Алина Егорова - Медальон сюрреалиста

— Ты хочешь загнать в могилу отца? — с пафосом произнесла Нина Матвеевна.

Вера понимала, что ситуация тупиковая: вернуть племянницу в дом так, чтобы об этом не узнал отец, невозможно. Отец непременно разволнуется, и сердце его может не выдержать. Но спокойно жить, зная, что Виолетта в детском доме, тоже нельзя.

— Может, папу сначала как-нибудь подготовить? — затравленно предложила Вера.

— Каким образом? Он мечтает о внуках, но внуки должны появиться в полной семье и непременно после свадьбы. Свадьбы не было, а внучка есть. Такое и я с трудом пережила, что уж говорить о человеке с больным сердцем! Совсем вы не бережете родителей, — Нина Матвеевна театрально промокнула кухонным полотенцем слезу.

Вере отца было жалко, ей ничего не осталось, как пообещать матери при отце держать рот на замке. Но разговор был не закончен. На следующий день Вера помчалась в Сокольники к Виолетте. Трехэтажное серое здание за высоким бетонным забором вызывало ассоциации с тюрьмой. Сердце Веры содрогнулось: в этой «тюрьме» будет расти ее девочка!

Племянницу она увидела лишь спустя десять дней. Строгая администрация детского учреждения с подозрением отнеслась к новоявленной родственнице. Посещать воспитанницу было не положено: во-первых, карантин, во-вторых, лица без надлежащих бумаг к детям не допускались.

Вера терпеливо собирала справки, в том числе и медицинские, свидетельствующие об отсутствии у нее сифилиса и прочих заразных болезней. Когда она наконец увидела ребенка, едва не прослезилась от жалости. Маленькая, беспомощная, она лежала на застиранном сероватом белье и молча хлопала черными ресницами. Вере показалось, что эта малютка все понимает; она даже не плакала, только смотрела не по-детски тяжелым взглядом. Вера твердо решила во что бы то ни стало забрать племянницу. Пусть мать и сестра будут против, пусть от нее отвернутся, но она не позволит расти малышке в приюте.

Забрать ребенка из детского дома оказалось сложнее, чем туда его отдать. Родная тетя имела преимущество перед другими усыновителями, если бы таковые нашлись, но и ей пришлось пройти три круга ада бюрократических процедур. Движимая благородной целью, Вера была непоколебима. И вот ближе к зиме наконец все случилось — она получила заветный документ, где говорилось о том, что она является матерью Рязанцевой Виолетты Александровны.

С домашними все разрешилось приемлемо: Вера сказала матери, что ребенка она сразу же увезет в Лодейное Поле, даже домой заносить не станет, а отцу они скажут, что тетка Зина стала слаба здоровьем и Вера отправляется за ней ухаживать. Нина Матвеевна хотела было возразить, но подумала, что в сложившейся ситуации это, пожалуй, будет наилучшим решением. Старшая дочь у нее упрямая, все равно про племянницу не забудет, станет постоянно к ней мотаться, и однажды отец обо всем узнает, а если уедет с глаз долой, то глядишь, там все и уляжется.

Виолетта выросла красавицей: яркие угли глаз, густая волнистая шевелюра темно-каштановых волос, высокие скулы — вся в отца, в цыгана, лишь овал лица и высокий лоб выдавали в ней породу Рязанцевых. Характером девушка пошла в мать — гордая, осознающая свою красоту, себялюбивая и амбициозная. Она хотела всего и сразу: если достаток, то полный — с огромным красивым домом и дорогим автомобилем, если работу, то престижную, чтобы все восхищались, если любовь, то сумасшедшую! Даже Вера, привыкшая баловать и всячески нахваливать дочь, поражалась такому настрою Виолетты. Сколько она в нее ни вкладывала любви и добра, сколько ни прививала высокие идеалы, а получилось, что все напрасно. Гены взяли верх, печально думала Вера, не наши гены, цыганские.

Александр Венедиктович Металиди, за которого Вера вышла замуж, приемную дочь воспринимал как родную, но воспитывать ее не пытался — не умел. Он доверял педагогический процесс жене — мудрой и доброй Вере. Девочке учеба давалась легко, она уверенно шла на медаль, но ленца сделала свое дело — аттестат Виола получила, пестрящий пятерками, однако до медали немного не дотянула. Впрочем, Виолетта не расстроилась. Привыкшая, что все падает к ее ногам благодаря сообразительности, необычной внешности, греческой фамилии и положению в обществе Александра Венедиктовича, Виолетта рассчитывала на легкое поступление в институт. Она не стала готовиться к экзаменам, надеясь на школьные знания — ведь по нужным предметам у нее пятерки, — и провалилась. На следующий год поступить оказалось еще труднее, а потом девушка с досады опустила руки. Главное для женщины — семья, говорила она подругам, оправдывая свое фиаско. К тому времени у них с Василием было все серьезно. Свадьбу сыграли пышную, как Виолетта и мечтала: с кортежем из белых автомобилей, платьем «баба на чайнике», катанием на речном трамвайчике, пиром горой и весельем до упада. Потом последовали ремонт и обустройство новой квартиры с видом на реку Смоленку, и не абы чем — молодая хозяйка старательно подбирала все только самое лучшее. Василий привозил из заграничных рейсов красивые вещи: не только безделушки, предметы интерьера и бытовую технику, но и косметику, и женскую одежду, удивительно точно угадывая с размером. Виолетта щеголяла в модных нарядах по городу, посещала с подругами — женами моряков рестораны и театры. Жизнь была удивительно прекрасной, и молодой женщине очень хотелось, чтобы это восхитительное время продолжалось как можно дольше. С детьми Виолетта не торопилась, откладывала на потом. Василий терпеливо ждал. Своим природным чутьем Виола определила ту грань, за которую лучше не переходить, чтобы не потерять мужа. Дотянув до предела, она наконец решилась. Ребенок подоспел словно по заказу — быстро и легко. Родилась крепкая, здоровая девочка с красивым разрезом глаз и смуглой кожей. Отец был счастлив, мать немного расстроилась — она предпочла бы мальчика. Говорят, что беременность сыном украшает, в то время как дочь забирает красоту. А еще девочка — потенциальная конкурентка за любовь мужа. Любви к дочери Виола не чувствовала, но назвала ее красиво, по-гречески — Ариадна. Ариадна Металиди. Виолетта всем говорила, что они с дочерью гречанки, и сама верила в свою выдумку.

Арина сидела на кровати в своей квартире. За время проживания у Меньшиковых она домой наведывалась редко, в основном для того, чтобы взять какие-нибудь вещи и уладить возникающие время от времени коммунальные дела. Казалось, квартира обиделась на невнимание хозяйки: высохшая водопроводная труба в ванной при включении воды заплакала по стене ржавыми слезами, кухонная мебель покрылась липкой, не вытираемой пылью, оконная рама и та закапризничала, перестала плотно закрываться. Пока девушке было не до домашних хлопот. Череда неприятных событий выбила ее из колеи. Но раскисать было не в ее правилах. Падение — это всего лишь повод, чтобы собраться и встать на ноги.

«Уволена по собственному желанию», — прочла вслух Ариадна Металиди новую запись в своей трудовой книжке и нервно хохотнула. Она не сомневалась, что Меньшиков с большим удовольствием уволил бы ее по какой-нибудь скверной статье. В великодушие и благородство бизнесмена Арина не верила. Скорее всего, он поступил благоразумно. Меньшиков понимал, что из-за плохой записи в трудовой его несостоявшаяся сноха ничего не потеряет — заведет новую книжку, и дело с концом. Когда в трудовой записей кот наплакал, расставаться с ней легко. Но права покачать может. Накатает заявление в трудовую инспекцию, что ее уволили без оснований, а ему расхлебывай. Меньшиков-то выкрутится, но зачем ему эта проблема? Несмотря на свое положение президента корпорации, Александр Тимофеевич побаивается проверок. Нет, пусть лучше у Металиди будет запись, что она без году неделя проработала в «Империи». Новый работодатель непременно заподозрит неладное и наведет справки о причине увольнения из корпорации Меньшикова. И тут его выдрессированная кадровичка расскажет об Арине все и в красках. И что она работала из рук вон плохо, проявила некомпетентность, опаздывала, хамила, прогуливала — сгодится любая ложь, чтобы на новую работу не взяли.

«А может, ничего этого не будет?» — усомнилась Арина. Александр Тимофеевич никаких распоряжений на ее счет давать не будет, и кадровичка, когда к ней обратятся, расскажет о ней что-нибудь нейтральное. Все-таки так пакостничать слишком мелко для президента корпорации. Меньшиков ведь не заявил о пропаже подвесок от люстры, хотя мог. А может, не заявил из-за того, что такая кража не тянет на статью? Или… пока не заявил.

Арина не знала, что и думать по поводу подвесок. Откуда они появились в ее клатче? Она их не брала — это уж точно. Дались они ей! С медальоном все ясно, его нашли в спортивной сумке, которая оставалась в доме Меньшиковых, когда они с Аркадием отдыхали в Испании. Медальон, скорее всего, вернула Земскуля, поняв, что он не имеет никакой магической силы. Разочаровалась и швырнула — мол, забирай свое «богатство», а нам оно и даром не надь. Если бы Земскуля была жива, то можно было бы подумать, что и подвески в клатч подбросила она. Из мелочной мести или по дури. Но если не Лена, то кто же? Горничная Марьяна? У Марьяны есть доступ к комнате, где она сегодня оставляла без присмотра свой клатч. Но Марьяне-то зачем? Она Марьяну вроде бы ничем не обижала, делить им нечего. Хотя, кто знает, чужая душа — потемки. Больше, кроме Марьяны, выходит, подкладывать ей подвески некому. Не хозяевам же дома этим заниматься? Не тот уровень! Светлана Ивановна? Исключено. Старшая горничная, хоть и относится к ней прохладно, до подвесок не опустится. Она — женщина с достоинством и в том возрасте, которому никак не идет мышиная возня. Если бы не горничная Марьяна, о выпавших из ее клатча подвесках в доме Меньшикова никто не узнал бы. Марьяна-болтуха разнесла по всему дому так, что новость докатилась до Анны Борисовны, а та, конечно же, рассказала оперуполномоченному, но заявление писать не стала, чтобы не мотаться в полицию из-за ерунды. Или Александр Тимофеевич ей запретил по той же причине.