Куда он пойдет? К родителям? Там и вдвоем не повернуться. Господи, у него даже нет возможности снять себе приличное жилье. На его зарплату можно снять разве что какую-нибудь развалюху.
– Гера, – Дарья робко вошла в комнату. – Не уходи. Я… не буду тебе мешать. Ну куда ты пойдешь?
Ей так захотелось, чтобы он остался, и она варила бы ему картошку и жарила мясо, как он любит, и пусть бы они молчали, словно чужие, но он приходил бы по вечерам, а она бы его ждала. Если бы Дарья хоть чуть-чуть была уверена, что может его остановить, она, наверное, бросилась бы ему в ноги. Но она знала, что ничего изменить уже нельзя.
– В общежитие пока. – Он уже застегивал сумку. – Помнишь, я тебе рассказывал, что у нас при заводе общежитие есть? Я там договорился.
Белье и рубашки были сунуты комом, ей хотелось сложить их аккуратно, но она не посмела.
– Скажи пока Олегу, что я в Балашихе.
В Балашихе располагался второй завод, то ли их филиал, то ли какой-то смежный. Георгий часто туда ездил, если там что-то ломалось, а ломалось что-то постоянно. Раньше ее это ужасно раздражало.
Она хотела что-то сказать, но он попросил, остановившись рядом:
– Потом, Даша.
Она кивнула, понимая, что он ни о чем сейчас говорить не в состоянии. У него больше нет дома, его никто нигде не ждал, ему теперь незачем следить, чтобы не опустел холодильник, и он не знает, как ему дальше жить. Дарья украдкой косилась на мужа и вдруг увидела, как он постарел. Почему-то раньше она не замечала, какие седые у него виски и какие глубокие морщины на лбу. Он уже давно не был лохматым Геркой, называвшим ее Дарием, а она и не заметила, когда он превратился в немолодого уставшего мужчину.
Ей надо так много успеть ему сказать… Что она всегда будет его ждать, что без него ей не нужны ни деньги, ни отдых за границей, ни вожделенное положение неработающей женщины – все то, чего она так яростно от него добивалась.
– Гера, ты меня любил? – тихо спросила Дарья.
– Я тебя и сейчас люблю.
Дарья смотрела, как он одевается, и ей казалось, что не только мышцы, но и мысли сводит холодная судорога и она уже никогда больше не сможет ни мыслить, ни двигаться.
Она смотрела на захлопнувшуюся дверь, не замечая, что совсем стемнело, и боялась, что придет Олег и ей придется с ним разговаривать. Она никого не хотела сейчас видеть, даже собственного сына.
Вершинин ждал Наташу, остановившись у входа в офисное здание. Сегодня подписали все акты сдачи-приемки, никаких замечаний у заказчика не было, в установке он был абсолютно уверен: он сам, как обычно, пунктуально провел все возможные тесты и теперь был полон приятной гордости. Они сделали отличную работу.
Он ждал Наташу и думал о том, что хорошо бы вымыть машину. Самому ему все равно, торчать на мойке он терпеть не мог, а вот Наташе ездить в грязной машине наверняка неприятно. Потом подумал о том, что чистой машина останется недолго, очень уж погода не радует, но вымыть все-таки необходимо, чтобы не переживать по этому поводу.
И еще нужно купить Наташе телефон, решил Вершинин. Без связи плохо. Тут он расстроился, что не сообразил этого раньше, вполне мог заехать в какой-нибудь «Связной» и теперь сидел бы с подарком в кармане. Куплю самый навороченный, решил он. Достал бумажник, пересчитал купюры. На навороченный, пожалуй, может и не хватить. Нужно бы сбегать к банкомату – он был совсем рядом, но Вадим боялся пропустить Наташу.
Тут ему захотелось купить ей что-нибудь еще, чему она обрадовалась бы, только не представлял, что именно. Он вообще плохо представлял, что дарят женщинам. Кроме цветов, конечно. Духи? Тут можно не угадать, не факт, что они ей понравятся. Впрочем, если купить самые дорогие, наверное, понравятся. Точно, он купит ей самый дорогой телефон и самые дорогие духи. Французские. Он откуда-то знал, что лучшие парфюмеры – французы.
Подарки Вершинин покупал редко. Девушкам, как правило, дарил цветы. Впрочем, девушек у него было немного, и они сменяли друг друга, не оставляя в душе практически никакого следа. Вот в последний год Танечка была. Впрочем, соседку «девушкой» считать было нельзя – слава богу, до постели у них не дошло, не иначе как ангел-хранитель постарался.
Зое Вершинин дарил в основном всякую бытовую технику: новый телевизор, компьютер. Выбирал не дешевые, и тетка ругалась, но он не слушал. Впрочем, она тоже покупала ему дорогие подарки, как правило, какой-нибудь антиквариат, абсолютно ему ненужный. Вершинин подозревал, что она таким образом создает ему некоторый финансовый задел – антиквариат в цене только растет, если что случится, всегда можно продать.
Бабушке Вершинин почти ничего не дарил – денег тогда у молодого Вадима практически не имелось. А когда он был совсем маленьким, непонятно, как вообще они выжили. Зарплату деду не платили месяцами, да и зарплата профессора тогда была такая, что анекдоты про нее рассказывали. А двух пенсий на трех человек еле-еле хватало. Даже не на трех – на четырех, потому что мать практически не работала, и бабушка покупала ей продукты. Мать, размазывая слезы, просила денег, уверяла, что вот-вот получит очередной гонорар, но бабушка проявляла железную твердость – только продукты. Зоя все пыталась пристроить мать то в одно издательство, то в другое, но та нигде не задерживалась дольше чем на несколько месяцев. Кто станет держать пьяницу, если нормальных редакторов пруд пруди?
Сейчас Вершинин запоздало жалел, что первые свои значительные, по его понятиям, деньги тратил на себя. Тогда он не знал, что скоро не станет ни деда, ни бабушки.
Он смотрел на высокое здание, наблюдал, как появляются из стеклянных дверей люди, и удивлялся, что совсем не раздражается из-за ожидания. Вообще-то ждать он не любил, просто терпеть не мог, даже на автобусных остановках дольше пяти минут не стоял – предпочитал пешком идти, если, конечно, можно было дойти пешком.
Что уже совсем стемнело, он обнаружил как-то внезапно. И сразу, как и вчера, мгновенно навалился мутный страх. Половина восьмого, Наташа давно должна была выйти. Конечно, они не договаривались встретиться вечером, но он чувствовал – что-то случилось.
Страх слегка отпустил, только когда он очутился около Наташиного подъезда и увидел свет в ее окнах. Взлетев на четвертый этаж, жал на кнопку звонка, пока она не отперла дверь. Целая и невредимая.
Он не понял, как получилось, что он прижал ее к себе так крепко, как будто боялся снова потерять, и уткнулся лицом в пахнущие чем-то неуловимым волосы. Он даже не заметил, обняла ли она его тоже, это было неважно. Главное, что она здесь, перед ним. Живая.
– Что случилось? – Он слегка отодвинул ее и заглянул в глаза.
– Я знаю, кто в меня стрелял. Вернее, мог стрелять. То есть я предполагаю, но не уверена.
Он пришел, и все утренние переживания показались Наташе совсем неважными. Сейчас ей не было дела ни до кого, кроме них двоих.
– Раздевайся. – Городской телефон зазвонил так неожиданно, что она ошарашенно замерла. – Ой, это, наверное, мама. А я и забыла, что они сегодня возвращаются.
– Таша, почему ты спросила про Зинаиду? – с ходу спросила мама.
– Вы… что-то узнали?
– Да. Приезжай!
Когда мама говорила таким тоном, спорить было бесполезно, она умела настоять на своем.
– Может, завтра? – осторожно предложила Наташа.
– Нет. Приезжай, Таша.
– Я была права, – положив трубку, грустно сказала Наташа, – тетка Зинаида умерла.
– Надо ехать? – Он так и стоял в прихожей, только куртку расстегнул.
Она кивнула.
– Куда?
– Недалеко. В Богородское.
Он пожалел, что ехать придется недолго. Ему не хотелось с ней расставаться, и Вадим абсолютно не представлял, чем занять вечер, словно еще совсем недавно, когда он ее не знал, у него не было одиноких вечеров. Сейчас ему казалось нереальным, что он любил свои одинокие вечера и злился, если Танечка нарушала его одиночество.
– Ты ее любила? Тетку эту?
– Я ее не знала почти. Один раз видела, когда совсем маленькая была. Она в Стасове жила. Это городок такой маленький.
Наташа быстро оделась, и он уже через несколько минут осторожно выехал из двора. Пробок почти не было, и Вершинин впервые пожалел об этом.
– А что там насчет стрельбы?
– Сегодня на нашу фирму налоговая наехала. Вроде бы. А я мужика этого, из налоговой, который к нам приперся, недавно видела в ресторане с Выдриным, это наш замдиректора. И он, Выдрин в смысле, тоже меня видел, но сделал вид, что не заметил.
Ему очень не понравилось, что она была с кем-то в ресторане.
– Подожди. Давай по порядку. Что значит вроде бы наехала?
– Это значит, что Юля – моя подруга – предполагает, что мужик из налоговой хотел фирму прикрыть, и если бы, – она чуть запнулась, – Петра Михалыча не было, он бы ее и прикрыл. Ну, счета арестовал бы или еще что… То-то Сапрыкину Дарья, это наш бухгалтер, вчера все названивала, если ты заметил.
– Я заметил, – подтвердил Вадим.
