Алина Егорова - Медальон сюрреалиста

— А как же медальон? Ваш медальон, — с нажимом произнес Барсиков. — Каким образом он попал к Земсковой?

— Очень просто, — зло ответила девушка, — я отдала его Лене.

— А потом забрали.

— Я уже неоднократно отвечала на этот вопрос. Я не знаю, как медальон оказался в моей сумке, могу лишь предположить, что его туда положила Лена.

— Я не сказал главного, — Антон решил достать последний козырь из рукава. — В десять пятнадцать вечера двенадцатого мая вы покинули территорию особняка Меньшиковых. Вслед за Еленой Земсковой.

— Ну и что? — повторила Арина, вспоминая тот вечер.

— Вы сами знаете что, — усмехнулся Барсиков. — Факты не в вашу пользу.

— Еще раз повторяю: я отправилась домой, за босоножками.

— На ночь глядя?

— Раньше уехать не получилось, а самолет был уже утром.

— Кстати, где вы взяли кота?

— Какого кота? — удивилась девушка.

— Который расцарапал лицо Земсковой.

— Лицо Земсковой? — не поняла Арина.

— Не старайтесь разыгрывать спектакль. Елену не просто убили, ее пытались изуродовать с помощью животного.

Арина молчала, переваривая информацию. До нее, конечно же, дошла новость о гибели Елены, но подробностей она не знала.

— Помогать следствию вы не желаете. Вам же хуже. Рано или поздно мы найдем против вас недостающие улики, но тогда чистуху вам уже никто не оформит.

— Чистуху?

— Чистосердечное признание, — пояснил Антон. — Пока я вас вынужден отпустить.

— Я могу идти?

— Под подписку о невыезде, — Барсиков протянул Арине бумагу. — Ознакомьтесь и распишитесь. Кстати, зачем вы пытались умыкнуть из дома Меньшиковых подвески от люстры?

— Обвиняете меня в воровстве? — прямо спросила Арина.

— Пытаюсь понять мотив ваших действий. Меньшиковы заявлять на вас не стали, но обнаруженные у вас подвески характеризуют вас не лучшим образом.

— Да пускай характеризуют как угодно! — бесшабашно махнула рукой девушка. — На мне два трупа, так что какие-то там подвески погоды не сделают!

Рельсы то сходились, то расходились, чтобы вновь переплестись в замысловатый узор на какой-нибудь узловой станции местного значения. Тихо падал первый ноябрьский снег. В Москве в этом году обещали мягкую зиму с оттепелью и дождями, а в Ленинградской области, куда увозил Веру поезд, по прогнозам, зима предстояла более суровой. Вера к зиме подготовилась: взяла шерстяное одеяло, пуховый платок, а также пряжу, чтобы связать для Виолетты теплые носочки. Праздник Великого Октября остался далеко позади, а Новый год еще не скоро, да и о билете Вера позаботилась заранее, поэтому ехали они с Виолой на хорошем месте — в середине вагона на нижней полке. Малышка сладко спала у Веры на руках, Вера смотрела в окно. На полке напротив ехала словоохотливая женщина в летах. Она зашла в Твери и за время дороги успела поведать изрядную долю своих нехитрых секретов. Вера слушала молча, время от времени кивая и для приличия задавая короткие вопросы. К середине пути попутчица выговорилась и стала расспрашивать Веру:

— В Москве гостила али как?

— Нет, не гостила. Сейчас в гости едем.

— В гости? — допытывалась попутчица. — Погода-то нынче не шепчет. В наших-то краях ноябрь — месяц промозглый, только по домам сидеть и нос на улицу не высовывать. Аль ты к свекровке едешь?

— Нет у меня свекрови, — сдержано ответила Вера.

— Померла, што ли? А… да ты незамужняя! — догадалась женщина, ревизируя взглядом безымянный палец Веры. Она прикрыла рот рукой, будто бы обнаружила что-то неприличное. — Ну ты не переживай, дело житейское. У нас одиноких баб с дитями — пропасть! Мужик он же как песок — был и утек, а бабы в однуху на себе детей тянут, горемычные. Я вот троих на ноги поставила одна, хоть и при муже была. Степан мой, пока еще не помер, пил по-страшному и бузил, а я, грешным делом, думала, что лучше бы его и не было вовсе, отца такого непутевого. Так что, может, без мужика даже лучше.

Вера так не думала, но спорить не стала. Конечно же, она мечтала о полной семье: любимом муже и детях. Чтобы муж был таким же, как ее отец: честным, уважаемым человеком и хорошим семьянином. Мать с шестнадцати лет науськивала ее искать жениха, а Вера лишь отмахивалась — она не сомневалась, что своего человека искать не надо, встреча произойдет сама собой и в нужное время. Ну и что, что годы идут, ну и что, что специальность швеи не дает выхода в высший свет, ну и что, что пришлось покинуть столицу и ехать в глухомань да еще и с ребенком на руках! Значит, для заветной встречи так надо. Даже, если так случится, что ей, Вере Рязанцевой, придется до скончания века просидеть в девках, она никогда не пожалеет о своем выборе.

Тот день, когда Светлана с матерью отвезли Виолетту в детский дом, Вера запомнила навсегда. Усталая, она вернулась из Долгопрудного; до ночи оставалось четыре часа, и нужно было дошивать сорочку. Несмотря на цейтнот, Вера не удержалась и зашла в «Детский мир», чтобы купить для племянницы погремушку. Выбрала самую красивую — оранжевое улыбающееся солнышко на ножке, похожее на апельсин. Игрушка такая яркая, что Виолочка наверняка будет тянуть ее в рот, думала Вера. Вере самой погремушка очень нравилась; в трамвае она достала ее из сумки и любовалась, разве что только играть не стала.

Придя домой, Вера первым делом направилась в комнату сестры, чтобы сразу же вручить подарок малышке. Светланы в комнате не оказалось, как и племянницы. Гуляют, попыталась успокоить себя Вера, заметив отсутствие детских вещей. Ее сердце почуяло неладное. Девушка помчалась на кухню, где, судя по звукам, кто-то находился.

— Где ребенок?! — спросила она с порога.

— Где надо, — огрызнулась Света, запивая чаем пирожное. На столе стояла коробка из «Метрополя» с пирожными «Ассорти». Такая коробка в их семье обычно появлялась по поводу какого-нибудь праздника или приятного события.

— Верочка, тебе чайку налить? — ласково промурлыкала Нина Матвеевна.

— Куда вы дели ребенка?! — завопила Вера.

— Садись с нами, выпей чаю с эклерами. Мы со Светланкой их для тебя оставили, ты же любишь эклеры, — продолжала убаюкивать хозяйка дома.

— В гробу я видела ваши эклеры! Где моя племянница, я спрашиваю?! — Вера впервые позволила себе крикнуть на мать.

— В детском доме твоя племянница! — не выдержала сестра.

— Что?! — задохнулась Вера. — Светка, ты серьезно?! Как ты могла?! Или ты шутишь? Скажи, что ты шутишь!

— Не шучу, — Светлана с аппетитом откусила шоколадный бисквит. — Мы решили, что там ей будет лучше.

— Мама! Мама, скажи, что это не так! — не поверила старшая дочь.

Нина Матвеевна ничего не ответила. По ее лицу Вера поняла, что Виолетту они отдали.

— Как вы могли! Ведь она наша родная девочка, наша кровиночка. Мы сейчас же пойдем в детский дом и заберем ее оттуда!

— Сейчас! — рыкнула Нина Матвеевна, мгновенно переменившись в лице. — Столько мотаться по кабинетам, собирать бумажки, всех просить, умасливать, унижаться, чтобы потом пустить все дело насмарку! И кто тебе дал право решать за всех?!

— Тогда я сама ее заберу! В какой детский дом ты отдала своего ребенка?! — обратилась Вера к сестре.

Светлана продолжала невозмутимо пить чай. Вера бушевала вулканом, глаза горели огнем, щеки и шея покрылись пятнами. Такой свою старшую дочь Нина Матвеевна еще никогда не видела. Профессорша поняла, что ситуация выходит из-под контроля.

— Хватит жрать! — рявкнула Вера. Она выхватила у сестры тарелку с пирожным и была готова ее задушить. — Говори адрес!

— Я не помню. В Сокольниках где-то, — испуганно пролепетала Света.

— Не помнит она! Ладно, на месте сориентируемся. Вставай, поехали за Виолеттой!

— Вера, уже поздно, — мягко заметила мать. Нина Матвеевна смекнула, что необходимо менять тактику. — Садись за стол, выпей чаю, успокойся.

— Успокоиться?! Моя племянница неизвестно где, а я буду успокаиваться! Да как ты можешь такое говорить?! Как ты можешь спокойно пить чай после всего, что произошло?!

— Сядь! — приказала Нина Матвеевна. — Поговорить надо. А ты, Светлана, иди к себе.

Света с готовностью выскочила из-за стола и исчезла за дверью — участвовать в семейных баталиях ей совершенно не хотелось.

Металлическим тоном Нина Матвеевна долго выговаривала Вере о том, что на карту поставлена честь семьи, судьба Светланы и жизнь отца. Зная, что у Рязанцевых дочь родила без мужа, знакомые будут шептаться и тыкать пальцем; вход в приличные дома им будет закрыт. С ребенком на руках Свету не возьмут замуж, а если возьмут, то в ее семье согласия не будет из-за того, что перед глазами мужа всегда будет напоминание небезгрешного прошлого жены. Какой нормальный мужчина захочет растить чужого ребенка? Не сироту из детского дома, а нагулянного отпрыска своей жены? Ну а как родственнички цыганенка объявятся, будь они неладны! Вот мужику удовольствие — лицезреть кочевую родню бывшего любовника жены! В общем, на спокойную семейную жизнь Светлана рассчитывать не сможет. И самое страшное — это то, что случится с отцом, когда он узнает о Виолетте. Ведь профессор Рязанцев до сих пор считает Светлану образцом целомудрия. Его сердце такого удара не выдержит.