- А знаете ли вы, сколько стоит одноместная палата в московской клинике?
Яша насупился, подумав: “В московской больнице, может, и побольше стоит, а в этой задрипанной лечебнице и сотни зелени выше крыши”.
- Сто двадцать долларов в сутки, — просветил пациента Алексей Павлович. И подчеркнул: — В сутки. И это только за пребывание в одноместной палате. Лекарства, перевязочные материалы, врачебная помощь, консультации специалистов, анализы и все прочие мероприятия оплачиваются отдельно. Определенная категория больных получает медицинскую помощь по страховому полису. А состоятельные пациенты и те, кто не имеют страхового полиса, должны пользоваться платными услугами. У вас страхового полиса нет. Да и вообще мы не обязаны лечить москвичей. В Москве стационаров много, а у нас и для своих жителей мест не хватает. Кстати, в понедельник в вашу палату положат трех пациентов.
- Только попробуйте!
- Да и пробовать не будем, а сделаем то, что считаем необходимым. А будете вести себя неподобающим образом, — выпишем за нарушение режима, вот и все.
- Как же вы меня выпишите, когда сами подвесили на вытяжку? — ехидно поинтересовался Яков.
- Ни я, ни заведующий отделением вам руки-ноги не ломали. Еще раз повторю: мы не обязаны вас обслуживать, и вы без всяких на то оснований занимаете место, которое по праву принадлежит другим больным. А то, что вы в пьяном виде получили бытовую травму, — ваша личная проблема. По пьяной травме даже больничный лист не оплачивают.
- Какая еще пьяная травма? — возмутился Яша.
- И врач приемного покоя, и дежурный врач в отделении отметили в истории болезни, что вы находитесь в средней стадии алкогольного опьянения, буяните, бранитесь и оскорбляете врачей и медперсонал. Скажите спасибо, что врач не вызвал милицию. Свидетелей вашего безобразного поведения предостаточно, так что получили бы статью за хулиганство. С пьяными хулиганами в милиции не церемонятся. Да и врачи не обязаны терпеть ваше хамство. Если кто-то еще раз пожалуется, — выпишем за нарушение режима, и скатертью дорожка. Кстати, старшая медсестра приемного покоя, которую вы в присутствии многих людей нецензурно оскорбили и даже пытались ударить, намерена подать на вас в суд. Ее супруг — майор милиции, он не позволит, чтобы его жену безнаказанно оскорбляли пьяные хулиганы.
- Я ей заплачу, — пробормотал немного сконфуженный Яков. Он и знать не знал, что верещащая кикимора — милицейская жена. Да, ментовские начальники борзеют, когда кто-то своих задевает.
Сыр-бор разгорелся, когда тощая вобла отобрала у него мобилу, — мол, в больнице не положено, в палате лежат по четыре-пять больных, все после операции, и разговоры будут им мешать. Да чихал он на этот валежник! А сучонка встала в позу: “Вам вернут телефон при выписке”, - и точка. Ну кто бы такое стерпел! Вот он и сказал ей пару ласковых. А кикимора обиделась.
- Не уверен, что вам удастся разрешить этот конфликт с помощью подкупа, — усмехнулся Алексей Петрович. — И сама оскорбленная женщина, и ее муж настроены весьма решительно. Отвечать за свое безобразное поведение вам все равно придется. Так что ждите повестки в суд, Яков Борисович.
…Воспоминание о свадьбе преследовало Серафиму многие годы как кошмар, который невозможно забыть. Многочисленная Гошина родня окидивала невесту критическими взглядами, раз десять спросили, не беременна ли она, раз двадцать рассказали, какие чудесные девушки могли составить Гоше достойную пару, раз тридцать ехидно поинтересовались, почему с ее стороны присутствуют лишь родители, и все в том же духе. Традиционные конверты с энной суммой Гошина родня вручала ему, а за свадебным столом на новобрачную почти не обращали внимания. Все пожелания были адресованы Гоше — ему желали успешной карьеры и всяческих благ, будто отмечали его личное торжество, а не свадьбу.
Разве позволил бы молодой человек, уважающий свою избранницу, так унижать ее? Пусть она пришлась не ко двору, но с ней жить ему, а не родственникам. Пришли на торжество — будьте любезны соблюдать приличия. А жених и не подумал одернуть зарвавшихся гостей и неуемную маман — та изощрялась больше всех. Мало того, присутствующие и в ус не дули, что половина того, что они едят-пьют, оплачено родителями невесты.
Единственным светлым пятном был новоиспеченный свекор, Натан Моисеевич Новицкий. В прошлом военный хирург, он лишился во время войны руки, но не утратил чувства юмора. Сидя рядом с Симой, он веселил невестку байками, сыпал шутками, анекдотами, и только это позволило ей не разрыдаться и не убежать с собственной свадьбы.
Отсидев положенное время, Симины родители собрались домой. И тут вдруг девушке стало страшно. Мама с папой сейчас уйдут, а она останется, и тогда Гошины тетушки под предводительством его мамаши ее просто заклюют!
Сдерживая слезы, новобрачная вышла в ресторанный вестибюль проводить родителей.
- Ужас! — поежилась мама. — Никогда не ощущала себя настолько униженной. Будто Симу взяли замуж из милости. Его мать и остальные родственники даже не утруждали себя тем, чтобы как-то завуалировать свое недовольство выбором Георгия. Да и вообще вели себя безобразно, сознательно оскорбляя мою любимую дочь. Поразительная бестактность.
- Доченька, теперь ты поняла, почему мы с мамой так настойчиво тебя отговаривали? — спросил отец, в голосе которого звучала лишь тихая грусть.
Кусая губы, Сима отвернулась и промолчала. А что сказать? У нее нет никаких аргументов, кроме уже не раз озвученного: “Я его люблю”. Даже знай она, какое испытание предстоит на собственной свадьбе, все равно не отказалась бы от Гоши. Хотя… Если бы предполагала, что так получится, то не стала бы справлять свадьбу, ограничившись регистрацией в ЗАГСе.
- Приезжай к нам, — тихо сказала мама, обнимая ее. — Что случилось, — то случилось. Ты ведь не перестала быть нашей любимой дочерью. Мы, как могли, пытались тебя переубедить, но раз уж сама выбрала себе судьбу…
Тут Сима разрыдалась. Мама тоже заплакала, и они замерли в пустом ресторанном вестибюле, обнявшись и горько плача.
- Ну ладно, мои милые. — Отец с трудом сдерживался. — Жизнь сама все расставит по местам. — Достав носовой платок, он вытер поочередно их слезы, извлек из кармана конверт и вложил в Симину руку. — На, доченька, пригодится.
Проводив родителей, Серафима пошла в туалет и долго плескала себе в лицо холодной водой. Возвращаться за свадебный стол не хотелось. Выйдя в вестибюль, она увидела мужа.
- Ты куда подевалась? — как ни в чем не бывало, спросил тот.
- Родителей провожала, — ответила Сима. — Гоша, давай уедем, я уже устала.
- Давай, — с готовностью согласился супруг. — Честно говоря, мне уже тут осточертело. Родня совсем задолбала. А провинциальный говорок и местечковые повадки уже набили оскомину.
Симе бы хоть тогда задуматься над поведением мужа: он даже не потрудился заметить, что родня оскорбляла его жену (или нарочно не обращал на это внимания — чтобы знала свое место?..), что она заплакана, не поинтересовался, почему супруга ушла из зала, не обнял, не успокоил, зато перевел стрелки на себя — его“ задолбали”, ему“ осточертело”, у него “оскомина”. В общем, как у любого эгоцентрика: есть “Я” и весь остальной мир, интересы первого приоритетны, а проблемы окружающих не волнуют. А для Серафимы мир ограничился одним человеком.
Ни с кем не попрощавшись, новобрачные ускользнули из ресторана, поймали такси и через час оказались в заблаговременно арендованной квартире. В объятиях любимого юная супруга сразу забыла свои огорчения.
На взгляд Серафимы, их семейная жизнь сложилась хорошо. Как говорят французы: “Всегда один целует, а другой подставляет щеку для поцелуя”. Сима же была непоколебимо убеждена, что они любят друг друга.
Ее отец был во многом прав, назвав Гошу фанфароном и легкомысленным шалопаем. Прихвастнуть тот любил и ради красного словца иногда перегибал палку. Избалованный обожающей его мамочкой, Гоша привык, что все лучшее ему, потому что он самый лучший. И сумел убедить в этом свою супругу.
Серафима обладала покладистым характером — конфронтация с родителями из-за Гоши была единственным неприятным эпизодом за всю ее жизнь. С мужем не было поводов для ссор — она всегда с ним соглашалась. Надо отдать ему должное — он вел себя корректно, не забывал говорить жене комплименты и ласковые слова, никогда не повышал голоса и уж подавно не использовал в мелких стычках обидных слов, которыми иные молодые супруги губят свои отношения в самом зародыше. Все это позволяло обходить подводные рифы совместной жизни, и Сима считала себя счастливой. “Повезло мне с женой”, - то шутливо, то совершенно серьезно говорил Гоша, а та добавляла: “А мне с мужем”.
