Удивившись такому плачевному состоянию своего гостя, Степан сменил гнев на милость и потрепав Михаила-Петра за мокрую от слез бороду, сказал, что всякое бывает… Что после запоев он сам – Степан – забывает не только собственное имя, но и вообще – сам факт своего существования.
Степан выволок Михаила-Петра на свет божий и проговорил, ощущая, как пробуждаются в его душонке давным-давно забытое чувство собственного достоинства.
– Не ссы! – торжественно проговорил Степан. – Я тебе помогу! Тебе что надо? Тебе похмелиться надо. Вот тогда ты все и вспомнишь. И имя свое, и кто ты такой есть, и все-все… Денег у тебя нет? – между прочим осведомился Степан.
Михаил-Петр замотал головой.
– Это плохо, – сказал Степан, – но поправимо. Нужно собрать бутылки и сдать. Пойдем, я знаю место, где этого добра полно. Только это не наша территория. Там Руслан Сморчок работает со своими, ну да ладно… Мы по-быстрому, никто ничего и не заметит. Пойдем!
И Михаил-Петр послушно засеменил за Степаном.
* * *
Пробуждение было ужасным для меня. Голова моя просто раскалывалась, руки отказывались выполнять самые простые действие, как-то: протереть глаза и заставить разлепиться намертво склеившиеся между собой веки.
Чтобы принять вертикальное положение, мне понадобилось что-то около пяти минут. Наконец я села на кровати, а спустя еще минут десять смогла открыть глаза.
И тут же увидела перед собой сидящих рядом на креслицах Дашу и Васика.
– Вот так да, – многозначительно проговорил Васик и посмотрел на часы у себя на руке, – половина третьего дня. А ты все спишь. Интересно, чем ты занималась ночью?
Я вдруг подумала, получиться ли у меня выговорить хотя одно слово или нет? Надо попробовать, хотя бы ради интереса. Для начала тщательно откашлявшись, я попыталась произнести простенькое:
– Доброе утро…
Даша и Васик переглянулись. Улыбка слетела с лица Васика, а в Дашиных глазах появился испуг.
– Что-что? – подавшись ко мне, переспросила Даша. – Не понятно… Повтори, Оля, пожалуйста, что ты сейчас сказала?..
– Доброе… утро… – уже довольно сносно выговорила я.
– Доброе утро, говорит, – повернувшись к Даше, шепотом перевел Васик.
Даша кивнула.
– Оля… – Даша поднялась с кресла и подошла ко мне. Села на краешек дивана, – расскажи нам, что случилось?
В моей голове тотчас мелькнула серая волчья тень и взвился к полной луне тоскливый звериный вопль. Вспоминать все это… Нет уж, увольте…
– Ничего, – я старалась выговаривать слова, тщательно следя за каждым произнесенным звуком, – просто я немного… заспалась.
– Да-а-а… – многозначительно прогудел со своего кресла Васик.
– Заспалась? – взвизгнула Даша. – Да ты посмотри на себя в зеркало! Ты же сама на себя не похожа! И твой голос! Из того, что ты произносишь, я едва ли понимаю половину! И потом – как ты объяснишь вот это?
Даша извлекла из-под дивана какую-то страшную тряпку, сплошь покрытую серыми пятнами засохшей грязи и бурыми кровавыми пятнами.
– Халат… мой, – добросовестно ответила я, – был…
– Где ты была? – спросила Даша. – Где ты была этой ночью?
Я осторожно опустилась на диван. Нет, еще бы пару часиков соснуть и я была бы в норме. Ну, почти в норме…
– Оля! – это уже голос Васика. – Где ты была? Скажи хотя бы что-нибудь!
– Что-нибудь, – слабым голосом повторила.
Никто даже не усмехнулся. Я стала погружаться в сон – будто меня затягивали зыбучие пески.
Они – Васик и Даша – что-то еще говорили. Глухие звуки их голосов метались по комнате, но до моего сознания не доходили.
«Нужно сказать им, – вяло толкалось у меня в голове, – но ведь это… Они знают, что за мной охотится Толстяк. Но если они узнают, что сегодня ночью я воевала с отродьями, рожденными заклинаниями нашего старинного врага Захара – а ведь то, что произошло сегодня ночью – дело рук Захара – его одного и больше никого. Я точно знаю – чувствовала его присутствие… Нет, сказать все-таки нужно. Чтобы они знали, с какой стороны ждать опасности…»
– Захар… – проговорила я, не открывая глаз.
Даша и Васик тотчас умолкли. Несколько минут стояла полная, непрерываемая ничем тишина.
– Что? – тихо переспросил Васик.
– Захар, – повторила я, – это он навестил меня прошлой ночью. Волки… его волки-оборотни… Это его отродья. А он не смог меня победить, ага?
После того, как мой голос затих, тишина продолжалась еще несколько минут, до того момента, как:
– Здорово! – произнес Васик. – То этот жирный колдун, то теперь и наш упырь из прошлого вернулся. Кто еще? Кого еще ждать. Их двое, а нас… Знаете что, дорогие товарищи, я думаю по поводу всего происходящего? – Васик выдержал интригующую паузу и коротко громыхнул, – полный пиздец!
Для собранных пустых бутылок нашлись на пустыре, позади аэропорта, куда Степан привел Михаила-Петра и два немного потрепанных целлофановых пакета. Погрузив туда бутылки, новые приятели двинулись по дороге к автобусной остановке.
Степан нешироко шагал по пыли и тихо шелестел губами, неслышно выговаривая какие-то цифры.
Михаил-Петр, к собственному удивлению, легко освоился и чувствовал себя неплохо.
«Вот так, – радостно думал он, – а я-то думал – кто я, да что я… Как оказалось, я всегда был бомжом. Наверное, я недавно и правда здорово нажрался. Так нажрался, что и забыл все. Васик, Даша, Ольга… Они-то кто такие были? А еще до встречи с ними… Какая-то странная жизнь… Бизнес… что-то такое… Мошенничество… Бегство в Китай. Деньги присылали из России, где мне появляться было нельзя… Что за странности? Ага! – решил вдруг Михаил-Петр, – это мне все приснилось по пьянке. Кстати, как меня зовут?»
– Эй! – вдруг позвал его Степан. – Фраер! О чем задумался-то?
«Фраер! – радостно подумал Михаил-Петр, – наверное, меня-таки зовут. Ну вот… – он успокоился окончательно, – теперь я вспомнил все».
Михаил-Петр очнулся от своих дум и посмотрел на Степана. Как оказалось, он вот уже несколько минут о чем-то увлеченно рассказывал.
– Чего ты? – спросил его Михаил-Петр.
– Не мешай, – отмахнулся от него Степан, – считаю я. Сколько мы сегодня выручим.
– Ну и как?
– Хреново, – вздохнул Степан, – собрали мы немногим больше тридцати бутылок. Сколько стоит каждая?
Вопрос был риторическим, но Михаил-Петр пожал плечами.
– Где-то… в районе рубля, – неуверенно ответил он.
– Ты чего? – заржал Степан. – Не помнишь уже, сколько бутылка стоит? Вот это ты нажрался! Рупь она стоит, бутылка-то! Значит, что-то около тридцати рублей, – посчитал Степан, – не густо. Но на бухло хватит.
– А на сигареты не хватит, – машинально сказал Михаил-Петр.
– Хватит, – заверил его Степан, – и вообще – курить вредно. Я вот не курю. А ты куришь, что ли?
– Не знаю… Курю, кажется, – неуверенно проговорил Михаил-Петр.
– Вот и купишь себе рабоче-крестьянские сигареты… – сказал Степан.
– Это какие? – удивился Михаил-Петр.
– «Прима», – ответил Степан, уставший уже, видимо, удивляться странной неосведомленности своего нового приятеля, – или «Астра». А лучше всего – «Беломор». Он дешевле.
В голове Михаила-Петра крутились какие-то странные слова, вроде «мальборо» и «парламент», но так и не вспомнил, что это такое. После максимального напряжения всех душевных сил, он душераздирающе вздохнул, но говорить ничего не стал.
Несколько минут они шли в полнейшей тишине, пока огоньки коммерческого киоска не оказались совсем рядом с ними.
– Здесь, – негромко проговорил Степан, – киоск вроде работает… Доставай бутылки. Нет. Погоди, сначала спросить надо… вдруг они бутылки не принимают…
– Принимают, принимают…
– Ага! – вдруг заставил их вздрогнуть громкий голос позади них, – вот где они, значит… Голубчики.
Мгновенно обернувшись, Степан и Михаил-Петр увидели прямо перед собой невысокого мужичонку с длиннющей, как у Александра Исаевича Солженицына, о существовании которого ни тот ни другой, конечно, не имели ни малейшего понятия, нечесаной бородой.
Одет мужичонка был в ужасающие лохмотья, а на голове у него красовалась почти новая явно зимняя шляпа с широкими полями.
– Ты кто? – оторопело спросил Михаил-Петр.
– Сумки с бутылками на землю поставьте, – проигнорировав вопрос, скомандовал мужичонка.
– Чего-о? – скривился Степан, покрепче перехватив свой пакет, – ты чего вообще выступаешь, сморчок? Ты кто такой вообще?
– А то ты не знаешь, – усмехнулся мужичонка, – сам же сказал – Сморчок.
Компаньоны переглянулись. В глазах Степана Михаил-Петр прочитал беспокойство и страх, сам же ощутил вдруг в себе такую силы, которую не ощущал, кажется, никогда.
– Шел бы ты, Сморчок, – сквозь смех проговорил Колян, – а то я тебя…
