Боль в колене прошла — соседка посоветовала прикладывать лопух, даже привезла с дачи последние осенние листья, однако сегодня с утра разболелась правая пятка. Какие уж тут каблуки!
— Так что дальше для вас все просто… — показалось Ленской или нет, что во взгляде девицы мелькнула легкая насмешка? Она и сама знала, какое впечатление производит на незнакомых людей — вечно недомогающая недотепа и зануда.
— Ищите того, кому примерно полгода тому назад привезли белую полярную сову из предгорий хребта Оченыр, — говорила девица, — можете принести нам еще одно перышко, проведем сравнительный анализ…
В голосе ее звучали интонации учительницы, диктующей домашнее задание нерадивому ученику.
— Благодарю вас, — Ленская встала, стараясь не морщиться от резкой боли в пятке, — непременно учту ваши советы.
Девица с высоты своего роста поглядела на Ленскую повнимательнее и, очевидно, сумела разглядеть что-то в ее взгляде, не слишком для себя лестное. Тут она, надо полагать, вспомнила, что при первой встрече Ленская показывала ей служебное удостоверение и что перед ней стоит не просто унылая, затюканная жизнью стареющая тетя, а как-никак майор милиции.
Простились холодно.
Следующую половину дня Ленская провела у телефона.
Городской зоопарк отпал сразу же. Там сказали, что новых поступлений птиц у них давно не было, они и с этими-то не знают, что делать.
Остальные зверинцы тоже ничем ее не порадовали. Ленская представлялась им помощником режиссера с известной киностудии и говорила, что белая полярная сова требуется для съемок нового сериала: ясное дело, если скажешь, что ты из милиции — и говорить-то не станут, сразу трубку повесят. А так никто совершенно не удивлялся — сова так сова, вон, в фильмах про Гарри Поттера тоже была сова, правда, компьютерная, а у нас будет настоящая.
Однако подходящей совы ни у кого не было. То есть были птицы, но привезенные давно или, если недавно, то не белая полярная, а вовсе пещерная сова или ушастая, а то и вообще мохноногий сыч. И насчет съемок никто не проявил энтузиазма — совы, как уже знала Ленская, плохо поддаются дрессировке, намучаешься с ними, да и возить их на съемки некому, а если так просто отдать, то замучают телевизионщики птичку, уморят совушку совсем.
Примерно так высказались все владельцы птиц, и Ленская прикусила язык, чтобы не проорать им всем, что ей их серые неясыти и домовые сычи и даром не нужны, а нужна молодая белая сова! Но, как уже говорилось, немыслимое упорство было главной чертой характера майора Ленской, поэтому она так надоела хозяину маленького частного зверинца в Пушкине, что он дал ей телефон и адрес одного такого типа, который привозит северных зверей и птиц и продает их любителям по сходной цене. Закажете ему белую совушку, он вам и привезет какую нужно, сами потом с ней возитесь.
Вошедший в крошечный кабинет один из молодых людей с рысьими глазами был очень удивлен — его головастая, но внешне непривлекательная начальница сидела, обняв телефонный аппарат, глаза ее сияли, она даже улыбнулась вошедшему почти кокетливо. Все произошло оттого, что Ленская чувствовала: есть четкий след, она ухватила конец веревочки. И уж теперь-то она его не упустит!
— Енотаевская улица, дом восемь! — почти пропела Ленская. — Пройти во двор за магазин, мимо трансформаторной будки, фирма «Северный ветер»!
Решили ехать по указанному адресу без звонка. Ленская предчувствовала, что поездка будет удачной, а тянуть не следовало: как бы не опоздать.
Большая часть работ художника Боровиковского хранится в Русском музее. Поэтому Старыгин решил обратиться за помощью к своему старинному знакомому и коллеге, сотруднику Русского музея Вячеславу Дроздову.
Он нашел мобильный телефон Дроздова, набрал его.
Вячеслав ответил сразу, но разговаривал как-то странно.
— Что тебе? Боровиковский? Знаешь, сейчас не самый подходящий момент…
— Ты занят? Ну, я тебя не буду отвлекать… ты меня только запусти в запасники…
— Что?! В запасники?! — В голосе Дроздова послышался ужас.
— А что такого? — недоуменно переспросил Старыгин. — Когда тебе нужно было для работы, я всегда шел навстречу…
— Ладно, приходи, — Вячеслав почему-то понизил голос. — Только не раньше трех.
Старыгин предъявил на входе свое эрмитажное удостоверение и вошел в служебное крыло музея.
Ему не раз приходилось бывать в кабинете Дроздова, и он шел туда уверенно, ни у кого не спрашивая дорогу. Он уже приближался к нужной двери, когда она распахнулась и из кабинета вышли один за другим трое мрачных мужчин в одинаковых кожаных куртках. Все трое нисколько не были похожи на музейных работников — при взгляде на них в голову приходил только какой-нибудь милицейский сериал. Последний из них, прежде чем покинуть кабинет, обернулся и многообещающим тоном проговорил:
— Не думайте, мы еще вернемся!
Старыгин проводил странную троицу недоуменным взглядом и, предварительно постучав, вошел в кабинет коллеги.
Кабинет Дроздова выглядел странно.
Обычно кабинет настоящего музейного работника выглядит как филиал того же музея после налета банды «зеленых» или посещения большой группы шестиклассников: на всех столах, подоконниках, стульях и вообще свободных местах, даже на полу, разбросаны рисунки и гравюры, эскизы и наброски, раскрытые книги и листы рукописей, находящиеся в данный момент в работе.
А у Вячеслава в кабинете наблюдалась стерильная чистота — на рабочем столе, не говоря уже об остальных горизонтальных поверхностях, не было ни единого клочка бумаги, ни одной книги.
Сам хозяин кабинета сидел за столом, подперев подбородок кулаком, и глядел перед собой пустыми глазами.
— Что это у тебя так чисто? — удивился Старыгин. — В отпуск собираешься?
— Ага, в отпуск! Бессрочный и без содержания! — простонал Дроздов. — Видел этих орлов?
— Тех троих в кожанках, что сейчас от тебя вышли?
— Вот-вот! Это милиция, и они теперь у меня каждый день появляются, прямо как по расписанию!
— А в чем дело? Что у вас случилось?
— Случилась у нас большая неприятность. Директор по всему музею сигнализацию установил.
— Ну и что? У нас тоже везде сигнализация. А как иначе? Музеи огромные, в фондах полно шедевров мирового значения, им же надо безопасность обеспечить?
— Это да, кто спорит, только у нас какая-то сигнализация оказалась неудачная, буквально каждый день срабатывает по непонятной причине. То ли на мух реагирует, то ли просто на плохую погоду. Она срабатывает, милиция приезжает и начинает у нас свои порядки наводить. Видишь — у меня в кабинете пусто? Это они распорядились, чтобы на рабочих местах художественные ценности не находились. А как прикажешь работать? За каждым рисунком в хранилище бегать? Так и то — теперь, чтобы в запасники попасть, нужно столько документов оформить, как раньше для выезда за границу… сам понимаешь, так много не наработаешь! Ладно, что я тебя своими проблемами гружу, у тебя своих хватает. Ты что-то у нас посмотреть хотел?
— Ну да, эскизы Боровиковского. У вас ведь их много?
— Имеется кое-что! — горделиво проговорил Вячеслав. — Раз в десять побольше, чем в Третьяковке!
— Но ведь теперь, ты говорил, к вам в запасники невозможно попасть?
— Никому не расскажешь? — Вячеслав вопросительно уставился на гостя.
— Честное благородное! — отозвался Старыгин.
— Тогда пошли!
Вячеслав поднялся из-за стола и вышел в коридор.
Там он огляделся по сторонам, убедился, что бравые милиционеры удалились, и повел Старыгина куда-то в глубину служебного крыла.
— Разве вход в хранилище с этой стороны? — осведомился Старыгин, стараясь не отставать от коллеги.
— Тсс! — Тот прижал палец к губам и снова оглянулся. — Сейчас все увидишь!
Он свернул в узкий боковой коридорчик, стены которого были отделаны темными дубовыми панелями, и остановился возле высокой голландской печи, покрытой бело-синими изразцами. Взявшись за вьюшку, повернул ее как дверную ручку. Ближняя к печи панель отодвинулась, как дверь купе. За ней оказался темный проем и винтовая лестница, уходящая в глубину.
— Надо же, оказывается, у вас тоже есть потайные двери и секретные переходы! — удивился Старыгин. — Я думал, это только в восемнадцатом веке устраивали такие романтические аттракционы, а в практичном девятнадцатом, когда строили этот дворец, к строительству подходили более буднично.
— Романтика тут ни при чем, — ответил Вячеслав. — Великий князь Михаил Павлович, для которого строили этот дворец, хотел иметь удобный способ незаметно покинуть свои апартаменты. Ладно, заходи внутрь и спускайся, я пойду следом и закрою дверь.
Старыгин нырнул в темноту и начал медленно, на ощупь спускаться по винтовой лестнице. Дроздов закрыл изнутри потайную дверь, так что на минуту стало совсем темно, и включил предусмотрительно захваченный фонарик.
