Но пока брошенным оказался он. Второй раз Григорий Маразли испытал горе потери в Париже, и этот великий город, в который он некогда был влюблен, сделался ему невыносим.
Он немедленно уехал в Россию — и оказался в Одессе как раз в тот день, когда она встречала нового городского голову. Перехватив взгляд Марии Васильевны Воронцовой, Григорий Маразли понял, что у него появилась новая королева.
* * *
Алёна открыла глаза и некоторое время смотрела прямо перед собой, пытаясь понять, где она и что с ней. Такие провалы в памяти иногда случались у нее среди ночи, которую приходилось провести в незнакомом месте. Как правило, ощущение реальности возвращалось быстро. Но сейчас она тупо водила глазами по какой-то странной комнатке овальной формы, с круглыми окошками, очень тесной, с привинченными к полу столиком, креслами и плотно закрытыми встроенными шкафами, из одного из которых лилась тихая музыка… видимо, там находился проигрыватель.
К изумлению Алёны, музыка оказалась знакома ей. Еще бы! Это ведь была танговская музыка, но не классика, а современное электронное танго или танго-нуэво: «Zitarossa» группы «Bajofondo Tango Club». Впрочем, «Zitarossa» появилось уже лет пять назад, так что его вполне можно было тоже называть классикой — классикой нуэво. Вот такой оксюморон!
Как только мысли Алёны повернули в сторону танго и лингвистики, память мгновенно прояснилась, и она поняла, где находится. На яхте с поэтическим названием «Летящее сердце»! Турецкий вариант названия она не вспомнила бы ни за какие коврижки, да и надобности в этом не было.
События, которые предшествовали ее феерическому проникновению на эту яхту, тоже вспомнились.
Алёна покосилась на свое тело и обнаружила, что оно по-прежнему облачено в голубой купальник. Судя по тому, что он был еще сырым, в беспамятстве она провела не так уж много времени. Алёна также обнаружила, что лежит она на махровой простыне, которая постелена на полукруглый диван, занимавший всю длину стены этой довольно странной комнаты.
— Отлично, — раздался голос… знакомый Алёне голос… а потом в поле ее зрения появился высокий мужчина лет сорока, одетый только в шорты.
Это был тот самый мужчина, который вчера на Привозе беседовал с Жорой о бичке, о фронцах, о каком-то гнусавом Доде, о каких-то свадебных колоколах, которые уже почти было зазвенели для него… Этого человека Жора называл Аликом, что ему ужасно не нравилось.
И его же Алёна заметила вчера вечером на милонге. На сей раз он звался Кириллом.
Черт, если бы Алёна не знала совершенно точно, что видит перед собой довольно гнусного типа, вора без чести и совести, Кирилл мог бы ей понравиться. А сейчас о нем можно сказать одно: слишком привлекателен, отлично знает об этом и, по всему видно, привык расточать эту привлекательность направо и налево, совершенно ничего не чувствуя при этом и пользуясь этим, как разменной монетой.
Вон как уставился своими темно-серыми, настороженными глазами, окруженными каймой чрезмерно густых и длинных ресниц, которые куда более уместно смотрелись бы на женском лице, чем на мужском. Конечно, он упивается своей неотразимостью и относится ко всем женщинам с легким — а может, и не очень легким — презрением.
А шуточки насчет его имени вполне понятны. Можно было и вчера догадаться. Кирилл, Кирюха… кирюхами шутливо называют пьяниц, алкоголиков. А иногда их называют аликами. Жора просто-напросто шутил со свойственной ему дубоватостью. И, хоть Алик, в смысле, Кирилл как бы злился, все же, видимо, отношения их с Жорой были весьма дружескими, если в тот же вечер, попав в милицию, он доверил Жоре сопровождать свою даму на милонгу… И сейчас Жора где-то на яхте, Алёна видела его, слышала его голос, когда колыхалась в сетке над палубой. Что же касается дамы…
Насчет дамы тоже все ясно. Вообще Алёне теперь очень многое стало ясно, но главное по-прежнему покрыто тайной, и пока Кирилл сидит напротив и таращится на нее, она ничего не узнает. Как бы спровадить его отсюда? Хотя бы на минуточку? Почти наверняка этот встроенный шкаф, откуда продолжает звучать Bajofondo Tango Club, — тот самый «шкаф с музыкой», о котором говорил Арнольд. И если бы остаться тут одной хоть на минуточку…
— Да вы, я вижу, совсем очнулись, — вдруг сказал Кирилл. — Если женщина начинает уделять такое пристальное внимание окружающей обстановке, значит, пациент скорее жив, чем мертв.
Черт, а он внимателен, оказывается!
— И это хорошо, — продолжал Кирилл. — С живыми незнакомками иметь дело куда приятней, чем с мертвыми. Поскольку вы довольно бесцеремонно оказались на моей яхте, я хотел бы задать вам несколько вопросов. Самых простых. Например, как вас зовут?
У Алёны чуть не сорвалось с языка, мол, мужчина должен представиться первым, как вдруг она сообразила, что это слишком уж смелая реплика для ее роли. Она рискует погубить свой замысел. Ведь она кто? Она женщина, которая отправилась кататься на аквабайке. А очнулась невесть где! Лежащей на диванчике! В обществе незнакомого и не слишком-то одетого мужчины! Правда, мужчина сидел, и совсем даже не рядом с ней, но все-таки… И первым ощущением приличной женщины должно быть не любопытство, а ужас!
Ну, предположим, Алёна не могла бы, положа руку на сердце, назвать себя вполне приличной женщиной, но Кирилл-то об этом не знает!
Поэтому она еще раз обвела взором каюту — на сей раз взор получился максимально испуганным — и ответила, что зовут ее Алёна, но она вообще ничего не понимает: где она находится и как сюда попала?!
— Вы что, ничего не помните? — недоверчиво спросил Кирилл.
— Почему же… я помню, что мне захотелось покататься, что Роман — это аквабайкер, — сочла нужным пояснить Алёна, потому что в ее восприятии слово «роман» всегда имело три значения: мужское имя, любовные отношения и — это во-первых! — тот литературный жанр, который она не без успеха разрабатывала, — вез меня очень лихо и наконец мне самой захотелось порулить байком, я стала перебираться на переднее сиденье, но неловко повернулась и сорвалась в воду. Я отчетливо помню, как падала… а потом — ничего. Где я? И где Ромка?
— Он сбежал, когда мы начали поднимать на борт ваше бесчувственное тело, — сообщил Кирилл.
— Как — сбежал?!
— Да так, ударил по газам и смылся.
— Но где я? На какой борт вы меня поднимали?!
— На борт яхты. Вы на яхте. И я совершенно не знаю, что с вами теперь делать.
Алёна уставилась на него с хорошо разыгранным недоумением:
— Как что делать? Наверное, отправить меня на берег.
— Каким образом?
— Не знаю… на какой-нибудь лодке, шлюпке… не знаю!
— У меня на это нет времени. Я уже собирался сняться с якоря, когда был вынужден заняться вашим спасением. Сейчас с вами все отлично. А потому давайте придумаем план, как вас отсюда отправить.
Настороженность Кирилла и стремление как можно скорее избавиться от незваной гостьи были очевидны.
План, главное дело! Да у Алёны даже не было никакого плана, когда она приняла скоропалительное решение попасть на яхту! А уж как отсюда выбраться — тем паче!
«Сняться с якоря он намеревался», — подумала Алёна неприязненно. И увезти перстень диктатора, вернее, перстень Юлия Матвеевича, туда, где его никто и никогда не найдет! Возможно, он вообще намеревался покинуть украинские и российские территориальные воды. Яхта ведь турецкая, принадлежит какому-то турку. И, судя по тому, что Арнольд говорил о Кирилле, он вполне может принадлежать к тому племени les citoyenes du monde, граждан мира, у которых карманы набиты паспортами разных стран, словно карманы сладкоежки — фантиками.
Алёна даже скользнула взглядом по бедрам Кирилла, словно пыталась высмотреть оные пачки паспортов в карманах его шортов. Предполагаемый le citoyen du monde при этом конвульсивно дернулся и весьма агрессивно спросил:
— Ну так что?
— Ах да, извините, — забормотала Алёна слабым голосом, — вы знаете, я так переволновалась, я вообще ничего не соображаю… какой-то кошмар… понимаете, если бы я умела плавать, я бы легко освободила вас от своего присутствия. Но вся беда в том, что плавать я совершенно не умею и просто-напросто утону, оказавшись за бортом.
— На палубе лежит ваш спасательный жилет, — спокойно сказал Кирилл. — Так что авось не утонете. А до берега тут сущие пустяки, меньше километра. И ветер в ту сторону. Как-нибудь додрейфуете потихоньку.
— Нет! — заорала Алёна с искренним ужасом. — Давайте что-нибудь другое придумаем. Пожалуйста!
— Пожалуйста, — весьма любезным эхом отозвался Кирилл. — Придумывайте. Но поскорей, а то…
И он умолк, пересел в кресло, стоящее довольно далеко от Алёны, и принялся постукивать пальцами по подлокотнику.
— Извините, — простонала Алёна, думая только об одном: как остаться в каюте одной. — А нельзя ли мне чего-нибудь выпить… попить…
