закат великой империи, Ибрагим невольно кинулся подражать тому из своих предков, при ком она достигла небывалого могущества.
Но Ибрагим не был Сулейманом Великолепным, авторитет которого среди янычар и знати десятки лет оставался непререкаем. Не был любим Дели и своим народом. А его невесте недоставало ума, в отличие от Хюррем. Хюмашах от скуки частенько выходила на балкон и глазела на толпу, собравшуюся на площади. Невеста султана хоть и закрывала лицо, но ее все уже успели хорошенько рассмотреть и осудить.
Стоя на балконе, она, бывало, махала кому-нибудь рукой, увешанной золотыми браслетами. Иногда Хюмашах смеялась, и этот ее беспечный смех разбивался о каменные плиты, будто стекло, осколки которого больно резали живущих в нужде людей, которых обложили непомерным и глупым налогом.
– Беспутная! – плевались люди в сторону балкона, где, закутанная в соболя, стояла султанская невеста. – Вертихвостка!
Один из вернувшихся из похода пашей без обиняков заявил, что падишах обезумел.
– Где я возьму ему соболей? – кричал он, стоя на площади и собрав вокруг себя толпу. – С войны я привез только запах пороха и раны! Все мы бедствуем, пока наш султан забавляется! Скоро в Стамбуле не станет хлеба! Море замерзнет, либо венецианцы заблокируют пролив! Мы проиграли эту войну! Люди, посмотрите на меня! Я был под стенами Кандии! Я не привез оттуда богатой добычи, но я привез вам правду! Наш султан дурак, люди!
Пашу унесли на руках, а Кёсем-султан, узнав об этом случае, довольно улыбнулась. Меж тем подготовка к свадьбе шла своим чередом. Хюмашах заявила падишаху, что больше не хочет ждать, и он срочно созвал Диван.
Ибрагим решил дать своей невесте невиданный махр, то есть выделить ей имущество, которое останется Хюмашах навсегда, станет ли она вдовой или султан с ней разведется: годовую казну целой провинции! Бледный от страха Ахмед-паша, Великий визирь, предложил отдать Хюмашах все налоги, собранные за год в Египте. Один из визирей не выдержав такого расточительства, заявил в сердцах, что если султан не передумает жениться, ему придется разорить свой народ. И был тут же казнен. Остальные промолчали, но затаились. Эта свадьба вполне могла прикончить империю, где авторитет верховной власти рухнул из-за прихоти правителя.
Ибрагим же принял молчание Дивана как согласие и потребовал, чтобы каждый из визирей прислал в подарок его невесте по юной красивой рабыне-девственнице и по большому алмазу.
О том, что произошло на Совете, в подробностях доложили Кёсем-султан. Она срочно вызвала к себе Башкадын Турхан-султан. Та сочла благоразумным на время притихнуть и не отпускала от себя Мехмеда. Сначала Шекер Пара, теперь девчонка, на которой Ибрагим вдруг решил жениться. Турхан это не понравилось. Она тоже знала историю Хюррем, которой удалось убрать с дороги законного наследника престола, старшего шехзаде Мустафу.
– Как здоровье Мехмеда, Турхан? – первым делом спросила Валиде.
– Шехзаде здоров и усердно занимается, – сухо сказала Башкадын.
– Тебе придется выбирать: либо ты станешь матерью правящего султана, либо отправишься в ссылку.
– Но Мехмед – наследник!
– У законной жены Ибрагима наверняка родятся дети. Вспомни, как мой сын чуть не убил Мехмеда! Чью сторону ты примешь, мою или мужа, который давно тебя не любит? – Кёсем-султан не мигая уставилась на сноху.
Турхан прекрасно понимала, чего ей будет стоить каждое ее слово. Настало время выбирать.
– Я поддержу вас, Валиде, – еле слышно сказала она.
Кёсем-султан удовлетворенно кивнула. Вопрос с наследником был решен. Пришло время действовать. Она не стала мешать сыну готовиться к свадьбе, это отвлекает его от государственных дел. А не занимаясь ими, потеряешь связь со всеми, у кого есть влияние на армию и народ. Ибрагим сам выроет себе могилу, не надо ему мешать.
…Ночной Стамбул был не лучшим местом для прогулок: с наступлением темноты жизнь в нем замирала. Узкие извилистые улочки, которым, казалось, не видно конца, были полны нечистот, а когда небо сплошь затягивало тучами, в городе становилось так темно, что легко было и заблудиться в нем и угодить в какую-нибудь выгребную яму.
Вымощены эти улочки были скверно, или не вымощены вообще, идя по ним после дождя, можно было по щиколотку увязнуть в грязи, а проехать совсем невозможно.
Блистательная Порта при ближайшем рассмотрении оказывалась грязным унылым городом, где одноэтажные деревянные дома теснились не только на окраинах, но и в центре, и строение с каменным цоколем, да еще выше сорока локтей, заметно выделялось. По-настоящему пригодна для езды была одна только улица, та, по которой кортеж султана отправлялся в Эдирне. По обе ее стороны возвышались самые красивые мечети, а дорога была ровной и относительно прямой.
Но самые известные стамбульские притоны обосновались, разумеется, не здесь, а в порту и на окраинах, в самой что ни на есть клоаке. Их замаскировывали под прачечные, но мужчины-то прекрасно знали, какое «белье» здесь стирают!
Эта ночь была морозной и светлой, так что Исмаил без труда добрался от дворца Паргалы в один из таких притонов. Его встретили радостно, особенно девушки, которые любили Исмаила за щедрость, а главное, за красоту. За ночь с ним они бились, выдирая друг другу волосы и наставляя синяков, и безумно ревновали, когда Исмаил выбирал кого-нибудь из новеньких. Но девушки быстро мирились, жизнь научила их легко относиться и к любви, и к смерти. Драки в борделях случались часто, и убивали здесь охотно и много. Ведь лучшего места для сведения счетов не найти.
– Проходите, эфенди, заждались вас, – радушно сказал хозяин, мигом освободив для важного гостя лучшее место в своем заведении. И шепнул: – Есть новые девочки, вам понравятся.
Исмаил оглядел полутемную просторную комнату с нависшим закопченным потолком, где веселье было в разгаре. Гости присматривали среди призывно звенящих браслетами и поясами танцовщиц девушку на ночь. Одна Исмаилу приглянулась, и он бесцеремонно схватил светловолосую красотку за руку:
– Иди сюда, – и усадил ее к себе на колени.
– Девушка пойдет со мной! – мигом вспылил огромный усатый матрос. По-турецки он говорил с заметным акцентом. – Я ее первый присмотрел, и она была согласна!
– Она передумала, – Исмаил провел пальцем по обнаженной чуть ли не до сосков пышной груди. Танцовщица изогнулась и бросила на него манящий взгляд. Она была из новеньких, Исмаил еще ни разу ее не видел. – Как тебя зовут? – спросил он.
– Катерина, – белозубо улыбнулась девчонка. Красивый господин с его умелыми ласками ей понравился, в отличие от неотесанного матроса, который к тому же был ужасно одет и вонял.
– Хороший выбор, эфенди, – кивнул хозяин.
– Я плачу вдвое! – матрос был сильно пьян. Он покачнулся и швырнул на стол несколько монет, которые,
