Тон ее мгновенно изменился – из сюсюкающего сделался ледяным:
– В чем дело? Что здесь происходит?
Можно подумать, я собираюсь причинить девочке какой-то вред… Я встала и засунула руки в карманы джинсов, чтобы избежать искушения вмазать этой твари как следует.
– Ничего не происходит. Мы с Лизой разговариваем, – мирно ответила я.
– О чем это вы разговариваете? – взвилась гувернантка. – О чем такая, как вы, может беседовать с шестилетним ребенком?
Лиза с интересом прислушивалась к нашей перепалке. Я вздохнула. Ну, все, мое терпение кончилось! Я старалась, как могла, но Наина первая начала… Я весело подмигнула девочке и перешла в атаку:
– Шестилетний ребенок может быть чрезвычайно интересным собеседником. К примеру, я узнала, как вы спровоцировали скандал в день бала. Вам очень хотелось туда попасть, да? Как Золушке?
Гувернантка открыла рот – и закрыла его. Дрожащей рукой она поправила высокую прическу, но не нашлась, что сказать.
– Вы делаете непозволительные для человека вашей профессии вещи, Наина Валерьевна! – усмехнулась я. – Вы ведете себя так, словно девочка вам родная. То ласкаете ее, то отталкиваете, полностью подчинили своей воле, разлучили с родной матерью, делали все, чтобы держать Лизу и Марину подальше друг от друга… И это заметно даже «такой, как я» – то есть постороннему человеку. Пока Марина была здесь, я не вмешивалась. В конце концов, воспитание ребенка касается только его родителей. Но сейчас, когда Андрей Станиславович в Москве, а Марина уехала, я считаю себя вправе вмешаться.
– Что… что вы намерены делать? – тихо спросила Наина.
– Ничего особенного, – я пожала плечами. – Поставлю в известность Андрея Станиславовича, вот и все. Вы довели ребенка до нервного срыва. Считаю, это достаточная причина, чтобы вас уволить. И насчет рекомендации я тоже посоветовала бы Новицкому подумать. К сожалению, вы из тех, кого нельзя допускать к работе с детьми. У каждого человека в жизни был такой… педагог. Воспитатель в детском саду – тиран и деспот, жестокий учитель… Смените профессию, Наина Валерьевна. А если вам нужна абсолютная преданность и подчинение… заведите себе пуделя, что ли.
Гувернантка затравленно взглянула на меня.
– Но я… я больше ничего не умею! Только воспитывать детей…
– Вы и этого не умеете, – жестко оборвала я гувернантку. – Учить – да, воспитывать – нет. Идите в репетиторы…
– Вы не понимаете, – заторопилась Наина Валерьевна. – Я профессор педагогики!
– Теоретик, – не удержавшись, ввернула я.
– Ну и что?! Я вузовский преподаватель… Посвятила себя работе полностью, даже собственной семьи не имела! Но в девяносто первом наш институт расформировали, и я оказалась на улице… – голос Наины задрожал, – вы понимаете, что это значит? Мне пришлось пройти трехмесячные курсы гувернанток, да еще заплатить за них из собственного кармана! Я начинала с самого низа – не поверите, горшки приходилось выносить за детьми!
И Наина залилась слезами. Я смотрела на гувернантку без всякого сочувствия. Ну, то есть мне было ее жаль, конечно. Но собственная несложившаяся судьба – еще не повод калечить детские души…
Я бросила быстрый взгляд на Лизу. Вообще-то подобные сцены не для детских глаз… но, по-моему, Лиза получила от этой огромное удовольствие.
Я подошла к застекленному шкафу. Порылась за книгами и вытащила разноцветного жирафа. Сунула его Лизе в руки и сказала:
– Вот. Твоя мама приготовила это для тебя, хотела сделать сюрприз, когда вы вернетесь с бала. Просто не успела. Совсем скоро мама вернется, ты жди. И помни – ты ни в чем не виновата. Просто маму похитил… скажем так, дракон. Унес прямо с бала. Но мы ее спасем, и она вернется к тебе. Поняла?
Тьфу ты, понятия не имею, как нужно разговаривать с детьми… по-моему, я перегнула палку…
Но Лиза быстро-быстро закивала, нажала плюшевой зверюге на живот, и когда оттуда полились звуки «Желтой подводной лодки», закрыла глаза от счастья.
Наина Валерьевна поджала тонкие губы:
– Зачем вы дарите ребенку ложную надежду? Марина Ивановна никогда не вернется в этот дом. А Андрей Станиславович не отдаст ей девочку. Они никогда не увидятся!
– Ну, это мы еще посмотрим! – весело сказала я. – Кстати, как вы относитесь к шантажу?
Гувернантка побелела и расширенными глазами уставилась на меня:
– П-простите?
– Прощаю, – отмахнулась я. – В этом вы, полагаю, не виноваты.
Я уже сообразила, что Наина не годится в шантажистки – она слишком дорожила своим местом в доме Новицкого, да и доступа к спецтехнике не имела. Я продолжила:
– Надеюсь, теперь мне не придется жаловаться на вас Андрею Станиславовичу? Конечно, вам у него больше не работать. Как только вы вернетесь в Москву, вам придется поискать другое место, где вы не будете называть воспитанницу «Лизунчик»… Но хорошие рекомендации ведь тоже важны, правда?
Я подождала, пока до гувернантки дойдет смысл моей угрозы. Наина медленно кивнула. Все. Одной проблемой меньше. Думаю, теперь у Лизы все будет в порядке. Осталось только выполнить обещание, данное мною девочке, – вернуть малышке ее пропавшую мать…
– Лиза, пойдем, – подчеркнуто прохладно сказал гувернантка. – Нам пора заниматься немецким. Жираф пойдет с нами. Если хочешь, он посидит в креслице и послушает наш урок.
Девочка охотно последовала за Наиной Валерьевной, прижимая к груди игрушку. Лиза улыбалась.
А я вернулась в кресло и взлохматила волосы. В этой истории все время приходится напрягать голову. Думать – нет, ребята, это не мое. Меня учили стрелять, плавать с аквалангом и обезвреживать взрывные устройства. Еще вести допрос с применением спецсредств и без и прыгать с парашютом со сверхмалых высот. А оперативные комбинации – это не мое. Это пусть господин Скрынник скрипит мозгами. Но в этом деле с самого начала было слишком много загадок. И пусть с некоторыми мне удалось разобраться, все равно – легче мне не стало, потому что еще несколько ждут решения…
К примеру, я так и не выяснила, кто и каким образом подложил взрывное устройство в сумку Стаса. Ничего не могу сказать насчет первых двух покушений на юношу – первое случилось в Москве, а в момент второго меня не было рядом со Стасом. Но в больнице… Это твой прокол, Охотникова. Этот удар по твоей репутации лучшего в городе телохранителя, ясно? Этот крысюк просто-напросто посмеялся над тобой, и теперь поймать его – дело чести, не меньше…
И с исчезновением Марины все не так однозначно. Пусть Новицкий поверил в то, что молодая жена покинула его по собственной воле. В Андрее Станиславовиче горит гнев, обида, стыд и уязвленное мужское самолюбие. Этот адский коктейль пожаром полыхает в его груди и не дает трезво взглянуть на ситуацию.
А ситуация такова. Марина Бриллинг любила мужа, любила как человека и как мужчину. Достаточно было посмотреть, как она ему галстук поправляет, и все становилось ясно. Такое не подделать. Бывшая олимпийская чемпионка страдала, что выглядит глупой, хотела быть достойной своего мужа, даже читала книжки тайком. Только очень любящая женщина способна на такое.
Второй момент. Женщины, которые поддерживают связь с другим мужчиной и тем более собираются бежать с ним, ведут себя совершенно иначе. Презрение, снисходительный тон, загадочные взгляды – где-нибудь обязательно проявится тайный замысел неверной супруги. Но Марина была проста, как деревянная линейка, и простодушна, как первоклашка.
И третье, самое важное. Марина любит дочь. Почему же за все время после исчезновения она ни разу не позвонила малышке, не попыталась объясниться с ней? Ведь Бриллинг должна понимать – после развода увидеться с девочкой ей не дадут…
И еще четвертое. Мне не давали покоя бриллианты Марины. Прекрасно помню то колье, что в ночь исчезновения переливалось на ее груди. Сколько оно может стоить? Тысяч триста зеленью? Тарасов, конечно, не Чикаго времен расцвета. Но и у нас, бывает, убивали и за куда меньшую сумму…
В общем, мне кажется, что перед нами постановка, причем талантливая. Кто-то, хорошо знающий олигарха, представляющий, как он отнесется к бегству обожаемой супруги, инсценировал исчезновение Марины Бриллинг. А вот где женщина сейчас – еще предстоит выяснить.
Проблема в том, что у меня нет на это времени. Скрынник мне не поможет, его хозяин не давал ему таких полномочий, а рисковать своим теплым местечком безопасник не станет. Я тоже не могу бегать по Тарасову, разыскивая пропавшую Марину. Моя работа – защищать Станислава. Я и так уже один раз прокололась, второй ошибки допустить нельзя…
И моих знакомых из полиции и спецслужб я не могу привлечь в этому делу. Потому что дела-то никакого и нет. Новицкий не обращался в органы. Не писал заявления о пропаже супруги… Конечно, я могла бы нанять шустрых ребят из охранного агентства, принадлежащего моему другу Сереге Ковалю, пусть побегают по городу с приметами Марины. Но и этого нельзя – олигарх меня в тонкий блинчик раскатает, вздумай я заниматься подобной самодеятельностью… так что придется выкручиваться самостоятельно.
