– И почему меня это не удивляет? – вздохнула Надежда. – Наверное, привыкла уже.
Она еще раз внимательно оглядела дверь. И обратила внимание, что даже расписания работы салона не висит. Табличка с названием – есть, только край отбит, да и сама дверь какая-то грязноватая, а внизу даже видны следы ботинок. Так, стало быть, уборщица тоже плохо работает. Или вообще уволилась.
Надежда взглянула на свои руки, они были не слишком чистыми. Чем они ручку-то измазали, хотелось бы знать…
Она свернула в дальний конец коридора к туалету.
Освежившись и подкрашивая губы перед большим зеркалом, она усмехнулась. Очевидно, придется смириться с неизбежным и оставить занавески как есть, с такими карнизами. Ну нет у нее больше сил бороться с этим «Эдемом».
Дверь распахнули резко, уверенно, и Надежда остолбенела. Перед ней стояла Алка Тимофеева. В том же малиновом платье, что и в прошлый раз, плащ висит на руке. И щеки пылают таким же малиновым цветом. Не женщина, а закат в Тимбукту!
– Надька! – Алка едва не налетела на Надежду. – Ты что тут делаешь?
– А ты? Пришли с Петей договор заключать на проект дома? Вернулся он из этого… Куала-Лумпура?
– Ох! – Алка мрачнела на глазах, щеки ее из малиновых превратились в багровые. – Вернулся и снова улетел, на этот раз в Магадан, какая-то там у них научно-практическая конференция. Послал меня – подумай, говорит, хорошенько и решай сама.
– И что?
– Да ничего, – со злостью сказала Алка, – ты извини, Надя, только фирма эта, «Домострой», не вызывает у меня доверия. Какой-то у них жуткий беспорядок, все бегают, кричат, руками размахивают, компьютеры у них полетели…
«Это та девица постаралась», – сообразила Надежда.
– Директор из кабинета прямо рычит… – продолжала Алка с обидой, – так что решила я, что подожду пока договор заключать, другую фирму поищу…
– Ты, Алка, наверно, обиделась, что этот самый Валерий Валерьевич на тебя сегодня не отреагировал, – поддразнила Надежда, – в прошлый-то раз он так на тебя запал, прямо, извини за выражение, из штанов выпрыгивал. Ну, ты и надеялась на продолжение банкета. Платье вон свое неотразимое надела…
– Кто – я? – завопила Алка. – Да больше мне делать нечего, как на озабоченных мужиков смотреть! У меня ЕГЭ на носу, у меня выпускной на пороге, у меня медальная комиссия, у меня конференция по новым тенденциям в образовании через три дня. Мне там речь произносить надо, а у меня ни слова не написано!
– С чего это тебе речь на этой конференции говорить надо? – удивилась Надежда.
– С того, что я – заслуженная учительница Российской Федерации, ты не знала? – окрысилась Алка.
– Знала, конечно. Ты у нас теперь знаменитая… – примирительно сказала Надежда.
– Ага, а вместо того, чтобы готовиться, я болтаюсь по разным сомнительным фирмочкам, – Алка малость успокоилась и сбавила тон. – Вот выйду на трибуну и начну мяться, как двоечник у доски, как я буду выглядеть?
«Если придешь в этом платье, то ужасно, – в панике подумала Надежда, – что же делать?»
– Алка… – нерешительно начала она, оглядывая подругу, – а ты уже решила, что…
Договорить Надежда не успела, потому что в туалет буквально влетела женщина с подносом, нагруженным чашками и блюдцами.
– Ой! – вскрикнула эта женщина, пытаясь удержать пирамиду из посуды, как цирковой акробат.
Надежда на лету подхватила падающие чашки, и только теперь узнала Анну Васильевну из архитектурной студии.
– Спасибо! – пробормотала та, восстанавливая неустойчивую конструкцию на подносе. – Ах, это вы!
– Давайте, я вам помогу, – предложила Надежда Николаевна, снимая с подноса часть чашек и нанизывая их на пальцы. – Вам одной с ними не справиться!
– Спасибо… – Анна Васильевна перевела дух и смущенно улыбнулась Надежде, – вы меня снова выручаете…
Тут она заметила Аллу и смущенно проговорила:
– Алла Владимировна, извините, у нас сегодня совершенно нерабочая атмосфера…
– Да, я это заметила! – проговорила Алла, поджав губы. – Это трудно было не заметить! Надя, ты здесь надолго? Я, пожалуй, пойду, у меня еще дел по горло!
– Да-да, потом созвонимся! – И Надежда направилась вслед за Анной Васильевной к раковине.
Алла фыркнула и зашагала к двери, всей своей фигурой демонстрируя недовольство.
– Я смотрю, коллеги вас нещадно эксплуатируют, – проговорила Надежда, помогая выставлять в раковину посуду.
– Ну, я сама вызвалась… – смущенно ответила Анна Васильевна, – у нас сегодня такой сумасшедший дом, что лучше держаться подальше от начальства.
– Да что вы говорите? – Надежда постаралась притушить блеск в глазах и вообще скрыть свой интерес к разговору. – Что, сроки какого-то проекта срываются?
– Если бы! – вздохнула собеседница. – У нас с утра полиция толчется, всех допрашивают, не дают спокойно работать…
– Да-а? – протянула Надежда. – А что теперь случилось? Все еще по поводу той бомбы разбираются? Ну, из-за которой весь центр эвакуировали…
– Нет, это связано с тем двором, где мы проектируем паркинг.
– Это тот двор, где Башня грифонов? – переспросила Надежда и тут же сообразила, что напрасно показала свою информированность. Впрочем, Анна Васильевна ничего не заподозрила.
– Да, тот самый, – подтвердила она, – представляете, убили управляющего тем домом.
– Что вы говорите?! – Надежда вспомнила жуликоватого управляющего, который распекал дворника, а потом сам выслушивал нагоняй от своего начальства. – Убили? А из-за чего?
– Ну, вы же знаете, как они всегда говорят – тайна следствия… только мне кажется, они и сами ничего не знают!
– Да, наверное… – пробормотала Надежда. – А чего они от вас-то хотели? Какое вы имеете отношение к этому делу? Неужели они считают, что к этому убийству причастен кто-то из ваших сотрудников?
– Да нет, конечно. Они просто ищут свидетелей.
– Свидетелей? Что вы могли видеть? Где тот дом, а где ваше бюро… это же другой конец города!
– Да, Валерий Валерьевич так им и сказал, но они ему на это возразили, что наши люди в том дворе часто бывали, делали предварительные расчеты, фотографировали, могли что-то заметить.
– Так этим же занимался Михаил Сергеевич, а он вообще уже умер! У него при всем желании не возьмешь показания.
– Вот-вот, Валерий Валерьевич сказал полицейским то же самое, а они ему заявили, будто в тот двор уже после смерти Станишевского какая-то наша сотрудница приходила, якобы она вместо Михаила Сергеевича курирует проект.
– Женщина? – опасливо переспросила Надежда.
– Да, и полицейские говорят, что им очень нужно найти ту женщину, вроде бы она могла что-то важное видеть. Якобы она с управляющим разговаривала. Но это вообще ерунда, у нас все женщины наперечет, и ни одна тем проектом не занимается… Валерий Валерьевич им это так и сказал, но они стоят на своем – была, мол, женщина, представилась сотрудником «Домостроя». Иначе бы ее и во двор не пустили, у них, мол, с этим строго…
«Врут все, – подумала Надежда, – дворник за деньги кого хочешь пустит…»
– Вот Валерий Валерьевич нервничает, прямо рычит на всех… – тянула свое Анна Васильевна, – потому что полиция ему не верит…
– Да что вы говорите… – протянула Надежда, пряча глаза, – кажется, мы с вами все перемыли…
– Да, спасибо вам большое! – Анна Васильевна составляла посуду обратно на поднос. – Вы мне поможете это обратно отнести?
– А полицейские еще у вас?
– Да, они составили фоторобот той женщины и сейчас всем его показывают…
– Ах, вы знаете, Анна Васильевна, – Надежда озабоченно взглянула на часы, – я очень спешу, мне срочно нужно сделать одно очень важное дело…
– Да? Ну ладно, я как-нибудь сама управлюсь…
Распрощавшись с Анной Васильевной, Надежда пошла по коридору в другую сторону, чтобы не столкнуться с полицейскими. Шла она крадучись и отворачивая лицо, пока не перехватила изумленный взгляд встречной сотрудницы центра. Сообразив, что выглядит она подозрительно, Надежда выпрямилась, сделала отстраненно-спокойное лицо и пошла, твердо печатая шаг, с самым деловым видом.
Тем более что она вспомнила, зачем, собственно, приехала. Ей нужно было купить какое-то тибетское средство для Бейсика, иначе муж выразит ей свое порицание. На ее, Надеждин, взгляд, коту вовсе не нужно повышать активность. И шерсть у него отличная, даже слишком ее много. Но муж очень трепетно относится к Бейсику, раз решил, что нужно ему тибетское средство – вынь да положь ему! Ох уж эти мужчины…
Надежда достала из сумочки листок, на котором записала название кошачьего лекарства. Писала она торопливо, плохой ручкой, да еще в очень неудобном положении, так что прочитать было непросто. Корявыми расползающимися буквами там было нацарапано что-то вроде китефон или котофам.
