Лиза внимательно разглядывала своего спутника.
За прошедшие дни он сильно изменился.
В его лице, во всем его облике все время чувствовались беспокойство, тревога. Он то и дело поправлял воротник, как будто он был тесен, облизывал губы, оглядывался. Казалось, он чего-то ждет или чего-то боится. В то же время его лицо стало как-то выразительнее, одухотвореннее, чем прежде. И еще – гораздо бледнее. Но возможно, так казалось из-за полутьмы, окутывающей помещение.
– Ты расскажешь мне, что с тобой случилось? – проговорила Лиза, когда официантка положила перед ними меню и отошла.
– Да, непременно! – проговорил он, подняв на нее темные, глубоко запавшие глаза. – Но сначала… сначала ответь мне, что я для тебя значу. Что я значу для тебя на самом деле.
«Вот так номер! Нашел время выяснять отношения!»
Лиза молчала, и он снова заговорил:
– Все эти дни я думал о тебе… думал о нас. И я понял, что у меня нет никого ближе тебя.
«А как же жена? – подумала Лиза, вспомнив трогательную запись на автоответчике. – По той записи не скажешь, что вы совершенно чужие люди!»
Впрочем, вслух она этого не сказала – не хотела начинать нудное, бесконечное, бессмысленное выяснение отношений, и вообще Никита был сегодня такой странный.
Но хотя она ничего не сказала, он словно прочитал ее мысли.
– Жена? Она совершенно не ценит меня, не понимает. Я для нее – только источник материальных благ…
«Сомнительный источник», – подумала Лиза, вспомнив, где он провел последний месяц.
– Да, и как только я потерял работу, она выгнала меня, выкинула, как ненужную вещь!
– И теперь ты надеешься, что я тебя подберу… – пробормотала Лиза, опустив глаза.
Но на этот раз он, казалось, не услышал ее.
– Бета, я должен рассказать тебе многое! – проговорил он, перегнувшись через стол. – За эти дни я очень изменился!
– Вот это, пожалуй, правда! Ты совсем не такой, каким был раньше! Я тебя не узнаю!
Он хотел еще что-то сказать, но в это время к столику подошла официантка.
– Вы готовы сделать заказ?
– Мне только «Кровавую Мэри», – резко ответил Никита. – А тебе? – он повернулся к Лизе. – Ты после работы, наверняка проголодалась, закажи что-нибудь…
Странно, Лиза готова была поклясться, что сам Никита голоден. Глаза его горели, он нервничал и суетился, у сытого мужчины движения гораздо спокойнее.
– Я возьму чашку американо и чизкейк, – решила она.
Едва официантка отошла, Никита перегнулся через стол, взял ее руки в свои – его ладони были очень холодные, просто ледяные, – и заговорил тихим, завораживающим голосом
Терпкий запах осени. Как будто винной пробкой,
Отдает плечо твое. В чьей оно крови?
«Да это стихи, – удивленно подумала Лиза. – Он читает мне стихи! Надо же, лет десять мне никто не читал стихов…»
А он продолжал:
Мы с тобою связаны неправомерной, робкой,
Ненадежной логикой любви.
Я тебе не верю. Мы нисколько не похожи.
Ты еще не пробовала моего вина.
Водяными знаками пульсируют под кожей
Тайных ожиданий письмена.
Что мне, что мне делать с бесконечной этой жаждой?
У тебя в глазах бессмысленно искать ответ,
Ведь, прожив две жизни, умираешь тоже дважды,
Третьей смертью ждет меня рассвет.
Скоро пропоют его назойливые трубы,
Отворят лазурную тюрьму.
Небо золотеет. Я облизываю губы
И склоняюсь к горлу твоему…[Стихи А. Танкова.]
– Что это? – прошептала Лиза, испуганная и пораженная. – Чьи это стихи? Твои?
– Конечно! – проговорил он, сильнее сжав ее руки. – Я написал их для тебя, чтобы лучше объяснить свои чувства…
– Какие странные стихи… – проговорила Лиза и невольно вздрогнула. – Какие страшные…
– Страшные? – переспросил Никита. – Вот уж чего я не хотел – это испугать тебя!
«Да уж, не хотел… – подумала Лиза. – Сначала забрался в мою машину, потом это…»
Но она должна была признаться самой себе, что странные стихи Никиты произвели на нее сильное впечатление. И сегодняшний Никита был интереснее прежнего. Во всяком случае, он не казался таким пустым и поверхностным. В нем что-то было, какая-то тайна. Во всяком случае, это был не тот пижон, который охмурял на корпоративах молоденьких дурочек.
Дурочек вроде нее.
Официантка снова подошла к их столу, поставила коктейль, кофе, чизкейк и удалилась.
Никита схватил стакан с красной жидкостью с какой-то странной жадностью, сделал глоток, другой, но тут же на его лице проступило недовольство, даже отвращение, он отставил стакан, причем Лиза думала даже, что он бросит стакан на пол. Но он сдержался и снова взял Лизу за руки.
– Выслушай меня! – проговорил он тихим, взволнованным голосом. – Я должен так много тебе сказать! Это очень важно – не только для меня, для нас обоих…
Как долго она ждала таких слов! Как часто раньше, в начале их знакомства она просыпалась ночью и представляла, как Никита приходит к ней и говорит, что он много думал о них и должен сказать ей важное, потому что от этого зависит их общее будущее. Не дождалась. И ждать перестала. А потом зачем-то тянула, боялась остаться одна, после ей было его жалко…
Лиза поймала себя на том, что сейчас он не вызывает жалости.
– Я слушаю! – сухо сказала она и попыталась отнять руки, но он сжимал их как в клещах. – Я давно тебя слушаю, но ты толком ничего не говоришь! Ты должен мне многое рассказать – начни хотя бы с того, что с тобой случилось в том ужасном доме. Ведь я была уверена, что ты умер, я не сомневалась в этом…
– Ах, это! – он поморщился. – Люди еще так мало знают… Представь, каждый год несколько тысяч человек хоронят живыми! Иногда самый лучший врач может ошибиться!
– Вот как… – Лиза вспомнила его тело, лежащее на ступенях, его неживое лицо, и как она минут сорок провела, держа на коленях его голову. – Возможно… но все же…
– Подожди, – перебил ее Никита. – Мы говорим не то, не о том! Нужно думать не о прошлом, а о будущем! В прошлом у нас было много ошибок, много обид, но будущее… будущее будет совсем другим!
– Будущее? – Лиза поморщилась. – О чем ты говоришь? Разве у нас есть будущее? Ведь наши обстоятельства не изменились! Для начала, где ты собираешься жить? Жена тебя, насколько я понимаю, выгнала, у меня дома – Капа… Снимать квартиру? Но я зарабатываю не слишком много, а ты вообще безработный…
– Бета, Бета, о чем ты говоришь?! – воскликнул Никита, еще сильнее сжав ее руки. – Это такая ерунда, такие мелочи в сравнении с тем будущим, которое вот-вот откроется перед тобой! Где жить? Да хоть в том доме, куда ты ко мне приезжала!
– В том доме? – Лиза невольно вздрогнула. – Благодарю покорно! Этот холодный полуразрушенный сарай без всяких удобств, без отопления, без мебели… да это еще полбеды, это можно пережить, но там у меня было такое чувство, будто за мной кто-то следит, кто-то или что-то, я все время ощущала в доме присутствие чего-то злого и страшного! Это ужасный дом!
– Ну, это бывает, особенно у женщин! – Никита улыбнулся одними губами. – Это пройдет. На самом деле тот дом, если привыкнуть к нему, если прислушаться и приглядеться, обладает собственной душой, собственным характером, не то что современные панельные страшилища. Я уверен, что мы с тобой будем там счастливы. Ты говоришь, что там холодно? Но я согрею тебя своей любовью! А какие прекрасные ночные прогулки мы будем там совершать!
– Ночные? – удивленно переспросила Лиза, подняв на него глаза. – Почему ночные?
– Потому что ночью окрестности того дома прекрасны! Представь озаренные луной холмы, деревья, выстроившиеся вдоль дороги, как заколдованные рыцари… вообще ночь куда красивее, куда удивительнее, чем день! День – это время вульгарности, время примитивных радостей, время толпы. Ночь – это время волшебства, время тайны, время прекрасных одиночек.
Никита перегнулся через стол, пристально уставился на Лизу темными глубокими глазами.
– Я научу тебя любить ночь! Я научу тебя ее удивительному языку, языку лунного света и таящейся во тьме тайны!
Лиза с удивлением слушала его – и с еще большим удивлением прислушивалась к себе.
Слова Никиты непонятным образом околдовывали ее, одурманивали, окутывали, как кокон окутывает гусеницу перед тем, как она превратится в бабочку.
– Да, да! – шептал Никита, снова непостижимым образом проникая в ее мысли. – Так и будет! Из вульгарной гусеницы ты превратишься в прекрасную бабочку, в волшебную ночную красавицу! И я помогу тебе в этом превращении! Тебе нужно только довериться мне, только не сопротивляться…
Слова Никиты обволакивали Лизу, затягивали ее в вязкую, мягкую, податливую полутьму. Она ничего не слышала, кроме этих слов, странных и завораживающих, ничего не видела, кроме темных, бездонных глаз Никиты. Ее окутывал тусклый серебристый туман, сквозь который пробивались мертвенные лунные лучи. У нее не осталось своей воли, не осталось собственных мыслей, собственных желаний. Она готова была идти за Никитой куда угодно и делать все, что он от нее потребует. Впрочем, разве он потребует от нее чего-то трудного, чего-то дурного? Ведь он любит ее…
