заявления, что синдикат все еще существовал.
– Что ты будешь делать с деньгами? – спросила она, глядя на него из-под опущенных ресниц. Это было клише, но Джейка это не волновало. Это было чертовски сексуальное клише. Они оба тяжело дышали.
– Что захочу. А я хочу тебя.
– Ты говорил, что любишь меня.
– Не придирайся.
Мгновение спустя они набросились друг на друга. Сомкнули губы и руки в абсолютной, пронизывающей страсти. Он скользнул пальцами по ее телу: по ее большой груди, упругой талии, сочной заднице. Он почувствовал твердость мускулов сквозь ее облегающее платье, прошелся по восхитительным изгибам и округлостям, ощутил, как напряглись ее соски. Она хотела этого с самого начала. Ее злость была притворной. Игрой. Риском. Его член стал твердым от ее дерзости. Она прижалась к нему, слилась с ним. Он отстранился, но только чтобы поднять ее и бросить на кровать. Она упала на спину, слегка разомкнув губы и ноги. Приглашая его. Его пальцы скользнули ей под платье, а ее – вплелись в его волосы, она вновь притянула его к себе, их губы резко столкнулись – почти болезненно, абсолютно восхитительно.
С плавной, отточенной уверенностью он расстегнул свои брюки, вздернул ее платье до бедер и стащил с нее трусики. Через секунду он был уже внутри, ее разгоряченная плоть приняла его полностью. Он сжал ее грудь, которую, по его словам, любил, и взялся за дело. Победоносно.
17
Эмили
Среда, 1-е мая
Вот же хренов отстой. Поверить не могу, что Хиткоты и Пирсоны пытаются так нас подставить.
Это все я виновата.
Поскольку я проболталась Ридсу и Меган, у них всех было время отрепетировать свои истории и придумать какую-то едва убедительную фигню. Я теперь ненавижу Ридли и Меган. Ненавижу. Ненавижу! Мама выглядит очень мрачно. Папа пытается держать себя в руках. Он говорит, все будет в порядке и расследование разоблачит Хиткотов и Пирсонов. Надеюсь! Все должны увидеть, какие они лживые подлые говнюки. Папа говорит, мы можем теперь рассказывать про выигрыш кому угодно в школе и что мы должны его себе присвоить. Думаю, мне поверят даже без огласки в прессе, потому что папа на прошлой неделе забрал меня на Ferrari, и все же, чтобы не возникло никаких сомнений, вчера он пошел и купил десять трехцветных сумок Gemma из зернистой кожи от Michael Kors. ДЕСЯТЬ!
– В них поместятся учебники А4, – говорит он, как будто бы именно эта их черта приводит меня в восторг.
– Ага, они крутые!
Кожа мягкая и пахнет потрясающе. Дорого. Все в моем классе то и дело обсуждают Michael Kors, но только у Эви Кларк есть их сумка, и я даже не уверена, что она настоящая.
– Но зачем ты купил десять? – спрашиваю я.
– Ты можешь подарить их своим подругам. Ты же хочешь, чтобы они почувствовали себя частью торжества.
Как будто у меня наберется десять друзей. У меня было двое. Ридли и Меган, и в школе мы держались особняком. Мы прибыли в школу Гленвуд уже сложившейся компанией и никогда не утруждали себя общением с кем-то еще. Думая об этом сейчас, я сомневаюсь в мудрости этого решения, но в тот момент мы делали это бессознательно. Мы были «склеены» нашими родителями, и никто из нас не думал распыляться на других. Мы просто испытывали благодарность за то, что нам не нужно носиться по школе и упрашивать людей сесть с нами – или с надеждой оглядывать игровую площадку в поисках кого-то, с кем можно поговорить на перемене.
К тому же мы нравились друг другу.
Любили друг друга.
Я не могла представить себе, что это когда-то изменится, что мне может понадобиться кто-то еще. Ридс завел себе несколько друзей, в основном из его команды регби, и еще потому, что у него есть музыкальные способности и он играет в оркестре (притворяется, что это отстойно, но на самом деле обожает это делать) и в группе (которая просто крутая, как ни посмотри). Но даже играя в хоккей, мы с Меган были друг у друга и ни в ком не нуждались. Мы всегда вставали в пару для заданий, мы выбирали друг друга в команду и т. д.
По крайней мере, раньше.
Не думаю, что теперь будет так же. Господи, мне надо бы поскорее с кем-то подружиться, или мне придется перебрасываться мячом на физкультуре с мисс Грейнджер, учительницей, которой нужно подобрать спортивный бра получше. Социальная гибель.
Был короткий период, когда я пыталась общаться. Нам было около тринадцати, и народ начал устраивать вечеринки. Я думала, будет круто стать частью происходящего, знаете, иметь компанию побольше, с которой можно приходить и танцевать и все такое, но Меган не нравилось, когда я общалась с другими девочками. Она говорила, что нам не нужны их дурацкие группки, а потом, когда мы с Ридли начали встречаться, мне больше никогда и не приходило в голову проводить время с кем-то кроме них.
Ридс.
Ридли. Он до сих пор – мой Ридс? Не думаю. Я отправила ему чуть ли не тысячу сообщений, и он не ответил ни на одно. Я знаю, мне нужно вести себя круче, это мне надо его игнорировать, но я не могу!! А он, по всей видимости, может меня игнорировать, и это позволяет предположить, что он больше не мой Ридс. Во всех смыслах. Вероятно, мне придется к этому привыкнуть. И все же. Когда я думаю о нем, я будто набухаю и потею изнутри. Я знаю, звучит отвратительно, но на самом деле это потрясающе. Или, по крайней мере, было. Теперь моя физическая реакция больше ощущается так, словно кто-то держит меня в ледяной воде. Я паникую. Барахтаюсь. Тону.
Наверное, в этом и заключается папина идея. Он знает, что мама не разрешит мне прогуливать школу вечно, и поэтому отправляет меня туда с десятью сумками, чтобы я могла найти десять новых друзей. Я не побрезгую купить друзей. Монархи прошлого покупали целые армии, у истории проблем с этим нет. Те, кто говорят, что за деньги нельзя купить счастье, просто затариваются не в том месте.
– Как она должна прийти с этим в школу? – спрашивает мама. Действительно, папа едва смог затолкать сумки в дверной проем. Не представляю, как я смогу заявиться на математику с ними в руках.
– Это безумная идея, – добавляет она, цокнув языком.
– А что ты купил моим друзьям? – спрашивает Логан.
– Видеоигры, – отвечает папа. Он поднимает пакет из GAME, набитый синими и зелеными пластиковыми коробками.
– Круто!
Меня
