— Попить или выпить? — уточнил Кирилл, поднимаясь с ленивой мужской грацией… а какая у него еще может быть грация, женская, что ли? «И вообще, что это за затасканные метафоры?» — осудила себя Алёна. Однако движения его были действительно необычайно мягки, ленивы и в то же время исполнены силы, словно у дикого животного…
«Ага, ага, — ехидно сказала Алёна сама себе, — вот если бы речь шла сейчас о романе (имеется в виду, конечно, роман как жанр литературы, ничего более!), то твоя авантюрная и порой не в меру чувственная героиня немедленно втюрилась бы в отрицательного героя и изменила бы герою положительному… во всех смыслах положительному, поскольку она уже лежала с ним в постели. А потом Кир… а потом отрицательный герой, с ее помощью избежавший правосудия, уплыл бы на турецкой яхте с очаровательной блондинкой, ради которой он и пошел, собственно, на преступление… да-да, уплыл бы, а героине, которая рыдала на берегу, осталось бы только летящее в небесах сердце — воздушный шарик… и он вдруг р-раз! — и лопнул бы, как лопнули все ее надежды…»
Ах, как бы это было красиво, красиво, красиво! Алёна так залюбовалась собственной выдумкой, что на миг выпала из реальности и была возвращена к ней голосом «отрицательного героя»:
— Ну так как? Попить или выпить?
— Ах да, — спохватилась она. — Если можно, попить. Если можно, апельсиновый сок. И если можно… свежевыжатый, конечно.
Алёна мгновенно рассудила, что любой напиток и любая вода, вплоть до «Перье», могут оказаться в этих вместительных шкафах, а вот апельсины и соковыжималка, скорее всего, окажутся в кухне, то есть, пардон, на камбузе, куда Кириллу придется за ними пойти.
— Ну что ж, если уж быть гостеприимным, то во всем, — сказал покорно Кирилл и двинулся к выходу.
Алёна уже приподнялась было, чтобы, не теряя ни мгновения, сразу после его исчезновения ринуться обыскивать «шкаф с музыкой», как вдруг Кирилл повернулся и, глядя куда-то в угол, сказал:
— Жёра, я выйду на чуток, а ты присмотри за нашей гостьей… чтоб ей опять не стало дурно.
— Авжеж, — раздался басовитый голос, и Алёна с ненавистью подумала, что это слово слишком часто употребляется в Одессе, и ей безумно надоело слышать его снова и снова.
Быкоподобный Жора вылез из глубокого кресла, которого Алёне не было видно с дивана, и перебрался туда, где до этого сидел Кирилл, то есть сел напротив нее.
В этой ситуации шансов осмотреть шкаф у нашей героини имелось примерно столько же, сколько прямо сейчас оказаться в Нижнем Горьком, в собственной квартире на улице Ижорской. Жора не просто «присматривал» за Алёной — он смотрел на нее, не сводя глаз. Фигурально выражаясь, он воткнул свои маленькие глазки в нее — да так и не вынимал их, словно гвоздями приколотил.
— Что вы так на меня уставились? — наконец спросила неприязненно Алёна. — Боитесь, что-нибудь сопру и выскочу в иллюминатор, что ли?
— Чтоб ты выскочила в иллюминатор — ничего не имею против, — хмыкнул Жора. — А вот насчет спереть… Даже если и захочешь, ничего не выйдет. Придушу раньше, чем ты рыпнешься.
Алёна даже отпрянула. Нет, не столько Жорина грубость откровенная поразила ее, сколько еще более откровенные злоба, ненависть и презрение, звучавшие в каждом звуке, издаваемом Жорой.
— Слушайте, — пробормотала она растерянно, — вы почему так со мной разговариваете? Вы меня первый раз видите, вы меня совершенно не знаете…
— Ну, нашёт того, шё я тебя в первый раз вижу, так это ты зря, — с той же отвратительной интонацией сказал Жора. — И ничего знать про тебя не знаю? Ха! Да с меня достаточно, шё ты с тем гнусавым козлитоном таскаешься.
— Что?! — задохнулась Алёна.
— Шё, шё! — передразнил Жора. — Скажешь, нет? Ты у него постельная принадлежность, у этого кошкодава, или в шпиёнках состоишь за бабки?
— Что?! — снова пробормотала совершенно потрясенная Алёна.
— Да шё ты, как овца, блеешь, будто не понимаешь, шё тебе говорится? — рявкнул Жора. — Я тебя еще на Привозе вчера засек, когда ты за нами с Аликом шпиёнила! Ну и шё ты там наслушалась? Уже донесла гнуснюку, шё я о нем говорил? Авжеж! Я даже знаю, когда ты это сделала! Там, на Лонжероновской, когда на вас какой-то чокнутый бабайкер наехал.
— Чокнутый бабайкер?! — расхохоталась Алёна. — Прелесть какая! Какой-то, главное! Можно подумать, вы его не знаете!
— А с каких щей я должен его знать? — настороженно уставился на нее Жора. — Это тебе твой гнусавый Арнольдик так сказал?
— Слушайте, почему вы постоянно называете Арнольда гнусавым? — не выдержала Алёна. — Впрочем, возможно, у нас разные понятия о том, что вообще такое гнусавость? По-моему, это как раз вы ужасно гнусавите.
— Ну, это по-твоему, — небрежно отмахнулся Жора. — А по правде, твой хахаль с детства гунявым был. Только два года назад раскошелился на операцию своего шнобеля и завякал более-менее членораздельно.
— Ну, вы так говорите, будто улучшить свой речевой аппарат — это уголовное преступление или что-то постыдное, — зло сказала Алёна.
— Не, не постыдное, — покладисто кивнул Жора. — Постыдно так лизаться и тискаться со всякой чмой, как ты с Арнольдиком лизалась и тискалась.
— Что? — прошипела Алёна, приподнимаясь. — Ах ты…
Дверь распахнулась и вошел Кирилл, держа поднос. На подносе стояли пузатый графин, почти полный апельсинового сока с плавающими в нем кубиками льда, и три стакана.
— Извольте, — с холодноватой вежливостью изрек Кирилл. — Жора, мы тоже выпьем. Вернее, попьем.
Он разлил сок по стаканам и спросил с явной надеждой в голосе:
— Ну что? Придумали, как вернуться в цивилизованный мир?
И, хотя Алёна до сей минуты об этом даже не думала, она вдруг поняла, как это сделать: надо позвонить на рятувальную станцию. Ведь один из ее номеров почти с точностью схож с телефоном Егора Рыжова, который она отлично помнит. Конечно, мобильник остался в сумке на берегу, но можно не сомневаться: для того чтобы избавиться от внезапной гостьи, Кирилл позволит позвонить со своего телефона.
Да, все прекрасно, но это означает, что обыск здешних тайников откладывается на неопределенное время. Вернее, навсегда. А пока она находится на яхте, есть еще хотя бы призрачный шанс. И поэтому Алёна, с тщательно скрываемым злорадством, напялила маску отчаяния и простонала между двумя глотками восхитительного, живительного сока:
— Нет! Ничего не приходит в голову!
— Конечно, — усмехнулся Кирилл и как-то очень по-свойски похлопал ее по голому плечу. — Но не волнуйтесь так. Выход найден. Я уже узнал в справочной телефон спасательной службы Лонжероновского пляжа, сейчас туда позвоню — и попрошу их прибыть за вами. Хорошая идея?
Он обернулся к Жоре с выражением неприкрытого триумфа на лице, явно ожидая горячего одобрения, но Жорина физиономия кисло сморщилась:
— Зря ты это делаешь, Алик. Я ж тебе говорил, что это Арнольдова шлюшка и она тут…
Алёна вообще была натурой импульсивной, а при прямых и незаслуженных оскорблениях ей вообще удержу не было. А потому недопитый сок оказался немедленно выплеснут в Жорину багровую физиономию.
— Ах ты ж! — вызверился Жора, срываясь с места, но Кирилл, сидевший между ним и Алёной, проворно вытянул сильную загорелую ногу и этим шлагбаумом преградил Жоре путь, да так эффектно, что его колено врезалось Жоре в живот и заставило резко покачнуться.
— Ты шё, Алик?! — возопил Жора возмущенно. — Ты шё ногами машешь?! Да это ж Арнольдикова баба! Да он же со своими блатняками тебя в каталажку почти затолкал! Да он же готов запросто…
— На что способен Арнольдик, я и сам знаю, — сказал Кирилл. — Еще с тех пор, как он свой диплом защищал. Но поскольку перед нами какая-никакая, а все-таки дама…
Он произнес это с таким презрением, что стакан снова качнулся в руке Алёны, на сей раз в сторону Кирилла, но, поскольку он был уже пуст, ничего более не произошло.
— Бить ей морду будет как-то не по-одесски, не по-джентльменски, — продолжал Кирилл. — Поэтому мы отправим ее восвояси невредимой, независимо от того, нечаянно она к нам проникла или нарочно.
— Нарочно?! — фыркнула Алёна с нескрываемой яростью.
Ярость была вызвана просто кошмарной догадливостью Кирилла.
— Нарочно, нарочно! — азартно завопил Жора. — Ну, шё? Мож, все ж кинем ее за борт? В набежавшую волну? Без жилетки?
И он злорадно заржал.
— Ага, и камень к ногам, — с ненавистью добавила Алёна.
— На моей совести и так грехов довольно, — отмахнулся Кирилл. — Поэтому я просто позвоню сейчас на станцию — и, думаю, племянничек немедленно примчится за дядюшкиной зазнобой.
— Какой племянничек? — хором спросили Алёна и Жора, с ненавистью переглянулись — и снова спросили хором:
— Чей племянничек?
— Долго репетировали? — захохотал Кирилл. И тут же посерьезнел: — Я парня не сразу узнал, только недавно вспомнил, когда мы с Лорой сок делали. Она его видела с Арнольдом, говорит — знакомое лицо, и я вспомнил. Ромка его зовут, верно?
