Путь в логово атамана препятствий больше не имел.
А внутри ничего не подозревала самонадеянная шайка головорезов. Там базарили, горланили частушки, жрали огурцы с медом, хлестали самогон, пиликали на гармонике. Слышался бойкий визг пьяных женщин. Рябов больше не торопился. Он выжидал своего часа.
Стрелки его карманных часов показывали без четверти полночь. Отряд словно замер. Начальник управления милиции решил: часть архаровцев сама должна вылезти из «конуры». Разбойники — те же сычи, промышляют ночью. Глухая темень — их залихватское время. У милиции должно быть терпение. Еще раз терпение. Оголтелая, бесшабашная свора вот-вот станет выползать, чтобы проветрить пьяные мозги. Выловив внезапно часть их вне логова, потом легче будет арканить остальных в бараке.
Беспокоился Рябов о Тихоне Столицыне. С ним вполне могли расправиться в эти минуты. Да и что можно ждать от оравы безумцев?
Минут через десять в сенях послышались голоса, удалая песня. Предположение Рябова сбывалось: бандиты в расстегнутых полушубках, в шапках набекрень, обвешанные оружием, вихляясь, высовывались из притона. Разнузданные лихоимцы врасплох попадали в руки сотрудников уголовного розыска.
Действуя энергично, неожиданно, Рябов в считанные минуты арестовал около двадцати бандитов. Только теперь по окнам «крепости» застрочили пулеметы. Сотрудники милиции свистками издали пронзительную трель. У разбитых окон Рябов оглушительным баритоном скомандовал:
— Бросайте оружие. Сдавайтесь. Дом окружен.
В комнатах лишь на мгновение установилась свинцовая тишина, потом поднялся визг, панический крик их обитателей, бандиты появлялись в окнах, дверях, некоторые выпрыгивали во двор и сдавались, другие отстреливались.
Семен Гаврилович с группой бойцов вбежал в дом. Стрельба началась внутри, в лабиринтах барака. Обезоруживались охваченные смятением и страхом преступники. Не переставая, истерически визжали бабы, стонали раненые, издавали последний стон сраженные меткими пулями головорезы. Уцелевшие, бандиты продолжали, как чумные, прыгать в окна и на улице попадали опять-таки в руки блюстителей революционного порядка. Пленным связывали руки, ставили лицом к стене глухого забора, обыскивали, затем усаживали в подводы и отправляли под усиленным конвоем в тюрьму.
Рябов продолжал волноваться. Он не мог разыскать Столицына. Озадачивало и то, что исчезли атаман с верными подручными. В логове не оказалось главарей. Рябов не заметил, как цыган Степан, стараясь улизнуть, ринулся к окну, но увидев во дворе плотное кольцо вооруженных бойцов, отпрянул от него. Матерый бандит с кольтом в руке устремился бесконечными коридорами в светлицу атамана. Он знал, там есть тайный ход в подземелье. Через него наверняка тайно уже сбежал атаман.
А в эти мгновения бойцы во главе с Рябовым тщательно обшаривали многочисленные закоулки логова. Ни атамана, ни того, кого особенно искал начальник милиции в запутанных лабиринтах хаты, не было. Они словно растворились, потерялись, исчезли. Начальник губмилиции лично осмотрел горницу Бьяковского. В ночной сорочке, уткнувшись в шелковую подушку, выла в отчаянии пассия «коменданта крепости». На требование Семена Гавриловича сообщить, где атаман, Фроська показала лаз в сенях, примыкающих к горнице. Любовница не щадила своего хозяина и отреклась от него. «Изверг туда, туда полез. С ним Потапыч и еще кто-то», — Ефросинья хотела искупить свою вину, не признавала атамана своим. Атаманша, конечно, давно поняла, что расплата для ее «милого» неминуема. И ей самой было за что отвечать: когда атаман валялся в стельку пьяный, Ефросинья лично выпроваживала на разбой свору мерзавцев. Любила ими покомандовать. Водился за ней такой грех. Этой разжиревшей бабе по нраву были ужасы, жестокость, беспорядки, которые чинили в городе головорезы.
Работники уголовного розыска продолжали переворачивать логово вверх дном. Проверяли уйму закутков, пристроек, сеней, коридоров, чердаков, освещали каждый их уголок, заглядывали в шкафы, под кровати. Все чисто. Больше ничего в доме не было. Напрасно сортировались пленные, осматривались лица убитых. Подтверждалось то, что атаман исчез с кошачьей ловкостью, дали деру и его верные дружки. Значит, путь их был один — через потайной лаз, указанный Ефросиньей. Проверили и это подземелье, оно вывело к сараю, в сад. Но и там все было пусто, лишь один истоптанный снег.
И не удивительно. Загадочного в этом ничего не было. Первые же свистки отрезвили опасливого «батьку» Бьяковского. От них он враз всполошился и полусонный стал слезать с постели. Пнул ногами Фроську с кровати и на нее заорал: «Дура, легавые…» А беспечной полюбовнице — трын-трава. Ей подумалось, что «батьке» мерещится. Она что-то хотела ему сказать, но еще больше обозлила «властелина», предводитель шайки разбойников крикнул: «Сгинь, стерва, ты откупишься толстыми ляжками, а мне заготовлена пуля».
Сверхосторожный Михаил Бьяковский безошибочно почуял свою катастрофу. Казалось, бедствие неминуемо. Но он был предусмотрительный. Боялся аркана для себя. На случай облавы для него существовал потайной выход из горницы. Его голыми руками не возьмешь. Главарь верил в свою дальновидность. Он знал, каким образом ему испариться в случае опасности. Еще в ярости понял: «Дипломат» — ловушка, подставное лицо от милиции. Выходит, его перехитрили, обвели вокруг пальца. Атаман, за ним Потапыч, а чуть позже Степан и еще кто-то через им лишь ведомый лаз спустились в подземелье, а оттуда кротами выкарабкались во двор, к сараям, в сад. Теперь можно проползти огородами, а там рукой подать до леса и реки.
Но нельзя уйти, не отомстив за провал и предательство. И Бьяковский взвыл на дружков: «Идиоты, кого ко мне привели», — затем приказал Степану:
— Певичку пристукни. Дипломата найдешь у нее. Его тоже разукрась. И хату артистки спали. Хорошо им будет. А вы… Идиоты вы с куриными мозгами. Но теперь надо драпать. Двигай и ты, Степан, но побыстрее. А певицу можешь живьем ко мне доставить в Романовский лес. Там мы ее, курву, поласкаем…
А что же Тихон? Он сориентировался при первых же криках и выстрелах на улице. Понял, наконец-то сборище преступников окружено милицией. Воспользовавшись замешательством и паникой среди своих собеседников, потушенными лампами, сотрудник угрозыска нырнул в светлицу атамана, оттуда в сени и спрятался в огромном пустом ящике, приготовленном, видать, для ценных «трофеев». В притоне, кстати, поднялся такой переполох, что все забыли о господине Беккере. Да и не до него стало воровскому притону. Надо было каждому спасать свою шкуру. Тихон слышал, как тяжело дыша, в суматохе стали отбрасывать люк и спускаться в подземелье атаман, Потапыч… Столицын через щель следил за ними. Потом затопал коваными сапогами Степан… Не раздумывая, Столицын рванулся туда же. Сотрудник МУРа знал: его дело не упустить атамана. У Тихона под ногами что-то запружинило, похоже, он ступал по матрацам, одеялам, какому-то тряпью. Минуты через три он услышал, как впереди ползет и кряхтит здоровенный Степан. Столицын карабкался на четвереньках за ним. Наконец Тихон вылез из подземелья, жадно глотнул освежающего морозного воздуха. Взял пригоршню снега и умыл им лицо. Хотя Тихон остался в одном костюме, на морозе ему было жарко. Он, перепачканный, вспотевший, стал всматриваться и вслушиваться. Донеслись крики, свистки, выстрелы. Тихон по снегу наугад прополз еще метров сто. Наткнулся на копну сена. Что делать дальше? И вдруг, у другой копны, шагах в десяти от себя он заметил силуэты троих мужчин и огонек цигарки, ветер донес знакомый торопливый и нервный голос атамана. Он приказывал расправиться с дипломатом и заложницей взять в Романовский лес Зосю. Послышался лошадиный топот, и Тихон понял, что Бьяковский с помощниками скрылись. Стрелять им вслед было бессмысленно. Да и не об этом сейчас он думал. Зося в беде. Его любимая в опасности. Что-то надо делать. Он за нее в ответе. Столицын явственно представил последствия «визита» к ней беспощадного Степана. Сотрудник МУРа прикинул, в какой стороне жилище Зоси. Он должен опередить цыгана.
Все отдаленнее стали слышаться свистки, крики, выстрелы там, около притона, а Тихон, полураздетый, припустился напрямик, огородами к дому артистки. Спотыкался, падал, поднимался и снова бежал по ночному бездорожью, огородами, садами, оврагами. Выкладывал все свои силы. Порой казалось ему, что он сбился с направления. Но вот заветное крыльцо. Он благополучно достиг цели. И, кажется, успел. А он боялся, что дом Зоси уже охвачен огнем от рук бандитов.
Зося на его голос открыла дверь. Она за этот длинный вечер измучилась неизвестностью. Страстно стала целовать лицо Тихона теплыми влажными губами. Потом, почуяв неладное, с изумлением отпрянула от него.
— На кого ты похож? Где твоя верхняя одежда? За тобой гонятся? Что это значит: наган в руке?
