– Она приезжала с мужем и собачками? – Навострился Вязов.
– Одна приезжала, с водителем. А собачники приезжали третьего дня. Видать, ей не понравилось, своих родителей прислала, а может, знакомых. Я их не спрашивал. Они у меня воды попросили. Тогда еще ночью морозов не было, и кран работал. А сегодня ночью вода замерзла. Вот как теперь делают. Пять градусов, и нет воды.
Дима донес ведро до крыльца и задал последний вопрос:
– Молодая ли приезжала покупательница?
– Да как сказать, для меня молодая, для тебя, может, старая. Волосы-то у нее белые. Но теперь не поймешь. Красятся все… А вот материлась, как мужик.
– Чего же она материлась? – Улыбнулся Вязов.
– Да кто ее знает. Я же с ней не говорил. Только слышал, как она сердилась, когда домик посмотрела. Это она своему водителю неудовольствие высказывала. Я так понял, что домик он своей хозяйке сватал… А ты заходи, чайком напою. Водки нет. Водки на пенсию не купишь.
От чая майор отказался, а на водку и не рассчитывал. Он и так получил от дедушки гораздо больше, чем ожидал. Поблагодарив дачника за рассказ, Вязов поспешил к машине. Теперь он был уверен, что найдет черную «Волгу» любителей мопсов. Ведь номера машины он знал.
* * *
Москва. 10 Ноября 2004 года
В бюро Ерожина на Чистых прудах снова собрались все сотрудники. Но сегодня ни армянский коньяк генерала Грыжина, ни кофейник с чашечками стол директора не украшали. Да и первый снежок на бульваре давно растаял. Поэтому праздничной атмосферы, которая царила тут в конце октября, не получалось. Шло строго производственное совещание. Глеб докладывал результаты своей командировки в Гжель. Подполковнику доклад не нравился:
– Силен юноша… Бабульку расколоть не смог. – Ехидно поддел он помощника: – Может, и в правду стоило тебе к проститутке Вальке заглянуть? Деревенская жрица любви могла оказаться разговорчивее.
– Не издевайтесь, Петр Григорьевич. – Обиженно попросил Михеев: – Я же выяснил фамилию Сергея. Злобин его фамилия.
– Надо было родню раскрутить. Узнать, куда делся Сергей. В деревне тайн не бывает.
– У них там Злобиных человек пятнадцать. И все терпеть друг друга не могут.
– Чего ты, Петя, навалился на Глеба. – Заступилась за свояка Надя: – Что ему было поручено, то он и сделал. Теперь мы знаем, что жених убитой девушки тоже пропал. Попроси Тимофея Николаевича по официальным каналам выяснить, что с ним случилась. Там же есть районное отделение милиции?
– Волков и так занят по горло. Еще наш армянин ему работки подбросил. Двух парней, что встретили немца, искать. Не надо сейчас Тимофея трогать. Пусть он нам выложит приятельницу застреленного поэта и найдет машину, в которой увезли немца. Это может очень продвинуть следствие.
– Глеб, неужели ты не сумел разговорить ни одного из этих пятнадцати Злобиных? Что-то мне не верится. – Подначил парня Грыжин: – Прошелся бы по заводу, глядишь, и нашел бы разговорчивого работника.
– Я и прошелся. Теперь могу вам читать лекции о производстве фарфора.
– Валяй, это интересно. – Неожиданно оживился подполковник.
– Вы серьезно, Петр Григорьевич, или опять с подвохом?
– Вполне серьезно. Просвети нас, необразованных. Ты же видел, а мы нет.
Глеб подозрительно оглядел присутствующих. Но никто не воспринял слова Ерожина, как шутку. Михеев вздохнул и начал лекцию:
– Производство начинается с цеха, где готовят массу. Это огромные жернова, перемалывающее каолин, битый фарфор и еще несколько компонентов.
– В этом цехе художники не работают? – Перебил помощника Ерожин.
– Нет. Там работают мужики, от которых разит самогоном, и две бабы, способные поднять этих мужиков одной левой. Всего человек пять.
– Тогда вали дальше.
– Дальше масса поступает в цех, где ее разливают в формы. Здесь же и вынимают сыроватые изделия, снимают швы и ставят на сушку. После этого идет первый обжиг.
– Как выглядит печь? – Снова перебил Петр рассказчика.
– Длинная шахта. Изделия ставятся на плиты, эти плиты проходят весь туннель. В середине туннеля наивысшая температура.
– Какая, высокая? – Полюбопытствовал Грыжин.
– Где-то около девятисот. Если вас интересует, можно ли там сжечь труп, то жара хватит. Но второй обжиг еще круче. Тысяча триста с лишним. Там и пепла не останется.
Грыжин насупился:
– Напрасно смеешься, Глеб. Я вполне допускаю, что наши покойнички исчезали в такой печи. Как ты думаешь, Петро?
– Теоретически да. Практически трудно. Глеб, сколько народу участвует в загрузке?
– Непосредственно три человека. Но есть еще мастер по обжигу, что следит за температурой, да и других рабочих крутиться не мало.
– А в ночные смены? Они же работают посменно? – Продолжал допытываться Ерожин.
– Да, печь работает круглосуточно. С остановками только на ремонт. Причем после ремонта печи делается ее пробный запуск. Тогда народу может быть меньше.
– Молодец, хорошо прощупал технологию. – Похвалил Михеева отставной генерал.
– Мужики, вы что, того? – Возмутилась Надя: – На заводе, где масса людей, устроить подпольный крематорий?! Зачем так рисковать? Проще мертвецов зарыть в лесочке.
– Я тоже так думаю. – Согласился с женщиной Михеев: – Если бы бабка не выдала мне с угрозой, что в печах горят не только черепки, я бы не уделил этому процессу столько внимания. Но ее слова мне запомнились.
Грыжин желал уточнений:
– Скажи, Глеб, а если все-таки сжигали? Стоит только допустить, что преступники действуют сообща, скажем, выходят в одну смену. Тогда кто им помешает?
– Придется расчленять труп. Плиты, на которых обжигают посуду, не очень большие. Да и сгорят они не сразу. Ведь температура в шахте поднимается постепенно. За несколько часов горелым мясом провоняет весь завод.
– Перестаньте, я вас очень прошу!? – Взмолилась Надя.
– Да, хватит о печах. Скажи, где там работают художники? И на какой стадии они задействованы? – Прекратил дискуссию Ерожин.
– Во-первых, в начальной. Когда готовится изделия.
Художник делает эскиз. По эскизу модельщик создает вещь в объеме. Затем с модели снимают форму. Во-вторых, художник расписывает обоженный дважды фарфор. После первого обжига его глазуруют, то есть окунают в стекловидную сметану. После второго обжига черепок блестит. И они называют его смешным словом «белье». Сергей Злобин именно «белье» и расписывал. Причем расписывал дорогие вазы на заказ, а не обычную посуду. Злобин до сего дня висит на доске почета. Доска наполовину ушла в землю, а фотографии сохранились.
– Это интересно. – Ерожин достал свой блокнот и сделал пометку: – И много их там висит, на этой доске?
– Злобиных три. Один, кажется, дядя Сергея. Он тоже давно не работает на заводе и уехал. Но в свое время был шишкой.
– Директором, что ли? – Оживился Ерожин.
– Нет, кажется, занимался сбытом или снабжением…
Петр встал, прошелся по кабинету и остановился возле Глеба:
– Его фото тоже сохранилось?
– В общих чертах. Широкомордый мужик, с окладистой бородой. На попа похож. Но карточка потертая.
– Стоп. Кажется, ты не зря съездил. – Ерожин быстро вернулся за письменный стол, и принялся быстро листать страницы своего блокнота: – Фамилию дядюшки записал?
– Обижаете, Петр Григорьевич. Я ее запомнил. Злобин Юрий Игнатьевич. Других сведений на доске нет.
– Все свободны. Совещание окончено. – Ерожин осмотрел удивленные лица своих работников, подмигнул им, надел куртку и пошел к двери. На пороге обернулся:
– Я к Волкову. Никуда не расходитесь. – И быстро покинул офис.
– Что это с Петро? – Удивился Грыжин.
– Наверное, информация Глеба ему показалась важной. – Предположила Надя.
– А чего же он тогда надо мной издевался? С проституткой советовал переспать? – Пожаловался Глеб и умоляюще посмотрел на Надю: – Ты хоть Любе об этом не говори. Ведь вы, женщины, все не так понимаете…
Ответить Надя не успела. Зазвонил телефон. Она сняла трубку:
– Сыскное бюро.
– Я с кем говорю? – Услышала она голос с легким прибалтийским акцентом.
– Вы с Надей говорите. – Ответила она.
– А, милая супруга директора! – Обрадовались на другом конце провода.
– А это вы, господин Мурт? – Догадалась Надя.
– Он самый. Ваш голодный фермер… – Весело отозвался старик.
– Рада вас слышать.
– И я очень рад. У меня хорошие новости. Матти нашелся.
– Вот это да! Рада за вас. Где же он нашелся?
– Сын путешествует. Прислал письмо. Вышлите мне счет за уже проделанную работу. Старый Мурт не любит оставаться в долгу. И можете больше Матти не искать…
– Скажите, господин Мурт, вы узнали почерк сына?
– Нет, он письмо напечатал. Матти давно не пишет рукой…
Надя положила трубку, да так и осталась стоять у телефона.
* * *
Санкт-Петербург 10 Ноября 2004 года
«Гриша, ты большой молоток. Я рад, что доверил тебе руководство фирмы. Действуй в том же духе. На мой счет в банк больше ничего не переводи. Я счет закрыл, и на днях мы уезжаем за границу. Мою долю держи у себя. Остальное, как договорились. И, пожалуйста, позвони Полине. Скажи, что я очень виноват перед ней и сыном. И прошу у них прощения. Я счастлив в новом браке, а она еще молодая и устроит свою жизнь. Пусть меня не ищет. Я в России раньше чем через год не появлюсь.
