просто должны были уйти.
— Ты никогда не должен вредить людям, — напомнила Грейс.
— Я знаю! — согласился Шелдон. — Поэтому и попросил прогнать их, но не трогать.
— А как ты почувствовал их злость? Нехорошие мысли?
Шелдон смутился, лицо его скривилось, как от головной боли. Грейс погладила его ладонь, нежную, мягкую, как у ребенка. Напряженные плечи Шелдона опустились.
— Они несли оружие. Металл, дерево. Я помню, как почувствовал холод. Я стоял позади них и видел, как они улыбаются. Зло улыбаются. Никто так не улыбается. Это неправильная улыбка… Они говорили о чем-то, чего я не знаю. Но я понял, что говорят о плохом. Они держали оружие в рюкзаках. Оно было тяжелое, большое. Не для их ладоней. Они ведь совсем дети.
Шелдон замялся. Судорожно выдохнул и на мгновение словно забыл, как сделать новый вдох.
— Дыши, дыши. Все хорошо, — тихо повторяла Грейс и гладила его по руке.
Он послушался. Шелдон мог понять любую просьбу буквально. В его присутствии со словами приходилось обращаться с предельной аккуратностью.
— Спасибо, Грейс. Я дышу, — сказал Шелдон и счастливо улыбнулся.
Грейс протянула руку и аккуратно, почти не касаясь, погладила парня по голове. Волосы у него мягкие, легкие, влажные, будто сотканные из дождевого ветра. Такие же, как и весь Шелдон. Невесомые, бестелесные, существующие скорее в глазах смотрящего, чем на самом деле. В тусклом свете огня, уже начинавшего потухать, в тени Грейс, в окружении темной мебели, бледный Шелдон, казалось, испускал тусклый свет и только поэтому был еще заметен.
Грейс улыбнулась. Он и правда похож на упавшую звезду.
— Ты большой молодец. Ты все правильно сделал. Ты защитил дом, воду, всех нас. Оружие — это плохо. Это всегда плохо. Оружия быть не должно, так ведь?
— Да, Грейс. Оружия у людей быть не должно.
— Даже у тех, кто охотится на животных?
— Животных? — задумался Шелдон.
— Подумай, не везде ведь есть магазины. Кто-то охотится, чтобы не умереть от голода.
— Не везде, но магазины — это продукт общества. Они дают нам химическую еду, а мы сходим с ума. — Он замялся, закусил губу, поморгал, а потом заключил: — Нет, оружия быть не должно. Можно не убивать, но все равно жить. Так надо.
Грейс улыбнулась.
— Если бы ты мог, ты бы отобрал у людей оружие?
— У всех. — Шелдон вновь улыбнулся, но быстро смутился и посерел. — Но я только вижу всех. Некоторых людей я не чувствую.
— Кого?
Шелдон провел второй ладонью по впалой щеке. Казалось, ни одна подушечка пальца так и не коснулась прохладной кожи. Взгляд его блуждал по дыркам ковра на полу.
— Я чувствую почти всех людей. Люди несложные. Их мысли написаны на лицах. Особенно на тех, кто думает, что может спрятаться. Но я тебя вижу. Их — чувствую. Тебя — вижу.
— А сейчас? — Грейс чуть сильнее сдавила его ладонь. — Ты меня сейчас чувствуешь?
Шелдон закрыл глаза. Грудь, обтянутая кожей клетка ребер, оставалась практически неподвижной. Сложно понять, дышал ли он.
— Нет. Не чувствую, — вздохнул Шелдон. — Вижу и ощущаю. Но не чувствую… Ты обиделась? Я сделал что-то неправильно?
— Нет, Шелдон, все хорошо. Ты большой молодец. — Грейс улыбнулась не только губами, но и взглядом. — А почему ты не чувствуешь меня?
Сердце Шелдона билось громко. Кажется, уже в районе горла.
— Я… я не знаю, Грейс. Может, и не чувствую. Не понимаю. Но я не боюсь не чувствовать тебя. Ты — друг. — Он улыбнулся. — У тебя сильная душа, сильнее моей, сильнее нашей. Здесь я вижу каждого, кроме тебя. Но это хорошо. Его я тоже не чувствую, только вижу и слышу. Поэтому Он выбрал тебя. Ты ведь сильная, ты можешь гордиться собой… Ты же годишься собой, Грейс?
— Конечно, Шелдон. Конечно я горжусь собой.
Они вновь замолчали.
Дышать становилось тяжело. Дом давил стенами и сжимал в тисках пыльных штор, скрывавших солнечный свет. Дом забирал мимолетные шорохи разложенными по всем комнатам коврами. Дом запирал секреты и запечатывал под трухлявыми полами. Дом не впускал в себя ни единого лесного голоса закрытыми окнами. Дом умер. В узком, почти незаметном лучике солнечного света, пробившегося сквозь дыру в шторе, не кружилась пыль. Луч был чист и холоден. Его совсем не хотелось ловить.
Шелдон смотрел на ладони Грейс и, казалось, совсем забыл о том, что они прежде разговаривали.
— Тебе нравится здесь? — начала разговор Грейс.
— Да, здесь замечательно! — оживился Шелдон и быстро ответил, не дав Грейс ничего добавить.
Она улыбнулась.
— А ты знаешь, где конкретно сейчас находишься?
— Я дома.
— Дом же в другом месте, помнишь? Там много воды. Там все совсем другое.
— Я везде дома, — сказал Шелдон. В его невинных глазах измученного ребенка мелькнуло что-то похожее на счастье.
— А где находится дом?
— Дом в безопасности. Там, где есть семья, там — безопасность.
— А почему тебе не нравился город? Там ведь тоже была семья.
— Там не было жизни. Только смерть, — сказал он, а потом как-то огляделся, чуть пододвинулся, поманил Грейс к себе и прошептал, распахнув глаза и приблизившись к ее лицу так, что они почти стукнулись носами. — Знаешь, ведь там все провоняло мертвечиной! Там везде кости! У них на главной площади людям головы отрубали, а потом в ящик скидывали! Я их чувствовал! — Он отвернулся, снова скрючился и прошептал уже с отчаянием. — Там люди ходят по костям, мамочка, они ходят по костям!
Грейс встала с кресла, не выпустив ладони из своих, и села рядом с ним. Диван, прежде даже не прогибавшийся под тощим телом парня, противно скрипнул.
Шелдон поморщился от резкого шума. Лицо окрасилось оранжевым светом огня, скукожилось, огромные глаза зажмурились. Грейс погладила его по плечу.
— Ты не виноват. Мы не должны переживать за то, что не можем изменить.
— Я понимаю. Просто не хочу принимать такое.
Грейс кивнула, погладила его по руке и тихо спросила:
— Скажи, Шелдон, а ты не
