— Слушаю, — несколько напряженным голосом произнес Дронго.
— Добрый вечер, — услышал он голос Вейдеманиса, — я все узнал, что ты просил. У нас сейчас половина одиннадцатого, и я подумал, что тебе могут понадобиться мои сведения прямо сейчас.
— Говори, — разрешил Дронго, взглянув на Лену.
— Значит так. Сначала насчет девушек. Они в прошлом году не могли быть в Барселоне ни при каких обстоятельствах. Доколиной зарубежный паспорт был выдан только в конце прошлого года для поездки в Беларусь.
— Витебск, — вспомнил Дронго, — она говорила, что была в Витебске.
— Ингрид в это время находилась в Москве. У нее была сложная форма аллергии на руках. На нервной почве. Но врачи ее быстро вылечили.
Дронго вспомнил, что Ингрид ему об этом говорила.
— Дальше, — попросил он. Пока все было нормально.
— В прошлом году, в Ницце, Ионас Балодис попал в полицию за драку с одним фотографом, который приставал к девушкам, — сообщил Эдгар, — но его сразу отпустили.
Вейдеманис не любил торопиться. Он был спокойным человеком и никогда не суетился.
— И больше ничего? — нетерпеливо спросил Дронго.
— И наконец самое главное, — ровным голосом произнес Эдгар, — я проверил личные дела каждого из выехавших с тобой людей. Ты не поверишь, но коммерческий директор Рута Юльевна Озолинь закончила радиоэлектронное училище. Она не хуже операторов и режиссеров может разбираться в технике.
— Почему этого нет в ее личном деле? — закричал Дронго.
— Там перепутали. Указали художественное училище. Она поступила туда, но ее сразу отчислили за нарушение дисциплины. И тогда она поступила в другое училище. Но потом скрывала этот факт и писала, что училась в художественном училище. Никто не проверял. Ведь у нее есть высшее образование и ученая степень. Алло, ты меня слышишь?
Вейдеманис не успел закончить фразу, как Дронго выбежал из номера Доколиной.
Лена удивленно посмотрела ему вслед. Этот человек пугал и притягивал одновременно. Хотя он все равно уже выбрал другую. И она осторожно вздохнула, понюхав его так приятно пахнущий носовой платок.
Дронго направился к номеру коммерческого директора. Он не успел поднять руку, как дверь открылась и Рута Юльевна вышла из номера. Она была одета в бежевый брючный костюм, в руках держала золотистую сумочку. Такого же цвета обувь подчеркивала ее элегантность. Кажется, Вейцманн, машинально отметил Дронго. Запах ее агрессивного парфюма ударил в ноздри.
Рута Юльевна была не одна. Рядом, улыбаясь, стоял Пабло Гарсиа в белом костюме с бабочкой, похожий на счастливого метрдотеля.
— Добрый вечер, сеньор, — радостно взмахнул он руками, — вы еще не готовы? Идите быстрее переодеваться. Сегодня к ужину приедут наши американские и французские друзья. Они уже слышали про нашу трагедию и очень заинтересовались ею. Я бы даже сказал, что смерть сеньоры Омельченко сделает еще больше рекламы. Нет, я не хотел, чтобы она умерла. Сеньора Лилия была прекрасным человеком. Но в нашей жизни все идет через рекламу. Даже смерть гримера делает нас интереснее в глазах других людей.
Дронго взглянул на Руту Юльевну.
— Вы хотели меня о чем-то спросить? — поинтересовалась она.
— Нет, — ответил Дронго, — ничего конкретного.
Он повернулся и пошел к своему номеру. Быстро приняв душ и переодевшись в вечерний костюм, он спустился в ресторан, где уже собралось больше двадцати гостей и приглашенных.
Ингрид оказалась за столом рядом с ним. Сегодня она была в другом платье и сменила также сумочку и обувь. Дронго подумал, что Лена была отчасти права. Конечно, Ингрид одевалась гораздо лучше остальных. Сегодня на ней были узкая черная юбка и красная блузка, простроченная корсетными линиями, так модными в этом году. Обувь и сумка были черные.
Дронго обратил внимание, что это была местная фирма «Прада». Очевидно, Ингрид подобрала себе аксессуары в бутике, находившемся в самом отеле.
— Ты сегодня хорошо выглядишь, — заметил Дронго.
Она холодно взглянула на него.
— Ты опять ходил к Лене?
— Мне нужно было уточнить кое-какие детали. А откуда ты знаешь?
— От Медниса. Он спустился вниз и пожаловался на тебя Балодису. Я слышала, что они говорили. Кажется, ты начинаешь их раздражать.
— По-моему, Балодис всех раздражает, — возразил Дронго, глядя в его сторону. Ионас опять был немного навеселе и поэтому старательно прятался от Руты Юльевны.
За столом рядом с Ингрид оказался уже знакомый молодой фотограф, который принялся бешено ухаживать за своей соседкой, нашептывая ей на ухо комплименты. Он рассказывал ей о готовящемся завтра пикнике на природе и торжественном ужине, которым должна завершиться их работа. Примерно час спустя, она взглянула на Дронго.
— Почему ты так спокоен? — поинтересовалась Ингрид. — Ведь он ухаживает за мной у тебя на глазах.
— А что я должен делать? — поинтересовался Дронго. — Набить ему морду? Или выйти с тобой из-за стола. Мне кажется, что в таких случаях самое нормальное дать женщине самой выбрать, кого именно она предпочитает. Если тебе интересно с ним разговаривать, то можешь продолжать сидеть ко мне спиной. А если нет, значит, повернешься ко мне. Я думаю, это правильно.
— Ты всегда так равнодушен? — нахмурилась она.
— Это не равнодушие. Я просто предоставляю право выбора женщине. Дерутся только из-за любимой женщины. Но если она не хочет быть моей любимой, зачем мне влезать в споры из-за нее? Разве я не прав?
— Ты эгоист, — сказала она, чуть подумав.
— Возможно, — согласился Дронго.
Но после этой перепалки она больше не смотрела в сторону французского фотографа, несмотря на его отчаянные усилия вновь привлечь ее внимание.
Ужин закончился в двенадцатом часу. Все помнили, что в три часа утра или ночи, кому как больше нравится, группа должна была выехать из отеля на утренние съемки.
До выезда оставалось не так много времени. Гарсиа решил остаться в отеле, чтобы подготовиться к утренним съемкам. Все расходились довольные друг другом.
Рута Юльевна сидела с французским продюсером проекта, и было заметно, что их разговор только начался. Ингрид нетерпеливо дернула Дронго за рукав.
— У нас есть три часа, — сказала она, глядя ему в глаза, — кажется, мы можем подняться ко мне или к тебе.
— По всему отелю сейчас работают камеры, — напомнил Дронго, — нас могут увидеть. Я не хочу тебя компрометировать.
— Ничего, — улыбнулась она, — мне будет приятно. Здесь уже все друг друга настолько скомпрометировали, что дальше некуда. Круминьша уличили в приеме наркотиков, Балодис не просыхает от пьянства. Про Руту я не говорю. Лена с Эугеном тоже не ангелы. Я думаю, что Гарсиа больше не будет принимать группы из Латвии.
— Надеюсь, что ты ошибаешься.
Дронго пошел за ней и увидел, что фотограф делает ему отчаянные жесты.
— Подожди, — сказал Дронго, — сейчас я вернусь.
Он повернулся и подошел к молодому человеку.
— Вы говорите по-английски? — спросил его фотограф.
— Говорю, — кивнул Дронго.
— Извините, что я вас позвал. Меня зовут Анри. Вы старше меня и гораздо опытнее. Скажите, как вам удается нравиться молодым женщинам? Вы сказали ей во время обеда несколько слов, и она потеряла ко мне всякий интерес. Я не обижусь, только скажите, что именно вы ей говорили?
— Никакого секрета, Анри. Я сказал, что обычно даю женщине самой выбирать — с кем она хочет быть. На женщину нельзя давить, ее не нужно обманывать, притворяться, угодничать. Нужно только попросить ее сделать верный выбор. И она, как правило, этот выбор делает.
— И все? — изумился француз.
— Все, — подтвердил Дронго, — извините, Анри, меня ждет дама.
Он подошел к Ингрид, и они вошли в лифт.
— Что он тебе сказал? — поинтересовалась она.
— Спросил, в чем секрет моего волшебства. Как мне удается обманывать такую красивую молодую женщину.
— Интересно. И что ты сказал?
— Правду. Я сказал, что предоставляю ей право выбора. Куда мы пойдем? Ко мне или к тебе?
— Куда хочешь.
— Тогда давай к тебе. Двери моего номера выходят на площадку перед лифтами, и там всегда полно людей. Не обязательно всех шокировать.
— Ты неисправимый ханжа, — рассмеялась она.
Он продолжал разговаривать с Ингрид, помня, о чем ему сказал Вейдеманис. И чем больше он размышлял над сообщением своего напарника, тем больше прояснялось деталей. В номере Ингрид были включены все четыре светильника, стоявшие в разных местах комнаты.
Она быстро сбросила обувь, расстегнула юбку… Потом начался очередной «марафон». И снова его поразила страстность, с которой она вступала с ним в «единоборство».
Примерно в час ночи он отправился принимать душ, а вернувшись, обнаружил, что она спит. Взглянул на часы. Конечно, нужно поговорить с Рутой Юльевной, но сейчас надо дать людям отдохнуть.
