поняла, что это для нас обоих будет упражнение в фрустрации. Стала тут подбирать сиделку-компаньонку…
– Ты ему об этом говорила?
– Нет, потому что он бы отверг саму идею в корне. Но когда я кого-нибудь найду…
– Больше не ищи. – Эдриен села на подлокотник дивана, напоминая себе, что злиться нет смысла. Обычно мать так и делала – проблему или неудобство забрасывала деньгами. Плюс в этом тот, что она пытается что-то сделать. – У него не болезнь, у него горе. Сиделка ему не нужна, а нужна ему я. Тем более что это и в другую сторону работает. Я хочу быть здесь, и не только чтобы за ним ухаживать. Я хочу жить в доме нашей семьи. Чем тебе это не нравится?
– Мне не нравится видеть, как ты жмешь на тормоза, когда твоя карьера только набирает ход. У тебя есть талант.
– И я буду пользоваться им и дальше.
– В этом старом доме на окраине захолустного городишки?
– Именно. И на веранде, на заднем дворе, в парке, на деревенской площади. У меня полно идей. У нас корень работы не изменился, мам, но растет в две разных стороны.
– «Новое поколение» все еще под зонтиком «Йога-беби».
Тут уже Эдриен приподняла брови.
– Верно. И если мой переезд заставляет тебя передумать на эту тему, можем сказать юристам, чтобы организовали раздел.
– Да перестань ты… – Лина прервалась, отвернулась от экрана, и Эдриен видела, как она старается взять себя в руки. – Я хочу сказать, что тут не только чувства, но и бизнес, стиль жизни. В бизнесе требуется практичность, а не только инновации. Не только у тебя прилив эмоций. Она была мне матерью. – Еще один глубокий вдох, и Лина повернулась лицом к экрану. – Она была мне матерью.
– Я знаю. Ты права. – Горе Лины Эдриен видела так же явственно, как ощущала свое. – И я должна была тебя предупредить заранее, и по личным, и по деловым соображениям. Не подумала. Просто не подумала, и прости меня за это. Давай сделаем так: если после этого переезда все получится не так, как я думаю, мы с тобой его пересмотрим.
– Под «пересмотрим» ты имеешь в виду реально посоветоваться со мной, с Гарри, со всей командой?
– Да.
– Ладно. – Она снова отвлеклась от экрана: – Да-да, еще две минуты! Эдриен, я желаю тебе успеха.
– Я это знаю.
– Мне пора. Папе скажи… скажи, что я скоро позвоню ему.
– Скажу.
Разговор закончился. Эдриен опустились на диван. Да, она сделала ошибку, не сказав матери о своем решении. И хоть убей, она не могла понять, просто забыла или на каком-то подсознательном уровне поступила так намеренно.
Что сделано, то сделано. И раз уж она так поступила, то и Лина, и все прочие увидят, что поступила она правильно и в нужный момент.
Теперь осталось сделать так, чтобы это оказалось правдой.
Северная Калифорния
Обычный такой рассветный турист-пешеход. Маскировка стала для него и искусством, и развлечением. Каньон отзывался гулкой тишиной – только иногда доносился крик ястреба или орла.
Хищники, вызывающие восхищение.
Та, которая не доживет до следующего рассвета, ходит здесь дважды в неделю. Трижды, если получается, но два раза – это как часы.
Время ее одиночества, время общения с природой, время настройки тела и души.
Так она писала в блоге.
Охота, составление плана – это было чистейшее удовольствие. Поездка – неотъемлемая часть той жизни, что он вел, – предлагала массу возможностей.
Новая обстановка, новые звуки. Новая добыча.
И вот с точностью часового механизма появилась она. Широко шагает в туристских ботинках, в ярко-розовой бейсболке, крашеные блондинистые волосы хвостом в проеме бейсболки. Солнечные очки, бриджи.
Одна.
Нарочитая хромота, гримаса боли – она обратила внимание.
– С вами все в порядке?
Взмах руки, мужественная, слегка искаженная болью улыбка. Голос слабый, тихий.
– Слегка вот ногу подвернул. По-дурацки.
Еще шаг с легкой хромотой.
Это она протянула руку помочь?
Нож гладко вошел в живот. У нее рот открылся в изумленном «О», которое могло бы стать криком, но нет, эти восхитительные звуки издал нож, когда его вытащили и всадили вновь.
Когда она упала, очки соскользнули с лица.
Сувениры! Солнечные очки, спортивные часы, футляр с ключами – и конечно же, традиционное фото.
Впитывалась в землю кровь, кружился и кричал наверху коршун.
Вычеркнув очередную строчку из списка, охотник уходил быстрым шагом. И думал о новом стихотворении даже сейчас, снова ложась на курс, ведущий к Эдриен Риццо.
Работа не ждет. Рассчитать заход на следующую цель.
Через три дня Эдриен снова ездила по делам – на этот раз с полновесным посещением бакалеи, поскольку ожидался приезд Тиши с семьей. Эдриен забрала пачку почты из нового почтового ящика, который указала в блоге, на своей веб-странице и в социальных сетях, и заехала к флористу за свежими цветами.
Дуом помог ей убрать продукты – и это она сочла хорошим знаком. Они поели греческий салат, и за едой Эдриен пересказала слышанные в городе сплетни.
Когда он засмеялся, засмеялся по-настоящему, у нее к горлу подступили слезы счастья.
Почту она стала разбирать только к концу дня. И тут же увидела, что ее поэт ее нашел.
Ты от меня желаешь скрыться?
Ну, что ж, беги, я не спешу.
Но я найду тебя, как крысу,
И словно крысу, придушу.
С почтовым штемпелем Балтимора на этот раз, отметила Эдриен, и подумала: слишком близко.
Но она знала, что штемпель ничего не значит. Письма приходили в последние десять лет со всей страны.
Да, но всегда в феврале.
Значит, ее ход всполошил не только мать, но еще и этого ее поэтического сталкера. Получается, надо будет сообщить местной полиции – потому что надо быть разумной. И поставить в известность Гарри и – хотя это и неприятно – деда тоже.
И просто для надежности (потому что надо заботиться еще и о Дуоме) стоит усилить охранную систему.
И у нее были на эту тему кое-какие идеи.
Как только Тиша подъехала к дому, Эдриен выбежала ей навстречу. Обрадованный Дуом не слишком от нее отстал, отметила она с радостью. Заключив Тишу в объятия, Эдриен крепко ее стиснула.
– Приехала наконец! Давай сюда мальчика! Монро, привет!
– Тебе привет, красотка!
Высокий, тощий, недопустимо красивый, он наклонился к заднему сиденью отстегнуть Финеаса.
У папы Финеаса кожа была на пару оттенков темнее маминой, на голове короткие дреды, очень сексуальные шоколадные глаза
