– Ну, так все понятно! – Настя пожала плечами. – Всем известно, что ему твои лавры покоя не дают. Может, и правда темой поживиться хотел?
– Может, – с сомнением проговорила Инна. – Или его подослали, чтобы выяснить, что мне известно.
– Генку? К тебе? Да у вас такие отношения, что ты ему в жизни бы ничего не сказала!
– Ну… Это ты знаешь. А чужой человек может и не знать. Генка, чтобы значимость свою повысить, запросто мог наболтать, что мы с ним если не друзья, то уж точно деловые партнеры, и раздобыть информацию ему раз плюнуть.
– Эта сволочь запросто могла, – кивнула Настя. – Ладно, завтра я что-нибудь придумаю, чтобы это проверить. Ты лучше расскажи, как ты?
Подруги проболтали до глубокого вечера, съев при этом всю переданную Светкой Медведевой хурму. Проводив Настю до машины, Инна по пути к себе вновь встретилась с черноволосой незнакомкой, которая, гордо подняв голову, шла к автостоянке. Пахнуло резкими, характерными, приятными, но какими-то тревожными духами. Запах был Инне незнаком, чему она удивилась. Духи были явно хорошими и дорогими. А все такие духи она знала.
Вернувшись в палату, Инна поговорила по телефону с мужем, потом с дочкой, потом с мамой и напоследок с Алисой. Ей она тоже рассказала загадочную и неприятную историю про Генку Дубова.
– Да уж, мерзкий тип этот Стародуб! – заметила Алиса. – Ему точно было что-то нужно. И, как говаривал товарищ Винни Пух, «это ж-ж-ж-ж неспроста»! Хотелось бы, чтобы Ваня наконец разобрался, во что ты вляпалась и что вокруг тебя происходит!
– Разберется, – убежденно сказала Инна. – Ты ж знаешь, Ванька – он такой!
«Такой Ванька» позвонил ей самым последним, почти в полночь.
– Привет, Перцева, – услышала она бодрый голос в трубке. – Как идет процесс заживления боевых ран?
– Идет, – улыбнулась Инна. – Через три дня будут швы снимать. Уверяют, что шрама не останется, а для нас, девушек, это самое главное. В воскресенье домой обещали выписать.
– Вот и выписывайся на здоровье! А чтобы тебе было веселее, хочу, Перцева, сообщить тебе две новости. Надеюсь, что обе приятные.
– Заинтриговал, – снова улыбнулась Инна.
– Во-первых, мы поймали напавшего на тебя злыдня.
– Да ты что?!
– Точно тебе говорю. Он еще на одну женщину таким же образом напал. Она закричала, рядом парень проходил, только из армии вернулся. Из спецназа. В общем, он его догнал, скрутил и нас вызвал. Злыдень этот – наркоман со стажем. На дозу деньги собирал. Сразу во всем и признался. И в нападении на тебя тоже. Так что ты, как выпишешься и домой вернешься, ничего не бойся. Никто тебе не угрожает. Совпадение это все. Будем надеяться, что бог троицу любит, и больше с тобой ничего не случится.
– Спасибо, Ванечка! – от души поблагодарила Инна. – А вторая новость какая?
– Я твоего маленького Карманова домой отпустил. С подпиской о невыезде.
– Да ты что?!! – Инна разволновалась. – У тебя появился другой подозреваемый? Или адвокат добился?
– Адвоката ты бы ему поменяла, – в голосе Ивана зазвучала досада. – Этот дохлый тюфяк вообще ни на что не годен. Наше это решение. Мое и Мехова. Не вяжется у нас, что это Глеб отца убил. Маленькие детальки не сходятся.
– Какие? – голос Инны задрожал от возбуждения.
– Эх, ничем не умерить профессионального любопытства Инессы Перцевой! Ладно-ладно, не злись. Скажу. Во-первых, на автомате, из которого Карманова убили, нет никаких отпечатков пальцев, кроме пальцев самого Глеба.
– Ну и что? – не поняла Инна. – Если он убил, то какие там еще могут быть отпечатки?
– Эх ты, а еще криминальный репортер! – в голосе Бунина зазвучало превосходство. – А где же пальчики самого Карманова? Он что, оружие в сейфе тщательно протертым держал?
– Точно! – Инна даже охрипла от волнения. – Получается, что после того, как Глеб ружье украл, его кто-то еще в руках держал. Возможно, даже стрелял из него, а потом тщательно протер и в руки ничего не соображавшему Глебушке сунул. А вторая деталька?
– Говорят, что потерпевший в последние дни всегда и везде ходил с портфелем. Небольшим кожаным портфельчиком испанской марки «Пиквадро». Это и жена его подтверждает, и коллеги по работе. А рядом с телом портфельчика никакого не было. И до сих пор нигде мы его так и не обнаружили.
– Ванечка, миленький, ты думаешь, Глеб ни в чем не виноват?!
– Ничего я пока не думаю. Но на подписку мы его все-таки отпустили. Будем дальше разбираться. А он пока пусть дома сидит. При мамаше. Глядишь, пассию свою повидать захочет. Заодно и мы на нее посмотрим.
Поговорив с Буниным, обрадованная Инна позвонила Светлане Кармановой. Услышав ее голос, Светлана Николаевна заплакала.
– Инночка, девочка, сколько проживу, буду за тебя бога молить! Глеб мне все рассказал. Никогда не забуду, что ты для нас сделала! Увижу– на колени встану!
– Что вы, Светлана Николаевна, – уже в который раз за день на глаза Инны навернулись слезы. – Не за что меня благодарить. Это все ребята… Я же вам говорила, они во всем разберутся. Они никогда невиновного не накажут. И настоящего убийцу Алексея Леонидовича обязательно найдут. Вот увидите. Глебушка-то как?
– Худой такой. Меня увидел, бросился обнимать. Трясется весь. «Мама, мамочка, я больше никогда…» Сейчас спит. Намаялся в тюрьме.
– Светлана Николаевна, вы попробуйте у него завтра-послезавтра узнать, кто та женщина, которой он помочь хотел и ради которой автомат стащил. Это важно.
– Попробую, Инночка. Я ведь понимаю. Ты заходи к нам, ладно?
– Пока не могу, Светлана Николаевна, но на следующей неделе обязательно.
Давно уже она не чувствовала себя такой счастливой. Утренние слезы из-за Стародуба и никчемные мысли о собственной ненужности были прочно забыты. Инна вертелась в кровати и не могла уснуть от захлестывающих ее приятных эмоций. Поняв, что ждать сна бессмысленно, она включила торшер и начала читать принесенный дураком Генкой журнальчик с непонятным названием «Молоко». Перевернув несколько страниц и увидев размещенную там рекламу, журналистка Инесса Перцева захохотала во весь голос.
Код да ВинчиПринесли мне тут намедни захудалый псевдожурнальчик с претензией на гламур.
Открываю я его, а в нем реклама. «Картины от производителя. Оптом». И ниже – портрет Джоконды.
Тут мне слегка поплохело. По моим скромным представлениям о живописи, Леонардо да Винчи уже лет пятьсот как помер. И свои картины он, помнится, создавал исключительно в розницу.
То есть Джоконда – она одна. В Лувре висит как мировое культурное наследие. Так что, при всем моем огромном почтении к Леонардо как к производителю, ваять шедевры оптом он сегодня точно не способен.
Рядом в рекламе – картины Аргунова и Шишкина. То есть это модно. Чтобы на 200 квадратных метров жилья приходилась парочка десятков Рафаэлей, Ван Дейков и прочих там Рубенсов. Не в подлиннике, зато оптом. Так дешевле.
В этой же рекламе предлагается еще один вид модного украшения жилья для людей, лишенных вкуса. Называется гобелен. Его преимущества, цитирую, в том, что «еще древнеегипетские мумии в гробницах лежали завернутыми в красочные одежды из гобелена».
Хотите быть как мумия? Значит, «повышайте культурку, вешайте коврики на сухую штукатурку». Тем более что реклама гласит, что при оформлении помещений гобелены «необходимы как воздух». Видать, пыль хорошо собирают.
Читаем дальше. «Эскизы для наших гобеленов рисовали такие выдающиеся художники, как Пабло Пикассо, Бове Матисс, Фернан Леже, Сальвадор Дали, Василий Кандинский». Вот так. Сидели и рисовали. Эскизы для гобеленов. Правда, Матисса зовут Анри, а Бове – это город. Но кто обращает внимание на подобные мелочи?
Жаль, реклама не объясняет, как выбрать подходящее произведение. Могли бы и написать: «Голые бабы танцуют на лугу? Это Матисс. Какая-то абстрактная мазня? Это Дали. Снова непонятная мазня с преобладанием красных и синих тонов? Это Леже. На его гобеленах хорошо возлеже неглиже. С голой же танцующей бабой».
Воинствующая безвкусица наступает. Не только на наши жилища. На наши души. Через рекламу в журнальчиках сомнительного содержания.
Инесса Перцева. Газета «Курьер»Глава 20
Тайное становится явным
Никогда не плачь о мужчинах. Зачем тратить свои слезы на того, кто заставляет тебя плакать.
Кирстен Данст
Оставшиеся до выходных, а значит и до скорого возвращения домой, дни тянулись на удивление медленно. Привыкшей жить «на больших скоростях» Инне уже до смерти надоела и ее палата, и засыпанные снегом тропки между елками, и марлевая нашлепка на подбородке, и постоянное ничегонеделанье.
