– Кроме Гарика кто-то еще? – спросил Гущин.
– Дуся ненавидит этого ребенка смертельно.
– Евдокия Жавелева?
– Она. – Капитолина презрительно усмехнулась. – Звезда Инстаграма… «БЭ», по-нашему. Она за Феликсом как собака бегала, женить на себе хотела. Я только тут у него работать начала – все на моих глазах. Являлась сюда. Что-то не клеилось у них, Феликс ее чурался, а она только пуще расходилась. То нарядится, как царица Савская, в шелка, то разденется, как шлюха. На Мальдивы за ним увязалась, вроде как пиар для обоих. Для Феликса это и был пиар, чтобы в прессе судачили о них. А Дуся принимала все за чистую монету. Очень хотелось ей замуж за нашего Феликса. И вот когда она уже думала, что завладела им, что он ей кольцо подарит на помолвку, – привозят грудного Аякса. Феликс от нее скрывал всю эту эпопею с ЭКО. Так она просто сбесилась! Я свидетель – она так орала здесь, скандалила! Кричала, что это крысенок из пробирки. Что она хотела Феликсу детей подарить, семью, а он вот что сделал за ее спиной. Кричала, что расшибет крысенка башкой об стену. Такое она про ребенка малого говорила, я сама слышала!
– Но это ведь было давно?
– Три года назад. Феликс после таких слов сразу порвал с ней все отношения. Она больше сюда не являлась. И надо же, приехала как клиентка клуба. Пьянь!
– А еще кто мог, по-вашему?
– Юлия Смола, приглядитесь к ней повнимательней. Она в Гарика как кошка влюблена. Ради него на многое готова. Понаблюдайте, как она на него смотрит. А он ее в упор не видит. И она в курсе здешних домашних дел. Бывала тут много раз, спала с Гариком. Вроде сейчас они расстались. А она снова тут как тут. Она прекрасно осознает, что Аякс для Гарика – препятствие к состоянию, к наследству. Вполне могла подыграть ему… Она замуж за него спит и видит… А влюбленная женщина на многое способна. Даже на убийство.
– Даже на убийство ребенка? – спросила Катя.
Капитолина подняла брови вверх.
– Я понял, что женщины в прошлом бывали в этом доме, – сказал Гущин. – А мужчины?
– Никто не приезжал. Никогда. Этого заполошного из Питера я лишь по телику видела, такая рожа! Все о духовности печется, а сам из бутылки, как алкаш, здесь два дня подряд сосет. Фонарев, актер, он тоже здесь в доме прежде не бывал никогда. Но с Феликсом он знаком, они одного круга, встречались много раз на тусовках. И с Гариком он знаком тоже. Этот третий, что заявился вдруг, Мещерский… Банкир, Феликс сказал, что он князь настоящий и что он поможет коллекцию выгодно продать. Он тоже впервые тут. Темная лошадка. Я так и не поняла, что за человек. Вежливый, не клиент клуба. Но пить они его тоже соблазнили. Он вообще чужой для нас.
– А ваш муж Спартак Раков? – спросила Катя.
– А что мой Спартак? Он хороший человек, не пьет. Он старше меня. Мы познакомились, когда я… В общем, я сложности переживала разные, а он ко мне проникся, ну мы и сошлись. И сюда переехали. Он работает. К Мише моему нормально относится. Так что о муже я только хорошее. И не потому, что я его жена. Просто я знаю: ищите, кому выгодно. Недолго искать-то.
– Она меньше времени провела с семьей Феликса и его окружением, чем горничная Бобылева, – сказала Катя, когда они отпустили Капитолину восвояси. – Та пятнадцать лет при Феликсе, а эта всего четыре.
– Но рассказала она нам в три раза больше. А горничная молчит, – заметил Гущин.
– Обслуга и родственница. Надо понимать тонкости отличия, – Катя вздохнула. – Когда дальние родственники вынуждены находиться в роли слуг-приживалов при своих очень-очень-очень богатых двоюродных кузенах, братьях, это всегда особая статья. Это достойно отдельного изучения – такие нюансы и в поведении, и в суждениях. Зависть как движущая сила.
– Она прямо заявила, что подозревает брата Феликса в убийстве ребенка. Это не шутки.
– И про двух теледив тоже нам свои подозрения изложила, – заметила Катя. – Федор Матвеевич, можно я поговорю с Сережкой Мещерским? Вы запретили утром, а сейчас… Честное слово, надо с ним посоветоваться. Он ведь был здесь все эти дни. Это поможет.
Гущин хмуро глянул на Катю и кивнул. Она поняла: его мысли сейчас заняты не Мещерским и не утренними запретами. А чем? Словами домоправительницы?
Катя решила, что Мещерский в библиотеке, но как найти библиотеку среди апартаментов дворца? Заглянула в кухню и увидела там младшую горничную Валентину – племянницу Веры Бобылевой. Попросила проводить.
Они миновали вестибюль, зал с расписным потолком, зал с камином. Горничной Валентине на вид можно было дать около тридцати – простовата, толстовата, очень провинциальна, с молочно-белой кожей и глазами навыкате.
– Вы тетю Веру про Свету спрашивали? – осведомилась она. – И Капитолину? Капитолина правды про няньку не скажет.
– Почему?
– Она ее к своему хахалю ревновала.
– К Ракову, но он же…
– Старый? – Горничная Валентина состроила гримаску. – Не такой уж и старый, он на Светку глаз положил – уж поверьте мне. И на меня он тоже пялился, только я ноль внимания.
– А няня? Между ними что-то было?
– Не знаю. Капитолина тогда ее у дверей поймала за рукав, потому что ей померещилось, что Светка на свидание улимонивает. К нему.
– Здесь столько комнат, столько помещений. Зачем куда-то уходить из дома?
Горничная Валентина лишь пожала покатыми плечами и указала на белые двери – вот библиотека.
Сергей Мещерский сидел среди книг, дневников и карт. Катя подумала: словно вечность прошла с их беседы утром. Она мельком осмотрела наследие путешественника Вяземского, о котором упоминал Мещерский, и предложила:
– Воздухом подышать не хочешь? Давай прогуляемся.
Мещерский кивнул и послушно закрыл дневник, который читал или делал вид. Они вышли из дома. Оба были рады покинуть дом – он давил на них и своей монументальностью, и ужасом, который скрывал.
– Как мальчик? – спросил Мещерский.
Катя рассказала, как Гущин звонил в больницу и услышал от оперативников: плохи дела.
– Поверить невозможно, что это случилось! – сказал Мещерский.
Катя попросила его детально припомнить все, что он видел и слышал в доме за два дня, с момента своего приезда.
Мещерский начал тихо рассказывать. Они обогнули дом и направились к пляжу – в противоположную сторону от полицейской палатки.
Уже стемнело. На дорожках зажглась подсветка. И возле пляжа, где располагался причал с лодками, светились фонари.
Катя слушала Мещерского и смотрела туда, где темнота становилась все гуще – в даль водохранилища. Вечер выдался теплым, ни ветерка. Лишь легкий плеск воды о берег. У причала белели лодки.
Мещерский рассказывал о вечере на террасе, вспоминал в лицах, кто что сказал.
– Понимаешь, это все эпизоды… – вздохнул он. – Дом очень большой. Когда громко кричат или смеются, слышно, в остальные мгновения – тишина. Я все дни проводил в библиотеке, хотел как можно быстрее закончить с анализом карт. Я их видел всех, но это как отдельные кадры, понимаешь? Вроде не связанные между собой. И малыша я тоже видел – всего несколько минут в гостиной. Живой, как ртуть.
Мещерский умолк. Он вспомнил колобка в белой шапочке с заячьими ушами.
Было нестерпимо думать, что сейчас этот ребенок, эта кроха в реанимации борется за жизнь, бьется со смертью, как и там, в страшной, наполненной кошмарами детской, в руках безжалостного убийцы.
Катя выслушала, а потом коротко, но весьма детально рассказала о подозрениях домоправительницы Капитолины.
– Я не знаю, что на это сказать, – честно признался Мещерский. – Смотри, там кто-то есть.
Вдоль берега двигалась фигура – медленно, словно нехотя. Вот свет прибрежного фонаря упал на нее, и Катя увидела невысокого мужчину в джинсах и белой футболке-поло. Мещерский узнал Гарика Тролля. Ему показалось, что Гарик нетрезв. Вот он споткнулся, взмахнул руками, остановился.
Он их не видел. Смотрел на темную воду.
Внезапно зазвучала мелодия. Катя узнала ее – Эннио Морриконе. Музыка над водой – прозвучала, стихла. Затем снова тот же сигнал.
Гарик достал из кармана джинсов мобильный. Он смотрел на экран. Музыка Морриконе оповещала о получении sms.
Катя и Мещерский остановились. Он не видел их, вообще не глядел по сторонам. И вдруг сделал странную вещь: разжал пальцы, и мобильный выскользнул из его ладони на песок у кромки воды.
Гарик медленно направился к причалу, к лодкам.
– Он что, хочет уплыть? – шепнула Катя. – Слинять отсюда?
Гарик развязал канат и ногой отпихнул моторную лодку от причала. Он прыгнул туда. Лодка закачалась. Он сел и начал грести рукой.
– Сереж, он хочет отсюда сбежать! – ахнула Катя. – Переплывет на ту сторону и… Я сейчас позову наших, пусть его остановят, пока отплыл недалеко.
Но Мещерский внезапно схватил ее за руку – погоди.
– Да ты что? Он же сбегает!
Лодка, качаясь, тихо плыла от берега на глубину. ГарГарик, видно, не хотел поднимать шума и поэтому не заводил мотор.
