Когда я самой независимой походкой вышла из трактира, то увидела, что Дима несколько поменял расположение. Теперь он стоял не на остановке, как раньше, а на ступеньках магазина, расположенного на той же стороне улицы. Я оценила преимущества нового наблюдательного пункта, непроизвольно выбранного парнем: с возвышения меня невозможно было не заметить. Однако лицо Димы осталось невозмутимым при виде молодой беременной женщины, столь не похожей на ту, которую он совсем недавно лицезрел. Я мысленно показала ему язык и неспешно пошагала по направлению к аэропорту.
* * *
Москва встретила меня неизменным гулом голосов, смешанным с другими типичными звуками большого города. В столице с самого первого момента высадки из самолета каждый человек чувствует ту захватывающую и всепоглощающую энергию, которая сливает его с толпой, заставляя поначалу забыть об истинной цели приезда. Такое ощущение, что людской поток в московских аэропортах и на вокзалах един, что у него одно общее стремление. И в некотором роде это на самом деле так, ведь первоначальная цель каждого человека из толпы состоит в том, чтобы покинуть ее и выбраться на относительно свободное пространство.
Я шла по зданию аэропорта максимально быстрым шагом, насколько это позволяло мне людское течение. Кроме имени завистника, мне не было известно о новом подозреваемом ровным счетом ничего, но в наш цивилизованный век это обстоятельство не представляется проблемой.
В справочном бюро я смогла воспользоваться компьютерным поиском, чтобы отыскать нужного мне человека. Да уж, сюжет старого фильма «Девушка без адреса» в наше время родиться не мог: сейчас для того, чтобы отыскать человека в столице, не надо было особенно мудрствовать. Композитор с именем Алексей Клишенко имелся в Москве в единственном экземпляре, и я смогла легко заполучить его адрес.
В столице я ориентируюсь не совсем хорошо, поскольку, к моей вящей радости, не являюсь частым ее гостем. Я никогда не ездила сюда за снедью, шмотками или еще чем-то, не ездила в недалекие прошлые времена и уж тем более не делаю этого сейчас. Основной причиной моих посещений стольного града является моя профессиональная деятельность, и моих нечастых визитов оказалось недостаточно для того, чтобы сейчас определить, в какой части Москвы располагается дом по обретенному мною адресу. После нескольких неудачных попыток расспросить на этот счет местных жителей, я выяснила, что найти таковых в Москве очень непросто: четверо из четверых опрошенных оказались приезжими. На пятой попытке мне повезло, и немолодой мужик важной наружности оказался осведомленным о приблизительном месте нахождения нужной мне улицы. Оказалось, что нужно ехать аж на другой конец города, в новостроящийся район.
Досадуя в душе на завистника, который умудрился поселиться так далеко, я отправилась к ближайшей станции метро. Ловить такси на оживленной московской улице мне как-то не улыбалось: это тебе не Тарасов, где практически каждый проезжий шофер не прочь «подкалымить». В Москве доходы и без того неплохи, а проезжающие машины в большинстве своем слишком хороши для того, чтобы их владельцы занимались частным извозом.
В общем, вместе с толпой москвичей и гостей столицы я влилась в метро и вновь была вынуждена ощутить с ней единство. Было около шести часов вечера, мне «повезло» попасть в самый час пик и предстояло ощутить на себе все прелести этого времени. Зажатая с обеих сторон представителями мужского пола, имеющими весьма плотное телосложение, я поняла, что до конечной остановки в таком положении просто не доеду, и попыталась протиснуться к выходу. Но куда там: мои робкие попытки были тут же пресечены стоящими впереди пассажирами, и потому пришлось ждать более удобного момента для выхода. На следующих станциях народ из вагона понемногу рассосался, и я относительно благополучно доехала до нужной мне остановки.
Район новостроек в Москве почти ничем не отличается от подобных жилых комплексов в других городах, даже если они уступают значительно по размерам. Я оказалась в окружении стандартных многоэтажек, некоторые из которых, очевидно, претендовали на оригинальность, поэтому отличались замысловатой конфигурацией и неординарным цветом. Однако в последнее время подобные шедевры стали привычными и в Тарасове, поскольку фантазии архитекторов все-таки лежали в одной плоскости. Поэтому, наверное, я почувствовала себя как в родном городе, когда проходила через почти знакомые дворы и переулки.
Расположение многочисленных улиц и размещенных на них домов было весьма своеобразным, поэтому нужный мне адрес я искала минут сорок. Наконец, вступив на территорию очередного двора, я поняла, что достигла конечной цели своих странствий: табличка на углу дома известила меня об этом счастливом обстоятельстве. Квартира Алексея Клишенко располагалась аж на шестнадцатом этаже. Обычно я добровольно пренебрегаю лифтом и пускаюсь в пеший подъем, дабы не упустить возможности потренировать мышцы ног, но сегодня после долгих пеших переходов так вымоталась, что была бы не прочь воспользоваться техникой и облегчить тем самым себе жизнь. Но не тут-то было: в доме, в лучших традициях черного юмора, не работал лифт. Преодолевая лестницу пролет за пролетом, я чувствовала себя почти альпинистом во время восхождения на какой-нибудь пик Коммунизма. Но поскольку в действительности альпинистом вовсе не являюсь, то между шестым и седьмым этажами остановилась и устроила перекур.
Стоя на междуэтажной площадке, я вдруг услышала детские голоса. Один из них раздавался совсем близко, скорее всего с девятого этажа, второй отвечал первому откуда-то сверху. Когда обладатель первого голоса поравнялся со мной, он оказался мальчуганом лет одиннадцати, который мимолетом на меня глянул, а потом задрал голову вверх и звонко прокричал:
— Никит, Клишенко, ну где ты там застрял?
Ого, кажется, сама судьба улыбается мне! Я быстро затушила сигарету, бросила окурок в предусмотрительно поставленную на подоконник кем-то из жильцов консервную банку и стала ждать Никиту. Судя по всему, он был сыном того человека, ради которого я прилетела в столицу, и то, что я могу сейчас поговорить с ним, просто замечательно. Дело в том, что я еще не придумала окончательного плана, как объяснить свой визит самому господину Клишенко, поэтому возможность выпытать какую-нибудь информацию о его личности у его же собственного ребенка представлялась мне счастливой.
По лестнице тем временем непринужденно спускался паренек, по возрасту сходный с тем, который только что звал его. Никита выглядел как самый обыкновенный мальчишка нашего времени: с неизменными наушниками, в спортивных шортах и футболке с изображением футбольных символов. Никакого намека на высокий достаток родителей не было, но это было вполне логичным: большинство людей предпочитает не демонстрировать на детях степень своего богатства — слишком опасно, да и ни к чему. Увлеченный неведомой мне музыкой, льющейся из плейера, Никита миновал меня и уже было собрался спускаться дальше, но я, разумеется, не позволила ему это сделать, преградив дорогу. Мальчишка растерянно посмотрел на меня, а потом сделал то, чего я никак не ожидала: метнулся в противоположную от меня сторону, а потом пустился наутек вверх по лестнице. По-видимому, родители долго внушали Никите необходимость быть осторожным на улицах и в подъездах, дабы не нарваться на злых взрослых, и сейчас мальчишка принял меня за какую-нибудь маньячку, о которой рассказывали по телевизору, или за воровку, посягающую на его наушники.
— Никит, подожди! Куда ты? Ты испугался?
Бежать вслед за ним очень не хотелось, но, к счастью, мой вопрос возымел действие. Никита остановился этажом выше и, опасливо глянув на меня сверху вниз, недовольно сообщил:
— Ничего я не испугался! — Однако спуститься не пожелал.
— Мне с тобой поговорить надо, — просительно начала я. — Я же не думала, что ты так отреагируешь.
— А чего вы… дорогу преграждаете, — ворчливо произнес Никита, но все же спустился. — Откуда мне знать, чего вам надо.
Я не замедлила похвалить Никиту за осторожность и принесла ему извинения, отчего он заметно покраснел и пробормотал: «Чего уж там, ладно». Затем я представилась старой знакомой его отца и спросила, дома ли он сейчас, а то я — ну как назло! — забыла номер квартиры.
— Сто восемьдесят пятая, — беззаботно сообщил мне Никита, окончательно утратив прежнюю бдительность. — Только папы сейчас нет, он на работе.
— На работе? А во сколько же он приходит? — спросила я, отметив про себя, что сейчас уже почти половина восьмого.
— Эх… — совсем по-взрослому махнул рукой Никита, очевидно, скопировав жест кого-то из домашних, скорее всего матери, — хорошо, если к одиннадцати приедет, а то и позже может.
