— Это как? — обидчиво спросила Надя.
— Да так. Ты ведь знакома с Агафонским, кажется? А он тоже, можно сказать, полубог.
Он продолжал что-то говорить насмешливо-ироническое, но Надя его не слушала. Агафонского ей сейчас в суматохе не зацепить — она для него фигура незначительная. Царица Тамара казалась более надежным вариантом. Но, с другой стороны, Тамара Артаковна наверняка знает о Наде и как о заложнице бандитов, которую разыскивает милиция. Ах, была не была!
— Гаррик, — оборвала она молодого человека, — ты можешь оказать мне услугу? Я в долгу не останусь.
— Попробую, — спокойно ответил он.
— Сможешь передать записку Тамаре Артаковне? Мы знакомы, и мне надо о себе напомнить.
— Разумно, — кивнул он. — Без карантина разом попадешь в рай.
Надя торопливо вырвала листок из блокнотика.
«Уважаемая Тамара Артаковна! Вы знаете меня как Надю, которая плакала на похоронах Тофика и сломала руку. Очень нужно поговорить с вами. Я приду в Вашу каюту завтра в 12 часов. У меня своя каюта № 32.
Надя-Илия Казанова».
Наиболее удачным в своем послании Надя посчитала упоминание об отдельной каюте. Она уже знала, что это признак высокого ранга: даже Анна Корецкая делила свою каюту с кем-то.
Еще раз нырнув в сумочку, она нашла визитку (похвалила себя за предусмотрительность) и приколола ее булавкой к записке.
— Гаррик, если у меня что получится, то я… Я возьму тебя в свой оркестр!
— Ага, — улыбнулся он и взял записку. — Каждые полчаса выходи на корму, на нижнюю палубу.
— А где это?
— Вон там, — он указал пальцем. — В самом заду нашего корыта.
Гаррик ушел, а Надя решила, что и ей не следует терять время в ожидании удачи, надо бы ненавязчиво прилепиться к какой-то компании в буфетах, на палубе, в залах. Наплевать, если одни примолкнут при ее появлении, а другие попросту пошлют к черту. Она равная среди равных — никого в каюту капитана на прием не пригласили. Взять бокал вина, сигарету в зубы, в конце концов, все мы оттягиваемся, чужих здесь нет. А завтра, если она пройдется по верхней палубе под руку с Тамарой Артаковной, с ней будут разговаривать по-другому.
Надя не подозревала, что беспредельно завистливый Гаррик, много лет бесплодно рвавшийся на Олимп музыкальной эстрады, прочитал ее записку, поразмышлял, принесет ли она ему какую-то пользу, и решил, что нет: когда бабенки дорываются до своего личного счастья, обо всех забывают. Он порвал записку и пил с друзьями до утра.
Грохоча музыкой на всю спящую округу, теплоход продолжал свое плавание. Ночь не кончалась. Надя купалась в атмосфере сбывшихся грез. «Мятежники» называли ее уже своей, и Новиков хватал за попку. Секс-символ эстрады прошлых лет знаменитый Боря зазывно ей улыбался, но Наде он не нравился.
Надя дважды выбегала на корму, но Гаррик не появлялся. И она возвращалась в те компании, где ее уже принимали, и незаметно, бочком подваливалась к тем, с кем хотела познакомиться. При этом приходилось выпивать и курить без остановки.
Ах, эта сладкая мелодия профессиональной тусовки! Свое арго, свои моды, свои кумиры и касты. Главные идолы для каждого — Хит и Клип! Сольный Концерт и Зарубежные Гастроли! Высокое место в Хит-параде — предел мечтаний, хотя относились к этому публичному распределению по рангам с презрением. Ударный клип — дорога в бессмертие! Пара песен в программе ТВ — за это отдается душа и тело! И не в способностях твоих, не в талантах дело, а в чем-то другом! Ибо в прошлом году лучший клип исполнял театральный актер с хриплым надсадным голосом хорошо выпивающего человека. А лучший женский клип по всем хитам завоевала певица вообще без голоса, но зато при заднице, как у слонихи. Здесь действовали свои тайные законы, управляли свои кумиры. А над всеми ними незримо витал Супер-Бог, и был он многолик и всесилен — «бабки — башли — баксы — фанеры — деньги — доллары — пиастры — зеленые — хрусты» — вот как звали этого Супер-Бога! Именно он выставлял по ранжиру своих апостолов, клипмейстеров, попсушниц, фенов и фанов, солистов и хористов, архангелов, ангелов и шлюх. Но, к чести этого Сверх-Божества и к счастью, он иногда задремывал, и в эту бесконтрольную паузу очень редко проскакивали в ранг сияющих звезд по-настоящему одаренные люди.
Рассвет еще не занимался. Надя в третий раз побежала на корму. Пока шла вдоль борта, мимо нее вдруг сверху что-то плюхнулось в воду. Наверху гомерически заржали, а потом послышался возмущенный голос:
— Эй, мужики, стулья-то зачем за борт бросать? Разгулялись купчики!
В ответ раздался хохот, и в воду плюхнулся еще один стул. Надя захихикала — метание стульев за борт ей понравилось.
Она слегка заблудилась, отыскивая корму, на которой должен был ждать ее Гаррик. Выскочила совсем не в том месте, палуба была пуста, и в этом сравнительно укромном уголке, у поручней, она вдруг увидела две обнявшиеся женские фигуры. Одна из них была Анна Корецкая, а вторую Надя узнала по элегантной шляпе — Локтева, которую Гаррик оценил очень высоко. Слегка подвыпившая, возлюбившая в эту дивную ночь весь мир, Надя вдруг решила пойти с Корецкой на мировую, а для этого надо было непринужденно пошутить.
— А вот я вас обеих и застукала! Слушай, Аня, давай мириться, я ведь тебе ничего плохого…
— Гадина! — пронзительно завизжала Корецкая, из громадных глаз выплеснулась беспредельная ненависть. — Гадина, чего тебе от меня надо? Чего? Денег хочешь, да?
Надя попятилась. Она видела, как вторая женщина шагнула к ней, сузив красивые небольшие глаза, и едва слышно проговорила:
— Убирайся отсюда, мерзавка, еще раз мне попадешься, мертвецу позавидуешь!
Ошарашенная, Надя, пятясь, добралась до трапа, кубарем скатилась вниз и долго приходила в себя. Она никак не могла понять, что ее больше перепугало — истеричный вопль Корецкой или тихие, процеженные сквозь зубы слова другой женщина. А впрочем, черт с ними! Надо заниматься своими делами и любить того, кто любит тебя.
Она добралась до кормы. Гаррик запаздывал. Она решила немного подождать его и собраться с мыслями.
Девушка остановилась у борта и засмотрелась, как за кормой тянется в ночной реке белый, фосфоресцирующий след. Берега проплывали мимо темными, почти неразличимыми, с редкими огнями по обеим сторонам.
Начало положено неплохое, подумала Надя, есть неплохие знакомства, нашлись и конкретные ориентиры…
За спиной послышался шорох, она подумала, что это Гаррик, обернулась, но никого не разглядела. Девушка вновь стала смотреть на воду; Гаррик все равно никуда не денется, и звезды все здесь. Она даже тихо засмеялась от счастья…
Вдруг Надя почувствовала, как ее подхватили под коленки, оторвали от палубы, и в следующий миг она летела навстречу стремительно приближающейся темной воде!
Она не успела ни вскрикнуть, ни что-либо понять. Полет был краток и закончился оглушающим ударом о воду. От пронзившего холода зашлось дыхание, но самое страшное — Надя почувствовала, что ее крутит, подбрасывает и уносит в глубину какая-то необоримая сила. От страха она не могла сообразить, как выбираться из этой сплошной круговерти холодной воды, пены и адского грохота в собственной голове. Сопротивляться ударам воды было бесполезно, туфли сорвало, Надя скрючилась, прижав к груди сумочку. Внезапно все успокоилось, удары прекратились, она почувствовала, что медленно всплывает, хотя дышать было нечем, перед глазами поплыли зеленые круги.
Гибнешь, Надька, спокойно сказала она себе, гибнешь, и никто тебе не поможет, так что уж лучше не кричи. Почему нельзя кричать, она не осознавала. Но почему-то делать этого было нельзя.
Воздух вместе с брызгами ворвался в легкие, Надя легла на спину, вытянула ноги и сделала несколько движений ногами — как ножницами.
Небо над головой было высоким, светло-черным с тусклыми мелкими звездами.
Дураки, подумала Надя, меня эдак не потопишь, я однажды на спор переплыла Миасс со связанными руками, а Миасс все-таки река, а не ваш канал имени Москвы.
Она глубоко вздохнула и посмотрела вслед теплоходу. За несколько минут, пока Надю крутило в бурунах из-под винта, пока она всплывала, теплоход успел порядочно уйти, или это так казалось в темноте. Огни его, голоса, приглушенная музыка беззаботно удалялись, оставляя Надю в одиночестве, в холодной воде. Уплывающую мечту было не догнать, а если и догонишь, то результаты могут оказаться еще более плачевные. Поначалу Надя думала, что покачнулась, у нее закружилась голова, и она упала за борт. Однако то ли от холода, то ли от злости она вспомнила, как ее приподняли и ловко перекинули через борт. Кто это был, неизвестно, запомнился лишь характерный запах заграничного мужского одеколона. Кто из мужиков на теплоходе не прыскает на себя этим дорогим французским одеколоном? Но сейчас надо было понять, к какому берегу прибиваться.
