пытался найти Иглановой замену!»
И лишь потом я обратил внимание на дату на письме. Десять дней… Значит, оно было написано до убийства Эллы Саттон.
Последний вечер стал полным триумфом. Касса сообщила, что мы побили все предыдущие рекорды постановок в Метрополитен-опера, публика была в полном восторге, заглушая музыку непрерывными овациями в честь звезд, которые — должен это отметить — танцевали лучше обычного. Если зрители и были разочарованы, что трос в «Затмении» не оборвался, то не подали виду. Зато по окончании балета Джейн вызывали восемь раз. «Лебединое озеро» прошло просто великолепно, несмотря на ветеранов, которые все-таки бросили на сцену парочку шутих и газовую бомбу. Та, к счастью, не взорвалась.
После того как зрители покинули театр, русскими участниками труппы было выпито за кулисами невероятное количество водки… Те, кто родился в Европе, и их поклонники пили не меньше. Посреди декораций и груд костюмов все пели, смеялись и пили. Игланова напилась в стельку и громко кричала, смеялась и плакала на какой-то немыслимой смеси русского и английского.
Мы с Джейн уехали довольно рано. Мистер Уошберн поймал нас в дверях и великодушно предоставил мне на завтра отдых. Однако Джейн следовало к половине четвертого явиться на репетицию с Уилбуром.
Утро мы провели в постели за чтением газет и разговорами по телефону со знакомыми артистами, которые тоже проводили утро в постели в различных комбинациях. Все было очень мило, похоже на большую семью, и никакие серьезные распри не портили нашего благодушного настроения.
Никто из нас не мог пройти мимо того факта, что расследование закончено и что Глисон должен исчезнуть из нашей жизни.
— Однако, — как сказала Джейн по телефону весьма профессиональным тоном одному из солистов, греческому богу с голосом Бетт Девис, — где мы теперь найдем другого такого же прекрасного дирижера, как Майлс?
— Думаю, Голд справляется неплохо, — заметил я, когда она повесила трубку и уселась рядом на постели, скрестив ноги и лениво пощипывая мой живот в попытках найти заметную складку, чтобы немедленно на это посетовать. Джейн все время твердила, что я слишком мало уделяю внимания упражнениям. Однако я возражал: зачем мне это делать, если я могу есть все подряд и оставаться таким же стройным? Вот она непрерывно упражняется, ест как цыпленок и все равно должна постоянно следить за весом.
— Тебе-то не приходится за ним следить, — как-то не совсем к месту заметила она и глубоко вздохнула, выгнув вперед грудную клетку и высоко задрав подбородок; при этом ее груди двигались как единое целое, а не дрожали, как желе, как большая часть грудей в этом возрасте.
Я заворчал и сбросил ее руку с живота: в этот момент я прочитал о нашей труппе на двадцать седьмой странице «Глоуб»: «Умер муж убитой балерины… Подозревается в убийстве». После этого на двадцать восьмой странице была напечатана без фотографии беседа с Глисоном.
— Уже хорошо и то, что все это не на первой полосе, — заметил я.
— Не говори таких вещей, а то тебя выбросят из гильдии агентов по связи с прессой, или как называется та штука, что делает людей не такими, какие они есть.
— Молчи, стервозная богиня.
— Кто-кто?
— Подлая зазнавшаяся штучка, которая делает таких людей, как я… профессиональными лгунами, трубадурами бронзовых идолов на глиняных ногах.
— Ох, заткнись. Посмотри, не написал ли о нас чего-нибудь Джон Мартин в «Таймс»?
— Он пишет, что Большой балет Санкт-Петербурга на следующей неделе покидает город, отправляясь в пятимесячное турне.
Она выхватила у меня «Таймс» и внимательнейшим образом прочитала балетную колонку. Так читать умеет только балерина, пытающаяся разыскать о себе хороший отзыв.
— Как всегда, назойливая реклама Иглановой, — язвительно заметила Джейн.
— Что поделаешь, в свое время многие из них были ей обязаны.
— Но разве не прекрасно было бы — уйди она добровольно на покой? — заметила моя великодушная подружка.
— Зачем ей это? Она будет несчастна. Не будет же она учить других? Думаю, пожилая женщина должна вести себя именно таким образом… стараться занимать заметное место в обществе.
Джейн нахмурилась.
— Нам всем так трудно с ней… Она всех тянет назад…
Я фыркнул.
— Вы только послушайте! Всего неделю назад ты была одним из паршивых маленьких лебедей и бегала по сцене с тремя подружками, а теперь уже думаешь, как занять место Иглановой.
Одним непрерывным плавным движением, как заметил бы критик, пишущий о балете, Джейн Гарден нанесла мне сокрушительный удар подушкой. После короткой борьбы я наконец-то с нею совладал… хотя не без труда: она была девицей крупной и, несмотря на великолепную шелковистую кожу, состояла из сплошных мышц.
— Это неправда! — с трудом выдохнула она, ее волосы разметались по подушке, к которой я крепко прижал ее спину.
— Зазнайство… вот что это такое.
— Каждая балерина думает точно так же. Спроси любую…
— Ужасная компания… самонадеянные, бесталанные.
— О! — она выскользнула из-под меня и, тяжело дыша, уселась на кровати, откидывая волосы, закрывшие лицо.
— Меня бы ничуть не удивило, если бы ты убила Эллу, чтобы занять ее место.
Джейн мрачно рассмеялась.
— Нет нужды объяснять тебе, что наша труппа построена по кастовой системе. До того как погибла Элла, я была седьмой по счету.
— Но теперь стала второй, потому что знала: если Элла уйдет со сцены, я постараюсь, чтобы ты заняла ее место.
— Все очень здорово сработано, — довольно улыбнулась Джейн.
— У тебя просто нет совести.
— Совершенно верно. Особенно сейчас, когда дело закрыто.
— Ты не боялась, что тебя поймают?
— Ну, если говорить серьезно, я никогда не чувствовала себя так плохо, как после смерти Майлса.
— Почему?
— Видишь ли, милый, я была там.
— Там?
— Я видела его примерно за час до смерти… заезжала к нему перед приемом.
— Господи! — Я сел и уставился на нее: — Ты рассказала об этом Глисону?
— Нет, не стала… Думаю, я испугалась.
— Дуреха… — я встревожился. — Ты же знаешь, что за домом следили, следили днем и ночью! Ты вошла с главного входа?
— Вошла я… Ну конечно. Так ты думаешь…
— Он знает, что ты там была и не сказала на допросе. Как по-твоему, какой вывод он может из этого сделать?
— Но… Ведь Майлс все сделал сам, не так ли? Ведь дело закрыто? — тихо спросила она.
Иногда мне кажется, что у балерин ума меньше, чем у среднего растения.
— Я не знаю, знает ли об этом Глисон и что считает по этому поводу полиция. У меня такое чувство, что не знает, но
