– Козел! – фыркнул Стас.
Баба Броня принялась промакивать черную майку Киры салфеткой.
– Фигня! – уворачивался он, наливая себе новую порцию кофе и высматривая новое пирожное. – Все равно не видно.
– Расскажи еще что-нибудь, – попросила Оля, и все расхохотались.
А в это время Александр Урбан и капитан Астахов беседовали в машине Ксении. Уехал криминалист, взявший «пальчики».
– Понимаешь, на письмах одни и те же отпечатки, твои, я думаю, – говорил капитан Александру. – И на конвертах тоже. На первом – отпечатки еще одного человека, видимо, дежурной, которая передала тебе конверт. И все. И моя интуиция подсказывает, что с машиной та же история. Наш невидимка не только совершает бессмысленные поступки, он при этом еще и не оставляет следов. Что ему надо? Если ему нужна встреча, о чем он заявляет в своем письме, то почему он беспокоится об отпечатках пальцев? Почему действует в перчатках? Ведь в его просьбе нет состава преступления.
Александр пожал плечами:
– Заявляет о своем присутствии.
– Именно. Кричит: «Я здесь!» Причем заявляет довольно глупым на первый взгляд образом. Бессмысленно заявляет. Не пугает, не угрожает, ничего не требует.
– Требует встречи.
– Это несерьезно. В письме ни даты, ни времени. Это не требование, а объявление…
– …войны?
– Может, и войны. Во всяком случае, принимая во внимание «стерильность», прицел у него дальний. А может, он просто психически неполноценный. Дай мне карты твоих пациентов. Или что там у тебя…
– У меня ничего. Я никогда ничего не записываю, я же не врач.
– Ну да, зачем тебе неприятности с законом. Но хоть имена-то можешь назвать? Подумай и скажи, кто из твоих подопечных способен на такое? Это не чужой. Он знал, где твой кабинет…
– Любой покажет тебе, где мой кабинет.
– Человек, не оставляющий отпечатков пальцев, не будет светиться с вопросами. Он осторожен… Он слишком осторожен для психа. Что-то здесь не то… Я, конечно, не специалист в психиатрии…
– Всякие есть психи. Если у него мания преследования… Но, как бы то ни было, что, по-твоему, ему нужно?
– Не знаю. Пока не знаю. Ладно, посмотрим, – подвел он черту. – Ты береги Ксению. Ты ей говорил о письмах?
– Нет, я не хотел ее пугать. Она после смерти подруги не в себе. И потом, ее сны…
– А что все-таки с этими снами?
– Ты же и сам все знаешь. Она теперь боится ложиться спать. Боится увидеть что-нибудь еще.
– Я-то знаю. То есть не знаю. А ты что думаешь?
– Хочешь, дам книгу о ясновидении?
– Нет у меня времени читать! – с досадой ответил капитан. – И не верю я в эту хрень. У меня и без нее… хватает в жизни впечатлений. Того и гляди крышу снесет. Не мое это, Сашок. Да и скажи я ребятам такое… Слава богу, хоть передачу твою никто не видел про ясновидящего, раскрывающего преступления. Угораздило же тебя! А то мало на нас льют помоев…
* * *
Вечер мы провели в «Белой сове». Удивительно, но за целый день я ни разу не вспомнила об изувеченной машине. Александр посматривал на меня с удивлением. Я хохотала по любому поводу. Мне казались безумно смешными плоские шутки конферансье. Мы заказали шампанское, я пила бокал за бокалом – в зале, несмотря на работающие кондиционеры, было душновато. В итоге я наклюкалась, и когда Александр потянул меня танцевать, оказалось, что ноги меня не держат, это опять вызвало смех. Я хотела рассказать Урбану, что говорил о пьяных женщинах незабвенный господин Бьяготти, как вдруг вспышка белого света ослепила меня. В тысячную долю секунды я увидела две черные фигуры, большую и маленькую, в узком длинном помещении. Большая подминала под себя маленькую. Я видела финал – женщина падала на пол, запрокинув голову, открывая белое горло, и в него впивались жесткие длинные пальцы…
Я стояла, вцепившись в руку Александра, чтобы не упасть. Он легонько тряс меня за плечи, повторяя:
– Что, Ксенечка? Что ты видела?
– Он убил ее, – выговорила я с трудом. – Саша, он убил ее!
– Кто? Ты его рассмотрела? – Он почти кричал.
– Нет… – прошептала я.
– А женщину вы узнали? – допрашивал меня капитан Астахов полчаса спустя.
Он явился прямо в «Сову» и теперь с любопытством озирался. Потом уселся, наклонившись ко мне, так как дым стоял коромыслом и расслышать друг друга было практически невозможно. Не знаю, почему мы не ушли куда-нибудь в более спокойное место. Крики подвыпивших гостей, смех, разухабистая музыка – ничего тут не располагало к серьезному разговору. Видимо, капитан и не относился к происходящему серьезно.
– Нет, – отвечала я в десятый раз. – Никого из них я не узнала.
– То есть получается, что вы видели двух людей, мужчину и женщину, – подводил итог капитан. – И мужчина душил женщину. И вы говорите, что они вам незнакомы, так?
– Так. Мужчина собирался душить женщину. Он протянул к ней руки. Я не могу сказать, что они мне незнакомы. Я не видела их лиц. Они стояли ко мне спиной. Она оглянулась… но волосы закрывали лицо…
– Они никого вам не напомнили? Из знакомых? Возможно, людей, виденных раньше? Силуэт, жест, какая-нибудь деталь одежды?
– Нет… кажется.
– И вся эта… все это происходило в узком помещении. Что значит «узком»? На что похоже это помещение?
Я задумалась. Место выглядело знакомым. Пустое, узкое, с окном вверху… Мужчина казался неестественно высоким, а женщина неестественно маленькой.
– Подвал? – допытывался капитан. – Там было темно? Что значит – неестественно высоким? Высокого роста?
– Очень высоким, – отвечала я беспомощно. – Слишком высоким.
– На ходулях?
– Нет!
– Как он был одет? – сделал новый заход капитан.
– Не знаю. Свет бил мне в глаза. Эти люди находились между мной и окном. Никаких деталей я не видела, только черные фигуры.
– Черные? В черной одежде? – Кажется, капитан пытался меня поймать.
– Не знаю. Все было черно-белым… и свет бил в глаза.
– Чем закончилась… – он замялся, не зная, как это назвать. – …закончилось это видение? – нашелся капитан.
– Он задушил ее… наверное… – в десятый раз повторила я.
– Вы видели, как женщина упала?
– Нет.
– Понятно. – Он помолчал значительно, шаря глазами по сцене, где задирала ноги выше головы сдобная полураздетая девица. – Значит, некто очень большого роста, предположительно мужчина, душил женщину очень маленького роста… Может, ребенка, девочку?
– Нет, это была женщина.
– И снова никаких деталей, ассоциаций, сходства. Ничего. Единственный прогресс – очередное видение явилось не во сне, а наяву, – окончательно подвел черту капитан, с трудом удерживая саркастические нотки в голосе. А может, и не пытаясь удерживать. – Наяву и после шампанского.
Это было слишком даже для Александра. Он, неподвижный до сих пор, шевельнулся. Я поднялась, резко отодвинув стул, и отчеканила в бешенстве, которое взорвалось во мне, как бомба:
– Вы мне надоели. Оба. Я ничего вам больше не скажу и не буду отвечать на ваши дурацкие вопросы. И не хочу вас видеть. Никогда! Слышите, никогда!
Я неловко шагнула прочь. Ударившись коленом о стул, зашипела от боли. Александр дернулся было за мной, но как-то неуверенно. Капитан смотрел с кривой ухмылкой, видимо, подозревая злой умысел или игру. «Все! Все! Все!» – стучало внутри моей бедной головы, и мне казалось, она вот-вот разлетится вдребезги от напряжения.
Я прошла через длинный зал «Совы», ожидая, что Александр бросится следом, попытается остановить, и тогда я смогу со злобной радостью сказать ему: «Нет!» Или еще что-нибудь… унизить и растоптать его… при всех! Но он остался на месте. Они оба остались: проклятый колдун и капитан с кривой ухмылкой! Никто из них не поспешил меня остановить. Ну и не надо! П-шли вон! Оба!
Я вылетела в осеннюю ночь и помчалась по улице, не соображая куда. Прохожих было немного. Я, как рыба на суше, заглатывала холодный воздух, оглушительно пахнущий палыми листьями и сыростью – ностальгическими запахами осени. Мне пришло в голову, что хорошо бы сейчас оказаться на Мальте, безмятежной, любимой Мальте, где вечная весна, каждый полдень переходящая в лето, два пестрых каменных города в резких переходах светотени, пропитанные неистребимым духом рыцарства. И незабвенный господин Бьяготти, мой рыцарь…
Я рассказала бы ему обо всем, и он бы меня утешил… Мы сидели бы за столиком в ресторанчике «У Ричарда Львиное Сердце», под громадным пятнистым платаном, тянули бы холодное белое «бордо». Господин Бьяготти положил бы свою руку в коричневых пятнах и с бесцветным лаком на железных птичьих когтях на мою… Нам было бы уютно вдвоем… Я даже заплакала от умиления, представив себе эту картину. Мне пришло в голову, что я могу взять отпуск и рвануть на Мальту. Вот только пусть вернется Роман! Рвануть от осени, скорых дождей, от Александра Урбана и капитана. Слезы текли по моему лицу, я слизывала их языком в уголках рта, чувствуя соль и горечь. То ли от мыслей о господине Бьяготти, то ли от слез мне стало легче…
