– К какой женщине? – спросила я ошеломленно.
– Не знаю, к какой. Ко всем, наверное. Он рассказывает в их присутствии неприличные анекдоты.
– При чем тут анекдоты? – пробормотала я. – Что за чушь?
– Для следствия важна любая деталь, Ксения Валентиновна.
– Сегодня он рассказывает неприличные анекдоты, а завтра родину продаст, – сказала я ироничным тоном.
– Вот именно, – подтвердил капитан.
– И что вы теперь собираетесь делать? Сидеть и ждать, пока он вернется?
– А есть другие предложения?
Я, не глядя на него, молча уселась в машину. Капитан преувеличенно заботливо закрыл дверцу. Я видела, как он и Александр медленно пошли от машины и остановились в нескольких метрах. Капитан о чем-то спрашивал, Александр отрицательно качал головой. Астахов настаивал, Урбан не поднимал взгляда от земли. Я смотрела на них, испытывая странное и тоскливое раздражение. Мне хотелось выскочить из машины и заорать противным базарным голосом: «Убирайтесь к черту с вашими дурацкими секретами! Вы мне надоели!» После чего разразиться бурными рыданиями, колотя кулаками по капоту. Порыв прошел так же мгновенно, как и начался. Я вдруг осознала в первый раз, что Стеллы больше нет. Нет нигде. И никогда. Больше. Я. Ее. Не. Увижу.
Страшные слова «никогда больше»!
Я закрыла лицо ладонями и заплакала.
* * *
Александр встречал меня каждый день после работы, и мы неспешно шли домой окольными путями. Сворачивали в незнакомые узкие улочки, отдаваясь размеренному движению. Темнело уже по-осеннему рано, зажигались уличные фонари. Тусклый их свет струился в негустых сумерках, делаясь все ярче по мере того, как темнело. Говорить было не о чем. Александр задавал несколько ненужных вопросов, вроде того, что я ела, где обедала, что нового на работе. Мне казалось, что ответы его не интересуют, и отвечала односложно. Он не настаивал. Что-то ушло из наших отношений, ушла безоглядная близость. Искра перестала проскакивать. Стелла живая нам не мешала, а Стелла мертвая стояла между нами. Мне казалось, что он подспудно ждет чего-то. Временами Урбан взглядывал на меня испытующе и тут же отводил глаза. И я догадывалась, чего именно ожидали они оба – Александр Урбан и капитан Астахов. Они ожидали новой картинки. И Александр хотел оказаться в нужное время в нужном месте. Я чувствовала себя подопытным кроликом, но не могла оттолкнуть его, смутно надеясь, что пройдет время и он вернется ко мне. А куда ему еще деваться, думала я. Стелла связывала нас, и узы эти были посильнее любовных. Пройдет время, и он поймет, что я самый близкий ему человек. После Стеллы. Я хотела его даже на таких условиях. Мне было все равно. У меня не осталось ни воли, ни сил. Мое «я» растворилось без остатка в мощной ауре Александра.
Он готовил ужины и завтраки, накрывал на стол, заботливо подкладывал мне на тарелку новые куски. Он был нежен и внимателен. Целовал меня в лоб, желая спокойной ночи, и отправлялся смотреть телевизор. Спал он на кушетке, едва там помещаясь, давая мне понять тем самым, что уважает мое горе.
Сломанные ножки кушетки починил знакомый Александра, мастер-краснодеревщик, которого он привел на следующий день после крушения. Болезненно морщась, старик забрал сломанные ножки и через три дня принес новые, точно такие же. От денег он отказался, взглянув на меня с отвращением. Я поняла, что в его голове не укладывается, как я могла совершить подобное кощунство. Кушетки восемнадцатого века предназначались не для сидения и тем более не для лежания. Они – для любования.
А картинка все не появлялась. Каждый вечер я с опаской укладывалась спать, а ее все не было. По утрам мне не хотелось покидать постель. Но я понимала, что стоит мне остаться дома хоть раз, как захлестнет тоска, а потому заставляла себя подняться, принять душ и с бледной улыбкой выходила к завтраку. Александр заботливо спрашивал, как я спала, а мне хотелось швырнуть в него чашкой. Выплеснуть горячий кофе ему в лицо и завыть от отчаяния.
Он привозил меня на работу и отправлялся по своим делам. А вечером как штык дежурил у входа, и все повторялось снова и снова, будто по наезженной колее.
Бессменный часовой у дверей моей камеры…
* * *
В вестибюле телестудии Александра окликнула дежурная. Вам письмо, сказала она. Он обернулся – женщина протягивала ему голубой длинный конверт. Он взял. На конверте стояло лишь его имя, не было ни штампа, ни обратного адреса.
– Откуда письмо? – спросил он.
– Тут лежало, – ответила она. – Я и не заметила, кто принес.
Александр поднялся к себе, уселся в кресло у письменного стола и положил конверт перед собой. Потом он достал желтоватый костяной нож с замысловатым драконом на ручке и аккуратно вскрыл конверт. Внутри был сложенный пополам листок белой бумаги с двумя напечатанными чуть ниже сгиба строчками: «Мне очень нужно встретиться с ясновидящим человеком, о котором вы говорили в передаче. Буду ждать завтра у входа в телестудию».
Он держал листок перед собой, глубоко задумавшись. Била в глаза некая странность послания. Автор не указал времени, когда он будет ждать. И не подписался. В письме также не указывалась дата. «Завтра» без даты не имело смысла. Отложив листок, Александр потянулся к телефону, но раздумал и убрал руку.
В четыре я выключила компьютер и поднялась из-за письменного стола. Зашла к секретарше и сказала, что у меня встреча с клиентом и на работу я больше не вернусь. Она кивнула: «До завтра, Ксения Валентиновна». Я испытывала злобное чувство удовлетворения, думая, что Александр будет ожидать меня в семь у входа. «Пусть ждет, пусть… так ему и надо… пусть побегает…» – невнятно билась мысль, пока я шагала куда глаза глядят, впервые за две долгие недели оставшись без провожатого. Я испытывала чувство странной освобожденности и судорожной, истеричной легкости. Я не шла, а летела, не замечая ни людей, ни машин, и очнулась лишь тогда, когда большая черная иномарка, вопя, затормозила в метре от меня, а мужчина за рулем обругал меня идиоткой. Увидев мое перевернутое лицо, он заткнулся и уехал.
Ноги не держали, и я с трудом добралась до изувеченной скамейки на остановке троллейбуса. Чувства легкости уже не было и в помине. Я с удивлением поняла, что наступил вечер. Шаги прохожих шуршали по асфальту, рождая видение бесконечной ленты конвейера. Постепенно менялся звук, становясь мельче и площе – прохожих становилось все меньше. Район города был мне незнаком и выглядел не слишком приветливо. Я поднялась со скамейки и пошла в обратную сторону, пытаясь понять, где нахожусь. Подошла к краю тротуара, подняла руку. Тотчас же рядом тормознул частник. Я заглянула в открытое окно. Шофер дернул подбородком – куда, мол. Был это человек без возраста, с незапоминающимся лицом и неожиданно цепкими глазами, липко обежавшими меня с ног до головы.
– Извините, – пробормотала я, захлопывая дверцу.
– Поехали, – сказал он настойчиво, перегибаясь со своего сиденья и заглядывая мне в лицо снизу вверх. – Куда вам?
Но я уже почти бежала прочь от машины, испытывая иррациональный страх и нащупывая дрожащими пальцами в сумочке мобильный телефон.
Александр отозвался сразу и, еще не услышав моего голоса, закричал: «Где ты? Никуда не уходи, я сейчас приеду. Где ты?» В его голосе звучало такое неподдельное волнение, что я всхлипнула от облегчения.
Он появился через двадцать минут. Я узнала его белую «Тойоту» издалека и рванулась к ней, как будто за мной гнались. Плюхнулась на сиденье рядом с Александром. Он притянул меня к себе и поцеловал. Впервые за все это время поцеловал так, как раньше. Я обхватила его руками, и мы застыли так на долгий миг.
– Господи, как ты меня напугала, – прошептал он. – Обещай, что не будешь больше, пожалуйста! Я уже думал, что…
Недосказанная фраза повисла в воздухе.
– Что? – спросила я, заглядывая ему в лицо.
– Я очень за тебя беспокоюсь, – ответил он, и я поняла шестым или седьмым чувством, что он ушел от ответа.
– Послушай, – начала я, когда мы были уже дома, – я не понимаю…
Мы сидели на кухне, ужинали. Он оторвал взгляд от тарелки, поднял голову.
– Что, Ксенечка? О чем ты?
– Я видела кровь. – Я наконец сказала то, что мучило меня так долго.
– Где кровь? – Он, казалось, решил, что я спятила.
– В прихожей. Я видела, как Стелла ударилась о стену и кровь… Красную!
– А сон был черно-белый?
– Да. Странно. Но я действительно видела кровь…
– Я думаю, это не кровь, – сказал, помедлив, Александр.
– А что?
– Не знаю, – он отвел взгляд. – Энергетический выброс… Не знаю. Это не главное. Главное – что ты увидела, как она умерла.
– Я не видела, как она умерла, – возразила я. – Я не видела, как ее ударили ножом.
– Это ведь ничего не меняет, – полувопросительно сказал он. – Правда? Ты ее увидела…
– Не меняет, – согласилась я.
