. Именно испуг, готова поклясться, я никогда не ошибаюсь в подобных вещах! Но самое главное, самое главное! Боже мой, да ведь он сам выдал себя! Так просто, а я не обратила внимания. А ведь обязана была обратить!
— О ком вы? — почти закричал Билли. — Кто — он? Убийца? Вы знаете, кто зарезал итальянца?
— Да, — с торжеством ответила Амалия. — Можешь забыть про наших подозреваемых. Все они ни при чем. Видишь ли, я думаю, да что там — я почти уверена, что это был…
Грохнула дверь, и в гостиную ворвался доктор де Молине. Он явно спешил — так спешил, что споткнулся на пороге, но все же сумел удержаться на ногах.
— Госпожа баронесса! Там творится что-то чудовищное! Ради бога, остановите их!
Привычным жестом Билли сунул руку под сюртук и положил ладонь на рукоять револьвера, но Амалия взглядом приказала ему оставаться на месте.
— В чем дело, Венедикт Людовикович? — довольно холодно спросила она. — Что еще могло случиться?
— Безумие, настоящее безумие! — повторял взволнованный доктор. — Он вызвал его на дуэль! Они хотят стреляться! Немедленно!
— Кто? — Амалию охватили самые скверные предчувствия. — О ком вы говорите?
— О вашем муже и месье Дмитрии, — пробормотал доктор. — Я пытался их calmer, утихомирить, — он не сразу подыскал русское слово. — Но они ничего не хотят слушать!
Амалия и Билли переглянулись.
— Вы правы, — мрачно сказала молодая женщина, — их надо остановить. Не хватало еще одной смерти в этом доме! — Баронесса шагнула к двери. Билли поспешил за ней, а доктор шел впереди и рассказывал о том, что произошло в большой гостиной.
По его словам, все началось с обмена довольно резкими замечаниями между бароном Корфом и адвокатом. Похоже, Константин Сергеевич был не слишком доволен тем, что их удерживают в доме, и позволил себе несколько жалящих намеков. Александр в ответ пообещал научить его вежливости и сказал, что готов выполнить свое обещание в любое удобное для Городецкого время. Однако адвокат, судя по всему, не питал склонности к учебе. Вдобавок ко всему он заявил, что считает дуэли варварским пережитком прошлого. Владимир Сергеевич полностью поддержал брата и сказал, что незачем господину барону выставлять себя на посмешище.
